Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Несколько недель Николай пребывал в такой ужасной депрессии, которая была куда хуже одиночества, избранно­го Александрой. Он уже не совершал свои знаменитые ут­ренние прогулки пешком, к которым так привык.

Казалось, им овладевала накопившаяся столетиями уста­лость. Никто не осмеливался подойти к нему, никто, кроме жены и детей. Он подолгу стоял в парке, глядя на проплы­вающие над головой облака.

Первую аудиенцию он дал Родзянко, который пришел к нему, чтобы обсудить множество повседневных проблем, проблем, которые было не так просто решить, — снабжение войск, организация санитарных поездов, нехватка боепри­пасов, упорное продвижение вперед противника. Этот го­сударственный муж что-то говорил царю, а тот, подойдя к окну, прошептал:

— Вы только посмотрите, какое чистое небо над головой! Какие красивые леса вокруг! Какая тишина! Вот где по-на- стоящему отдыхаешь душой! Забываешь обо всех интригах, о всех треволнениях. Как здесь близко подходишь к Богу!

Как глава государства он знал, что духовный отдых, пе­редышка, ему не предназначены Судьбой. Даже если все считали продолжение войны делом бессмысленным, он дол­жен был притворяться, проявлять смелость, не утрачивать надежды...

Он вызвал генерала Гурко и передал ему патриотическое воззвание, с которым он хотел обратиться к армии, в кото­рую все еще верил.

«Час мира еще не пробил, Россия еще не выполнила всех обязательств, навязанных ей этой войной, — среди многих других, — право свободного использования проливов для судоходства, завоевание Константинополя, а также восста­новление независимой Польши.

Так будем же неколебимы в своей вере в скорую победу!

Бог благословит наши армии. Он откроет им источник вечной славы и пожалует нам мир, мир, достойный наших героических подвигов, и будущие поколения будут благого­вейно хранить по вас святую память!»

Сети клеветы все плотнее окутывали несчастную Алек­сандру. Все посетители, побывавшие в рабочем кабинете паря, в один голос утверждали, что монарх находится в ужас­ном состоянии глубокой депрессии, и в связи с этим обви­няли императрицу в том, что это она подсыпала ему какого наркотического снадобья. Любая ложь, любая пакость, все использовалось, ее хулители ничем не брезговали, лишь бы побольше досадить этой мужественной женщине, которая лишь впустую растрачивала всю свою энергию.

Ее заклятые враги забывали об одном, — что она здесь была ни при чем, царь уже и без нее давно все больше ста­новился неврастеником.

Год 1917-й наступил в обстановке полного упадничества. С каждым днем Николай выражал все большее безразличие к несчастьям, обрушивающимся на Россию, Александра, на­против, демонстрировала свое героическое мужество, была активной и деятельной.

В отличие от царя она знала о тех ужасных предсказани­ях Распутина: «Если я умру, если вы покинете меня, то по­теряете и сына, и корону за шесть месяцев».

В отличие от Николая она еще чувствовала под ногами твердую почву, ее окружали дети, — сын и ее дочери, — и она не имела права поддаваться отчаянию, терять последнюю надежду. Наплевать ей на все новые преграды, все более непреодолимые, которые множились с каждым днем. Глав­ное — это любовь, которая без изъяна, любовь единствен­ная, уникальная, которая останется у нее на всю жизнь, та­кая чистая, неоскверняемая. Она была ей благодарна, преж­де всего, ей, потом России, своему сыну за то, что сумела сохранить хладнокровие, и искала в молитвах, в своих ме­дитациях свет Божий, который поможет ей справиться со всеми проблемами. Эта замечательная женщина, слишком недооцененная историками, продемонстрировала всем силу своего характера, и все различие в темпераментах, ее и ее мужа.

Александра со своей энергией, со своей склонностью все­гда побеждать, сумела отсрочить заговор по ее физическо­му устранению, который все плели вокруг нее.

Ее обвиняли в проведении политики с присущим ей фа­тальным деспотизмом. Увы! Как же она могла проводить такую безрассудную политику, если она была незнакома с государственными делами, а ее жизнь в постоянном беспо­койстве за своего сына, ее роль первой сестры милосердия империи, несущей ответственность за соблюдение гигиены и сохранение здоровья, как на фронте, так и в тылу, не дава­ли ей возможности принимать участие в правительственных интригах.

Она оставалась глухой, может и напрасно, ко всем тем, кто болтал о падении престижа империи и императора.

Но как просто было всем этим предателям, которые с каждым днем все больше завладевали рычагами войны и правительства, обвинять ее в обратном. Они ничем не пре­небрегали, использовали все, чтобы доказать, что она куда больше немка, чем русская, и стремится заставить царя за­ключить тайный договор с его врагами, договор, направлен­ный против интересов народа.

Как раз наоборот, — всем своим существом, всеми свои­ми силами, теряя душевное равновесие, старалась она раз­жечь в Николае огонь борьбы, пламя умелой защиты, свя­щенное желание превзойти самого себя как высшего прави­теля страны, короче говоря, царствовать как должно.

* * *

Летом 1915 года после побед, одержанных немцами, Ставку пришлось перенести из Барановичей в Могилев. Здесь верховный главнокомандующий со своим штабом располагался в доме генерал-губернатора, в большом особ­няке на холме, у излучины реки. Здесь Николай II, цели­ком осознавая свою великую ответственность перед Исто­рией и перед Богом, исполнял свои обязанности главноко­мандующего.

Шаг у него стал куда тверже, спина — прямее, и об оди­ночестве теперь приходилось только мечтать.

В этом с виду робком, закрытом человеке, скрывалась беспокойная личность, личность самодержца, упрямого, решительно настроенного, который несмотря на все собы­тия, препятствовавшие этому, стремился удерживать свой пост абсолютного монарха.

Не пребывал ли он в постоянном конфликте с самим со­бой?

Постоянно терзаемый суевериями, которые не имели никакого отношения, как утверждают, к влиянию, оказы­ваемому на него Распутиным с царицей, он никак не мог преодолеть своих тревог, недоверия, кризов мистицизма, которые часто разрушали все планы высшей власти про­явить свою силу в отношении тех, кто плохо служил ко­роне.

А в это время уже созревал заговор. Было известно, что никакими уступками разоружить Думу не удастся, что уг­роза революции становится все более реальной с каждым днем. Николай попытался сформировать «правительство удачи». Нужно было придать его политике нейтральный оттенок, чтобы получить гарантированную возможность заниматься исключительно вопросами войны, которая ста­новилась все более ожесточенной с каждым днем, и начать готовить крупную кампанию 1917 года, который так сквер­но начинался...