Ученик убийцы - Робин Хобб

— Что происходит? — осмелился спросить я.

— Наш «жертвенный», э-э, как это вы говорите, король Эйод будет приветствовать вас. И он покажет вам всем свою дочь, которая будет вашей «жертвенной», хмм а-а, королевой. И своего сына, который будет править вместо нее здесь. — Она спотыкалась, объясняя мне, делая многочисленные паузы и получая множество подбадривающих кивков от меня. С большими сложностями она все же объяснила мне, что женщина, стоящая подле короля Эйода, была ее племянницей. Я умудрился сделать неуклюжий комплимент по поводу того, что она выглядит и здоровой, и сильной. В то мгновение это казалось самым добрым словом, которое я только мог сказать об этой женщине, стоящей возле своего короля. У нее были густые светлые волосы, к которым я уже начал привыкать в Джампи. Часть их была заплетена и уложена кольцами вокруг головы, остальные спадали на спину. Ее лицо было серьезным, обнаженные руки выглядели сильными и мускулистыми. Мужчина по другую сторону короля Эйода был старше, но тем не менее они походили друг на друга как две капли воды, за исключением того, что его волосы были острижены значительно короче и доходили до воротника. У него были такие же нефритовые глаза, прямой нос и торжественное выражение лица. Когда я смог спросить старую женщину, был ли он тоже ее родственником, она улыбнулась, как будто я был немного туповат, и ответила, что, конечно, это ее племянник. Потом она шикнула на меня, как будто я был ребенком, потому что заговорил король Эйод.

Он говорил медленно и тщательно выговаривал слова, но тем не менее я был рад своим беседам с носильщицами, потому что смог понять большую часть его речи. Он официально приветствовал всех нас, включая Регала, потому что первоначально он приветствовал принца только как эмиссара короля Шрюда, а теперь приветствует его как символ присутствия находящегося вдали Верити. Август был включен в это приветствие, и обоим им было вручено несколько подарков: украшенные сверкающими камнями кинжалы, драгоценные благовония и роскошные меховые накидки. Когда накидки были надеты им на плечи, я с досадой подумал, что оба они теперь выглядят скорее как декорация, чем как принцы, контрастируя с просто одетыми королем Эйодом и его приближенными. Регал и Август были увешаны кольцами и браслетами, одеяния их были сшиты из богатой ткани. Покрой не предполагал ни экономии материала, ни использования нарядов в качестве рабочей одежды. Оба принца казались фатоватыми и бесполезными, но я надеялся, что хозяева дворца подумают, что такой странный вид просто является частью наших иностранных обычаев.

И потом, к моему крайнему огорчению, король попросил выйти вперед своего помощника и представил его собравшимся как принца Руриска. А женщина, конечно же, была принцесса Кетриккен, нареченная Верити.

И наконец я понял, что те, кто нес наши носилки и встречал нас пряниками и вином, были не слуги, а женщины королевской семьи — бабушки, тетушки и двоюродные сестры невесты Верити, следующие традициям Джампи в услужении своему народу. Мне было страшно подумать о том, что я разговаривал с ними так фамильярно и просто, и я снова мысленно обругал Регала за то, что он не позаботился прислать нам более подробное описание их обычаев вместо того длинного списка одежды и шляп, которые хотел получить. Старая женщина рядом со мной оказалась родной сестрой короля. Думаю, она почувствовала мое смущение, потому что ласково похлопала меня по плечу и улыбнулась, увидев, как я покраснел и, заикаясь, пытался пробормотать извинения.

— Потому что ты не сделал ничего, за что тебе следовало бы стыдиться, — успокоила она и потом попросила меня называть ее не «моя леди», а Джонки.

Я смотрел, как Август преподносит принцессе драгоценности, выбранные Верити. Там была сеть, чтобы покрывать волосы, сделанная из тонкой серебряной цепочки, украшенная красными драгоценными камнями, и серебряное ожерелье с более крупными камнями. Был еще серебряный обруч, в виде виноградной лозы, полный звенящих ключей, — как объяснил Август, это были ключи от комнат замка в Баккипе, — и восемь простых серебряных колец. Она стояла неподвижно, пока Регал собственноручно украшал ее. Я подумал про себя, что серебро с красными камнями лучше выглядело бы на более темной женщине, но ослепительная улыбка Кетриккен выдавала ее детский восторг. И вокруг меня люди поворачивались друг к другу и одобрительно переговаривались, видя, что их принцесса так красиво украшена. Возможно, подумал я, ей нравятся наши чужеземные цвета и украшения.

Я был благодарен краткости речи короля Эйода, которая за этим последовала. Он лишь добавил, что просит нас чувствовать себя как дома и предлагает отдохнуть, расслабиться и наслаждаться городом. Если нам что-нибудь нужно, мы должны просто спросить кого угодно и нам попытаются помочь. Завтра в полдень начнется трехдневная церемония Соединения, и он хотел бы, чтобы мы все достаточно хорошо отдохнули, чтобы как следует насладиться ею. Потом он и его дети спустились, чтобы смешаться с толпой гостей, так свободно, как будто все мы были солдатами одного полка.

Джонки, по-видимому, решила оставаться со мной, и не было никакого вежливого способа избежать ее общества, так что я решил как можно больше и как можно быстрее разузнать о горных обычаях. Но первым делом она решила представить меня принцу и принцессе. Они стояли с Августом, который объяснял, как Верити через него будет следить за церемонией. Он говорил очень громко, как будто это как-то могло помочь им понять его. Джонки немного послушала, потом, видимо, решила, что Август закончил. Она заговорила, как будто мы все были дети, получившие по пирожному на то время, пока наши отцы беседуют.

— Руриск, Кетриккен, этот молодой человек очень заинтересовался нашими садами. Может быть, позже нам удастся устроить, чтобы он поговорил с теми, кто ухаживает за ними. — Она, по-видимому, обращалась именно к Кетриккен, когда прибавила: — Его зовут Фитц Чивэл.

Август внезапно нахмурился и поправил ее:

— Фитц. Бастард.

Кетриккен казалась шокированной этим оскорбительным представлением, но открытое лицо Руриска как-то потемнело. Очень легко он обратился ко мне, повернувшись плечом к Августу. Это было сделано очень изящно, но даже и в таком виде этот жест не требовал объяснения ни на каком языке.

— Да, — сказал он, переходя на чьюрда и глядя мне прямо в глаза, — ваш отец говорил мне о вас, когда я в последний раз видел его. Мне горько было услышать о его смерти. Он многое сделал для укрепления связей между нашими народами.

— Вы знали моего отца? — глупо спросил я.