Ученик убийцы - Робин Хобб

Мы недалеко ушли по извивающейся улице, ведущей в город, когда нас встретила стайка носилок, которые несли высокие женщины чьюрда. Нас искренне пригласили залезть в эти носилки и отправиться на них в город, и последовали горячие извинения по поводу того, что мы так утомлены нашим путешествием. Август, Северенс, старшие лорды и большинство леди из нашего каравана казались только довольными преимуществами этого предложения, но мне перспектива быть внесенным в город казалась оскорбительной. Однако было бы еще более грубо отвергнуть их вежливую настойчивость, и поэтому я отдал свой сундучок мальчику, явно младше меня, и влез в носилки. Их несла женщина, достаточно старая, чтобы быть моей бабушкой. Я вспыхнул, увидев, с каким любопытством смотрит на нас народ на улицах и как они быстро переговариваются между собой при виде нас. Я видел несколько других носилок, и в них сидели люди явно старые и немощные. Я сжал зубы и пытался не думать о том, что Верити почувствовал бы при таком проявлении невежества. Я пытался приветливо смотреть на тех, мимо которых мы проезжали, и старался, чтобы на моем лице отражалось восхищение их садами и прекрасными зданиями.

Видимо, я преуспел в этом, потому что вскоре мои носилки начали двигаться медленнее, чтобы дать мне время разглядеть окружающее и чтобы женщины могли указать на все, что я мог пропустить или не заметить. Они говорили со мной на чьюрда и были в восторге, обнаружив, что я, хоть и с трудом, понимаю их язык. Чейд научил меня тому немногому, что знал сам, но не подготовил к тому, насколько музыкальным был этот язык, и я вскоре понял, что высота тона имеет такое же значение, как и звуки слова. К счастью, я хорошо улавливал такие вещи, поэтому мужественно вслепую ринулся в беседу со своими носильщиками, решив, что после этого смогу успешнее вести беседы во дворце и уже не буду больше выглядеть таким чужеземным дурнем. Одна женщина взяла на себя обязанность рассказывать мне обо всем, мимо чего мы проходили. Ее звали Джонки, и когда я сказал ей, что меня зовут Фитц Чивэл, она несколько раз пробормотала это про себя, чтобы лучше запомнить.

С огромным трудом я убедил моих носильщиц один раз остановиться и позволить мне слезть, чтобы осмотреть один сад. Меня привлекли не яркие цветы, а то, что, как мне показалось, было каким-то видом ивы, росшей спиралями и завитками, в отличие от прямой ивы, к которой я привык. Я провел пальцами по мягкой коре одной ветки и почувствовал уверенность, что я мог бы попросить разрешения срезать отводок, но не осмелился взять кусочек коры, опасаясь, что это может быть воспринято как грубость. Одна старая женщина остановилась около меня, улыбнулась и потом провела рукой по верхушкам низкорослой травы с мелкими листьями, растущей на грядке под деревом. Аромат, который поднимался от потревоженных листьев, ошеломил меня, и она громко засмеялась при виде восторга на моем лице. Мне хотелось задержаться подольше, но мои носильщицы выразительно меня поторапливали — нам было необходимо догнать остальных, прежде чем они дойдут до дворца. Я понял, что нам предстоит официальное приветствие, которое я не должен пропустить.

Наша процессия вилась вверх по расположенной террасами улице все выше и выше, и наконец наши носилки были опущены перед дворцом, который представлял собой группу ярких строений, похожих на бутоны. Главные здания были пурпурного цвета с белыми верхушками и напомнили мне люпин, растущий вдоль дорог, и прибрежный цветущий горошек Баккипа. Я стоял около своих носилок, разглядывая дворец, но когда повернулся выразить свой восторг моим носильщицам, они уже исчезли. Они появились снова через несколько мгновений, одетые в шафран и лазурь, персик и розу, как и другие носильщицы, и ходили среди нас, предлагая миски с ароматической водой и мягкую ткань, чтобы смыть пыль и усталость с наших лиц и шей. Мальчики и молодые мужчины, в синих подпоясанных туниках, разносили ягодное вино и крошечные медовые пряники. Когда мы умылись и отведали вина и меда, нас пригласили во дворец.

Внутренность дворца была для меня такой же чуждой, как и остальной Джампи. Огромная центральная колонна поддерживала главное сооружение, а самое поверхностное исследование обнаружило, что это необъятный ствол дерева со вздутиями корней, все еще заметных под камнями, вымостившими пол помещения. Грациозно изогнутые стены поддерживались такими же деревьями, и через много дней я обнаружил, что «выращивание» дворца заняло почти сто лет. Центральное дерево было выбрано, площадка расчищена, и потом был посажен круг поддерживающих деревьев. За ними ухаживали и по мере их роста придавали им форму при помощи веревок и обрезки, так что все они склонялись к центральному дереву. В какой-то момент времени все остальные ветви были обрезаны и верхушки перевиты вместе, чтобы сформировать крону. Потом были созданы стены, сперва из слоя тонкой ткани, которая потом была покрыта лаком для твердости, и на нее слой за слоем накладывали прочный материал, сделанный из коры. Кора была сверху обмазана особенной местной глиной и покрыта слоем яркой смолистой краски. Мне так и не удалось выяснить, все ли здания в городе были созданы с таким трудом, но «выращивание» этого дворца дало его создателям возможность придать ему живую грацию, которую никогда бы не мог выразить камень. Необъятное помещение было открытым, не похожим на Большой зал в Баккипе с примерно таким же количеством очагов. Здесь были установлены столы и устроены места для стряпни, ткачества и прядения и всех прочих принадлежностей огромного хозяйства. Личные комнаты, по всей видимости, были только занавешенными альковами или маленькими палатками, установленными у внешних стен. Были также верхние этажи, на которые надо было подниматься по открытым деревянным ступенькам, напомнившим мне палатки, торчащие на приподнятых платформах. Эти комнаты поддерживали натуральные древесные стволы. Мое сердце упало, когда я понял, как трудно будет тут выполнить какую-либо «тихую» работу.

Меня быстро провели к палаточной комнате. Внутри я нашел мой кедровый сундучок и сумку с одеждой, здесь был и еще один таз с теплой ароматизированной водой для мытья и блюдо с фруктами. Я быстро сменил свою запыленную дорожную одежду на вышитый костюм с разрезными рукавами и зелеными гамашами, которые миссис Хести сочла подходящими. Я снова удивился угрожающему оленю, вышитому на моем камзоле, и выкинул это из головы. Может быть, Верити подумал, что этот измененный герб менее оскорбителен, чем тот, который так открыто говорит о моем происхождении? В любом случае он сгодится. Я услышал колокола и маленькие барабаны из огромного центрального зала и поспешно покинул свою палатку, чтобы выяснить, что происходит. На помосте, установленном перед огромным стволом и украшенном цветами и ветками вечнозеленых деревьев, Август и Регал стояли перед старым человеком, по правую и левую руку которого находились двое слуг в простых чисто-белых одеждах. Вокруг помоста образовался широкий круг людей, и я быстро присоединился к ним. Одна из моих носильщиц, теперь одетая в розовую одежду, с венцом из плюща на голове, вскоре появилась рядом со мной и улыбнулась.