Разные годы жизни - Ингрида Николаевна Соколова

— Ну, а потом? Что было дальше?

— А ничего. Хотя с недавних пор мне захотелось, чтобы со мной что-то случилось. Когда я вижу, как ребята делают покупки в портах — один жене, второй дочери, третий родителям, четвертый невесте, у меня на душе кошки скребут. Нет, это не зависть. Но я начинаю чувствовать себя обделенным. У меня же никого нет.

— Зато есть свобода.

— Есть, да. Но разве наша свобода — не свидетельство бедности? Разве мы счастливы?

«Не знаю, что ему ответить, — подумала Ивета. — Так, сразу. Я вовсе не думала о счастье. Жила в соответствии с совестью...»

Задолго до рассвета Ивету снова разбудил сигнал тревоги. Сон не освежил ее, ей было нехорошо, и только теперь, услышав сигнал, она поняла, что причина снова в сильной качке. Поднявшись, она почувствовала, что не может устоять на ногах: почему-то все время приходилось клониться в сторону.

Все стало косым: пол, потолок и она сама. Но надо было преодолеть слабость и на этот раз. Побыстрее выйти из каюты к людям, чтобы они увидели — Ивета вовсе не неженка и ничуть не слабее всех членов команды. Внизу, на палубе, люди под холодным дождем пробирались, скользя и падая, стараясь перекричать и ветер, и треск, возникавший, когда ящики сталкивались друг с другом.

— Что случилось? — спросила Ивета у первого, кого увидела в рубке.

Это был не кто иной как Берзиньш; он даже не повернул головы.

— Что происходит? — спросила она другого.

— Груз сместился к левому борту почти на полтора метра.

Теперь она могла бы спросить — почему, но в этот миг судно обрело устойчивость: старший механик Маурс прокричал в микрофон, чтобы балласт немедленно перекачали на левый борт.

Но равновесие оказалось неустойчивым. Судно снова стало раскачиваться с борта на борт. Кто-то громко сообщил:

— Ветер с веста, до девяти баллов, волна — пять-шесть баллов, качка тридцать пять — сорок градусов. Пять контейнеров, каждый по тридцать тонн, скользят на левый борт.

Что-то хрустнуло так, что по коже побежали мурашки.

— Цепи лопнули, — сообщал бесстрастный, словно из космоса, голос.

Ивета не видела, что происходило снаружи; ей достаточно было увидеть, как вздымается и падает горизонт, чтобы все завертелось: в голове, животе, сердце. Она зажмурилась, словно боязливый ребенок, слепо предалась року — будь, что будет, как все, так и я, — и вжалась в уголок дивана рядом со столом, где лежали карты.

— Доктор! — прозвучал повелительный голос. — Окажите первую помощь!

Потерпевшие были с сорванными ногтями, кровоточащими, нечувствительными от холода и ударов пальцами.

И в какой-то миг возникло неодолимое желание или, может быть, молитва, обращенная к какой-то высшей силе: «Пусть только с капитаном... с Ансисом ничего не случится. А если все же... Я, Ивета Берг, доктор Берг, спасу его, уменьшу страдания. Я врач, и устранять боль — главная моя обязанность. И его я хочу спасти прежде всего».

Судно сделалось странно спокойным, но люди все еще раскачивались, и трудно было понять, то ли это была инерция, то ли усталость, а может быть, какие-то нарушения вестибуляра...

— Что было сейчас там, внизу? — спросила Ивета у чифа.

— У судна — конструктивные недостатки. Нет деревянных частей, которые принимали бы на себя удар и предотвращали скольжение. Трейлеры нельзя размещать без деревянных колодок, без ограждения. Баки тоже скользили. Капитан как знал... Теперь снова будут ругать ни за что, без вины виноватых. Сколько ему достается... Побыстрее, пожалуйста! — поторопил он Ивету, бинтовавшую ему ладонь. — Сейчас будем просить разрешения диспетчера идти Кильским каналом — для сохранности груза.

Почти весь день, целых восемь часов, судно шло вдоль берегов Шлезвиг-Гольштейна, через который, словно по линейке проведенный, пролегал построенный для нужд кайзеровской армии канал, тянувшийся на пятьдесят пять миль, чтобы судно, выйдя из него, оказалось в Балтийском море.

3. ТРИ ДНЯ В РИГЕ

Судно пришвартовалось в рижском порту на рассвете в пятницу. А около одиннадцати Ивета уже смывала дорожную пыль в своей отделанной голубым кафелем благоухающей ванной. Какая уж там, на стерильно чистом судне, была пыль! И все же она с неизъяснимым удовольствием сидела в пенистой воде и жесткой щеткой терла ноги, руки, грудь. Тело розовело, наливалось теплом. Затем следовало несколько часов отдохнуть — навалилась сладкая усталость. Но Ивета изменила бы самой себе, если бы отложила уборку квартиры. Ничего особенного она сегодня делать не собиралась, разве что пройтись сырой тряпкой. Надо было, конечно, наоборот — сперва навести порядок, а потом уж заняться собой. Подавляющее большинство женщин наверняка так бы и поступило. Но Ивета не принадлежала к большинству; во всяком случае, так она считала и тем гордилась.

Квартира была жарко натоплена. Сначала Ивета хотела надеть украшенный яркими цветами махровый халат, но стала вытирать пыль, оставшись лишь в черных колготках и белом джемпере без рукавов.

Такой и застал ее звонок в дверь. Открывать она не пошла: никто не знал, что она вернулась, и она никого не хотела видеть. Пестрота впечатлений последних десяти дней требовала одиночества и размышлений в полной тишине. Но звонок не умолкал: звонивший, видимо, явился с твердым намерением попасть внутрь и увидеть Ивету, так что в конце концов дверь пришлось открыть.

На пороге стоял Ансис Берзиньш — с розами, тортом в круглой картонке и четырехугольной коробкой во французском фирменном целлофановом пакете.

— Перед вами Санта Клаус. Хотя рождество и Новый год в Латвии уже миновали, но я прибыл из стран, где все наоборот.

Ивета приняла игру.

— Ах, милый дед-мороз! — рассмеялась она, забывая о вожделенном одиночестве.

— Я долго был лишен радости делать подарки. И если позволите — всегда буду приходить как дед-мороз. — И Берзиньш вручил Ивете принесенное. Она давно, очень давно не получала подарков, и в этот миг поняла, что на самом деле ей всегда хотелось чьего-то теплого внимания. С нетерпением подростка она вскрыла французский пакет.

В нем оказался розовый нейлоновый халат в голубых цветочках.

Во Франции они все время провели вместе. Когда же смог он купить эту дорогую вещь? Она успела познакомиться с ценами в одном-другом магазине