Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

1915 года события на фронте развивались под зловещими знамениями.

Русский народ со своей щедрой славянской душой, столь необъятной, что вмещала всю полноту отчаяния и всю бес­крайнюю радость, приносил в жертву сотни тысяч людей, предпринимал громадные, но плохо скоординированные усилия, чтобы выполнить свой долг, победить врага.

Многие раненые, возвращавшиеся с фронта, говорили своим лечащим врачам:

— Наши товарищи там умирают ни за понюшку табаку, мы останемся калеками навсегда, и что же мы за все наши увечья получим? Ценой громадных потерь мы спасли фран­цузов и англичан от катастрофы, приняли на себя главное немецкое наступление. Но все это время наши союзники только критикуют нас, строго судят все наши просчеты, не только не жалеют нас, но еше и обвиняют в том, что мы не выполняем взятых на себя обязательств. Они оказывают поддержку руководителям этих подлых революционеров!

Такие горькие слова слышались все чаще, они меняли сознание тех, кто еше верил в поражение Германии.

Знаменитый журналист Булацель написал такую крича­щую фразу: «Англия будет воевать до последней капли кро­ви русского солдата». Его статья стала сенсацией.

От журналиста строго потребовали, чтобы он принес свои извинения английскому послу в Санкт-Петербурге, сэру Бьюкенену. Но многие люди одобряли все то, что писал этот журналист и были целиком с ним согласны. В конце концов к Англии обратились с просьбой отозвать сэра Джорджа Бьюкенена.

Лондон отказался это сделать. Между двумя генеральны­ми штабами — русским и английским — все больше утвер­ждался климат взаимного недоверия. Какую игру на самом деле вела Англия? Вдруг все словно прозрели, — оказывает­ся, и само название столицы — немецкое! Тут же Санкт- Петербург был переименован в Петроград.

В окружении царя, при дворе и в армии, множество ге­нералов, министров и фрейлин носили немецкие фамилии, и когда стали поступать сообщения о первых поражениях русских армий, то многие "в своей детской непосредствен­ности стали искать среди этих лиц признаки измены!

Более того, сам тот факт, что Россия сражалась на стороне демократических стран против монархий Центральной Евро­пы, превращался в обоюдоострый меч в руках русского царя.

...Шли месяцы. Все чаще слухи о кровавых поражениях русских ранили гордыню толпы, лишали ее надежды.

Революционеры, которые совсем не затаились, теперь искали любой предлог, чтобы обращать свою так называе­мую пропаганду против Германии в злейшую кампанию против монархических идей.

Опытные подрывники разжигали в умах рабочих глухую ненависть к императрице. Ее теперь не называли иначе кро­ме как «немка».

К тому же ее слепая страсть к Распутину вызывала почти у всех желание ее побольнее унизить. Говорили, что этот «проклятый монах» хотел заставить царя подписать сепарат­ный мирный договор, Его обвиняли даже в шпионаже. А ее — в порочных склонностях. Доходили до ужасных утвержде­ний, что царь лишился всякой власти, что теперь Распутин правит Россией.

Александра не желала слышать все эти чудовищные об­винения в адрес «старца». Небо над империей все темнело, с каждым днем война становилась все более жестокой, а ее исход все более неопределенным, и императрица все глуб­же погружалась в религию, и делала то, что считала своим долгом для отстаивания священных основ православной веры.

Она знала, что она непопулярна среди народа, но она его все равно любила, любила искренне, ведь это он, этот народ, позволил ей сесть на трон рядом с Николаем, на трон Рома­новых. Она упрямо отказывалась верить в возможную рево­люцию в России. И если ее провоцировали, осмеливались в ее присутствии говорить об этом, она неизбежно, холодным тоном, отвечала: «Только эта гнилая аристократия, окружа­ющая нас, способна организовать заговор и осуществить революцию. Слава Богу, есть еще народ!»

Из-за постоянно ухудшающегося положения на фронтах, царь был вынужден возложить на себя верховное командо­вание русской армией, а великого князя Николая Николае­вича отправить на Кавказ в качестве наместника и коман­дующего Закавказской русской армией.

Александра волей-неволей в такой ситуации становилась регентшей.

Лето 1915 года стало весьма драматичным для империи, и знаменовало собой необычную дезорганизацию в армии, которая проигрывала одно сражение за другим. На всем гро­мадном протяжении фронта, от Балтийского моря до Кар­патских гор, русские армии, несмотря на проявляемые чу­деса героизма, постоянно отступали.

Николай стал образцом мужества, самоотречения, что уже ставило его гораздо выше всех остальных государей, которые принимали участие в этой темной европейской авантюре.

Когда французский посол в России Морис Палеолог вы­разил свое искреннее беспокойство по поводу того, что царь напрасно рискует своей жизнью, находясь на передовой, тот ему ответил: «Может и нужно стать искупительной жертвой ради спасения России. Что ж, я и стану такой жертвой. Да сбудется во всем воля Божия!»

Вод в такой мрачной атмосфере, в которой отчаяние шло рука об руку с недоверием, а народ становился внушающим беспокойство, даже враждебно настроенным стадом, в выс­ших кругах, в царском окружении началась беспощадная борьба с Распутиным. Этот развратник-бродяга, как утвер­ждали, стал близким советником царицы и теперь искал любые способы, чтобы заставить царя подписать сепаратный мире Германией.

Все эти обвинители, однако, умалчивали об одном, — что такой сепаратный мир, которого на самом деле хотел Рас­путин, на деле означал окончание кровавой бойни на фрон­те, прекращение голода в русских губерниях, а его способ­ности ясновидящего подсказывали ему, что продолжение военного конфликта может привести только к еще большим смертям, катастрофам, гибельным опасностям для всей страны.

Другие политические и идейные течения, сторонники Ленина, многие промышленники, которые мечтали еще больше обогатиться в смутное время революции, — уже ус­пешно предавали национальные интересы, и, по сути дела, готовили страну к прекращению боевых действий с Герма­нией.

В такой трагической обстановке царивших повсюду страшных беспорядков депутаты Думы поклялись убрать мешавшего им всем «старца». Родзянко, Пуришкевич и другие депутаты решили расправиться с Распутиным, убить его.

Вероятно, им помогал сам дьявол, коли они для этого выбрали холеную, обтянутую тонкой лайковой перчаткой руку этого красивого извращенца князя Юсупова, который сумел совершить подлое предательство, достойное веролом­ства Борджии или Медичи, и заманить «старца» однажды но­чью в свой дворец на набережной Мойки. Он был очарован миловидностью своего будущего убийцы, который с помо­щью нескольких помощников уготовил Распутину самую отвратительную, самую гнусную смерть, подобной которой не сыскать в анналах истории преступлений, совершенных на протяжении многих веков.