Брежнев - Леонид Млечин

А Зимянину пришлось опять уехать из республики, да еще и объясняться относительно своих отношений с Берией. Его вновь определили в Министерство иностранных дел. В 1956 году его отправили послом во Вьетнам, через четыре года перевели в Чехословакию. В 1965 году Михаила Васильевича назначили заместителем министра иностранных дел. Но тут понадобился главный редактор «Правды».

Главную партийную газеты возглавлял академик Алексей Матвеевич Румянцев. До того — шеф-редактор межпартийного журнала «Проблемы мира и социализма», издававшегося в Праге. По всеобщим отзывам, Румянцев был антисталинистом, поощрявшим дух свободы и творчества.

Его быстро перевели в Академию наук и вспомнили об опытном идеологическом работнике Зимянине. Михаил Васильевич сразу занял жесткую линию.

Ко дню космонавтики Твардовский написал стихотворение о Гагарине, отдал его в «Правду». Когда приехал вычитать гранку, редактора отдела на месте не оказалось. С Твардовским встретился сам Зимянин:

— Стихи очень искренние, трогающие, не говорю уже о мастерстве — я преклоняюсь. Но с политической стороны… Недостаточно чувства патриотизма, не сказано даже, что это партия послала его в космос. Стихи, извините меня, беспартийные…

Пораженный таким отзывом, Твардовский резко сказал:

— Хорошо, снимите их…

Зимянину такая прямота была неприятна:

— Что же вы сразу с позиции обиды? Я вам по-товарищески, а вы…

— Не с позиции обиды, — пояснил разгневанный Твардовский, — а с позиции достоинства серьезного автора, которому говорят детские вещи. Если вы не усматриваете в этом стихотворении патриотического чувства, то, повторяю, не затрудняйтесь, снимите.

— Вот вы как, — произнес Зимянин.

— Да, я старше вас возрастом, а в литературном деле — опытом.

— С позиции обиды… — Главный редактор «Правды» никак не мог найти нужных слов.

— Да никакой обиды. Вы меня вовсе не обидели, вы себя обидели.

— Что же вы меня шпыняете такими словами? — обиделся Зимянин.

— Каким «словами»? Снимите стихи. Тем более что я над ними еще работал и внес значительные поправки.

— Хорошо.

Зимянин снял из номера стихи Твардовского, хотя тогда любая советская газета считала за честь публиковать любимого народом поэта.

Заместитель Зимянина по «Правде» Борис Стукалин называет его человеком «кристальной чистоты». По его словам, однажды поздно вечером, ожидая из типографии сигнальный экземпляр газеты, чтобы подписать его в печать, Зимянин сказал:

— Вот что, Борис, давай условимся — пока нам доверено работать здесь, будем держаться до конца. Если «Правда» дрогнет, прогнется под давлением политиканов-временщиков, подхалимов и карьеристов или сама не устоит перед соблазном угодить высокому начальству, плотина будет прорвана и все вернется на круги своя, да еще в самом худшем варианте. Будем служить не лицам, а делу — пусть это станет нашим девизом, если хочешь, клятвой, хотя, как ты знаешь, не люблю громких слов.

Стукалин вспоминал, что в 1966 году правдист Сергей Борзенко написал статью, в которой воспевал военные подвиги Брежнева. Но команды восхвалять генсека еще не было.

А еще Андрей Платонов когда-то говорил, что не всякое угодливое слово нравится властям. Надо, чтобы это лакейское слово было сказано вовремя. Не годится, если оно произнесено с опозданием, и оно часто вызывает гнев, если высказано до срока, — власти терпеть не могут забегальщиков.

Борис Стукалин отредактировал материал, сократив описание брежневских подвигов. Показал правку Зимянину. Тот одобрил. Но, по словам Стукалина, главному редактору «Правды» позвонил крайне раздраженный помощник Брежнева Виктор Голиков:

— Михаил Васильевич, нам непонятно ваше отношение к Леониду Ильичу. Газета ведет какую-то странную линию. Вам, может быть, не нравится генеральный секретарь?

Однако, верятно, Борис Стукалин преувеличивает храбрость Зимянина. Или тот быстро перестроился.

«Секретарь ЦК КПСС Зимянин, которого я сменил на посту главного редактора „Правды“, — писал Виктор Афанасьев, — как-то упрекнул меня, что в трех передовых статьях газеты не упомянута фамилия Брежнева. Я, конечно же, обещал исправиться».

Виктор Афанасьев, похоже, был более самостоятельным человеком, чем его предшественник. Один из правдистов вспоминал, как осенью 1979 года на утренней редколлегии главный редактор сказал:

— Да, вот еще что. Мы все, конечно, забыли, а Брежнев помнит. Позвонил сегодня: дескать, уже пятнадцать лет руководит партией и страной. Слушайте, может, действительно откликнемся какой-нибудь заметкой?

Речь шла о пятнадцатилетии пребывания Леонида Ильича Брежнева у власти…

«Правда» была очень влиятельной в ту пору. Отдел сельского хозяйства ЦК, вспоминал работавший тогда в газете Александр Иванович Волков, адресовал секретариату ЦК жалобу на выступления газеты по экономическим вопросам. Причем выражалось недовольство самой линией газеты в освещении сельскохозяйственной тематики. Жалобу поддержал член политбюро и секретарь ЦК Федор Кулаков. Редакция чувствовала себя уверенно и отправила в ЦК аргументированный ответ. На Старой площади не стали устраивать разбор. Фактически это была победа газеты.

Когда Зимянина избрали секретарем ЦК, Александр Бовин, поздравляя, выразил надежду, что неприятных сюрпризов по идеологической части не будет.

— Выше головы не прыгнешь! — обреченно ответил Зимянин.

«Да он, по-моему, и не прыгал, — писал Бовин. — Наоборот. Стал ходить пригнувшись…»

В нем проявились малосимпатичные качества, которые не были заметны на редакторском посту.

Однажды Георгий Смирнов, руководивший тогда отделом пропаганды, заговорил с Зимяниным о том, что диссиденты, самиздат почему-то оказались монополией Пятого управления КГБ. Диссидентов сажают, высылают за границу, отправляют в психушки. Но идеи можно одолеть только идеями, а партийные организации остались в стороне.

Зимянин возмутился самой постановкой вопроса:

— Ты что же, из партии хочешь дискуссионный клуб устроить?

С комсомольских времен Зимянин был в хороших отношениях с председателем КГБ Андроповым. Александр Яковлев как-то зашел к секретарю ЦК Зимянину. Во время разговора раздался звонок Андропова. Михаил Васильевич сделал знак гостю молчать. Все его ответы Андропову сводились к одному слову:

— Есть!

После разговора он облегченно вздохнул:

— Ты не говори, что присутствовал при разговоре.

Яковлев пытался о чем-то расспросить, но беседа не получилась. Гость встал, чтобы попрощаться, Зимянин пошел его проводить. Дошел до коридора и там буркнул: