Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

Он не уговаривает их, внезапно понял Том. Не убеждает. Не пытается заговорить им зубы. Он просто загоняет их в угол. Ему не нужен их поверхностный и недолговременный энтузиазм, вызванный вином и чужим красноречием. Нет, он хочет, чтобы они поверили в то, что ему нужно. Поверили сейчас — и тогда уже не смогли бы поступить вопреки собственной вере. И это было легко, ведь они уже и так верили в это — каждый сам по себе, но не решались подкрепить веру делом.

Голос Анастаса звенел в тишине.

— Я ненавижу клан Одвелл, я хочу его гибели. Я равнодушен к клану Фосиган — Гилас ему судья. Всё, чего я хочу, — восстановить свой род. Я хочу найти своего брата Адриана и отомстить за погубленных родичей. Мне всё равно, чья сила упрочится в этой войне. Но как свободный бонд, я прошу в ней помощи у вас, свободных бондов. Взамен я предлагаю достойную долю от всей добычи, которую я вырву у своего врага. И если ваша правда не расходится с моей просьбой — примите её.

Он умолк. Его никто не перебил и не остановил — молчание тянулось и дальше, словно они ждали, что он скажет что-то ещё. Том смотрел на них и думал, что же произошло, почему они слушают его, когда не могли выслушать друг друга? И понял. Анастас говорил так, как говорили на тингах много веков назад — когда их, тех, кто звал себя свободными, было не девятнадцать, а девятьсот. Говорил, взывая к тому, к чему взывали испокон веков его прадеды. И требовал то, что имел право требовать. Он не трясся за свою шкуру, не интриговал и не строил далёких планов. Он лишь хотел защитить свой клан. Сперва — мой клан…

— Сперва — мой клан, — медленно проговорил старческий голос — и все обернулись к старому лорду Шарлэйку, впервые на этом тинге подавшему голос. — Потом — боги. Потом — мой конунг. Потом — я. Ты всё верно говоришь, мальчик. Всё говоришь верно. Так, как должно тому, кто носит имя свободного бонда.

Анастас благодарно улыбнулся ему — и глубоко поклонился, до самой земли. Словно сам он не мог этого сказать, словно забыл, и ему помогли, спасли в последний миг. Если так оно и было, это уже не имело значения.

Потому что свобода, право быть и называться свободными — это то, что было единой правдой для них всех.

С края стола громыхнула кружка, стукнув дном о столешницу. Медленно, ритмично: раз, другой, третий. Потом другая. Ещё одна, и ещё. Больше не вразнобой — сплочённым хором, барабанным боем. Минута — и пятьдесят кружек гремели о дерево как одна — все, и даже кружка лорда Флейна, не сводившего с Анастаса глаз. Чётко и коротко. В единый голос.

Это был их ответ.

Лорд Сафларе поднял руку, и грохот оборвался, оглушив Тома свалившейся тишиной.

— Ладно, лорд Эвентри, — сказал распорядитель тинга. — Ты требуешь — и мы дадим тебе. Но что ты можешь дать нам? Не потом, а сейчас?

— У меня нет ничего, кроме меня самого, — ответил Анастас. — Только это я и могу дать вам, лорды. Вы не хотите идти под началом друг друга, потому что не верите правде друг друга. Так пойдите под моим, потому что у меня нет ничего, кроме моей клятвы, и мне нечего с вами делить.

Он сильно рисковал, говоря это. Они были шокированы, растеряны — но не возмущены, нет. По их неуверенным лицам Том видел, что каждый из них предпочёл бы видеть над собой скорее юного Эвентри, чем соседа по столу.

Анастас вновь оказался прав: им нечего было с ним делить.

— Что ж, по сему и быть! — гаркнул лорд Карстерс и громыхнул ножнами о стол. — Ты получишь мой меч, парень. Начнём, пожалуй, всё же с Одвелла, кочергу ему в зад, а там видно будет!

Ему хотели ответить — все, каждый, по-разному, и, может, дело не решилось бы столь легко, — но тут всё закончилось, внезапно и вдруг, и началось то, чего боялись или хотели они все. Ибо именно в этот миг сами боги повернули события так, чтобы доказать правоту и своевременность слов Анастаса Эвентри.

Крик — далёкий, пронзительный, отчаянный крик — ворвался на тинг и пронёсся над ним, сметая всё, что имело значение миг назад.

— Измена-а-а-а-а!

Все и каждый круто обернулись ко входу в хлев — туда, откуда звучал этот крик. Том обернулся резче и прежде других — и лишь теперь, слишком поздно, заметил, что остался один. Адриана больше не было рядом.

И Адриан был тем, кто кричал от дверей.

3

Анастас! Это был Анастас!

В первый миг у Адриана перехватило дыхание — от изумления, от неожиданности, от восторга, — а когда он смог выдохнуть имя своего брата, оно потонуло в общих возгласах. Все лорды, равно как и их слуги, повернулись туда, где стоял старший брат Адриана. Его лицо похудело и осунулось за то время, что Адриан не видел его, и ещё в нём появилось что-то новое — что-то, чего Адриан прежде никогда не видел не только в нём, но даже в Ричарде, даже в отце… Впрочем, нечто похожее — очень отдалённо похожее — мелькнуло в день, когда они виделись в последний раз, когда Анастас курил, глядя в небо прищуренными глазами, и говорил… о чём же он тогда говорил? О долге, кажется… Адриан не помнил. Но его прищур, его рассеянную полуулыбку — помнил как самого себя. Помнил и любил.

Он рванулся вперёд — и был немедленно отдёрнут обратно крепкими безжалостными руками.

— Стой! — прошипел Том. — Ни звука! Не мешай ему!

Адриан возмущённо вскинулся на него, ничего не понимая: как же так, ведь Том сам говорил, что ведёт его к Анастасу — так вот же он теперь, здесь, перед ними! Но тут его брат заговорил, и Адриан понял. То, что происходило здесь, имело важность, которую он, не понимая до конца, чувствовал каждой частичкой своего тела. Ни убогая обстановка, ни мерзкие запахи, ни дикие манеры свободных бондов не сбили его с толку, во всяком случае, не до конца. Адриан понимал, как важно для Анастаса, чтобы эти люди выслушали его — и прислушались к нему. Он понимал всё это, и потому, послушавшись Тома, не стал мешать Анастасу.

Но и стоять на месте он тоже не мог и не собирался.

Заметив, что Том так же поглощён происходящим, как и остальные, Адриан осторожно отступил назад, в тень. Том не обернулся; его рука, только что сжимавшая плечо Адриана, не шелохнулась. Адриан беззвучно выдохнул и принялся тихонько, бочком, пробираться к двери. Анастас стоял почти напротив них — чтобы подобраться к нему поближе, Адриан должен был обогнуть собрание, и быстро решил, что сделать это незаметно будет проще со стороны входа, где толпилось меньше народу. Он подойдёт к брату совсем близко, а когда всё кончится, сможет наконец броситься к нему, уцепиться обеими руками за его пояс, ткнуться лицом ему в грудь, ощутить его тёплую ладонь на своём затылке… И никакой Том не помешает ему сделать это!