Европейская поэзия XIX века - Антология

МАРИЯ

(Фрагмент)

Перевод М. Живова

Может, в Венеции на карнавалеВы погуляли, вы побывали?Весело днем там и весело ночью,Люди хохочут, музыка грохочет,Лица, как в сказках,В причудливых масках,Дож престарелыйС матроною зрелой,Ксендз в длинной рясе,А с ним лоботрясыИщут отрады,Ищут услады,Крытые лодки,А в лодках красотки.Смех и веселье царят на канале.Вот как в Венеции на карнавале!

Мы по-иному, едем куликом[238],Едем санями с гиком и криком,Едем мы в маскахНа наших салазках.Кто мы такие, знать вы хотите?С нами садитесь, с нами катите.В гости охота —Настежь ворота!Строятся в парыЮный и старый,Ксендзы, краковянки,Евреи, цыганки,Ведьмы-гадалки, веселые черти,Только мошенников нету, поверьте.Едем санями, все дале и дале.Вот как на польском у нас карнавале!

— К нам в гости сегодня зайти не придется,Пан Мечник[239] с татарами нынче дерется,—Слуга им ответил, взор бросил суровый,Плотней на воротах задвинул засовы.Но вот уж играют, поют и хохочут,Гремит барабан, погремушки грохочут,Ведут хороводы веселые маски,Сверкают нарядов веселые краски,Кружатся, и в воздух взлетают проворно,И в воздухе ножки мелькают задорно.Глядит и не может слуга надивиться,Уж в пляс самому захотелось пуститься,Старик изумленно глазами моргает,Глядит с любопытством, глядит и с опаской,Как движутся парами маска за маской.Но вот, протрубивши в рога из картона,Застыла на месте танцоров колонна.Звук флейты разнесся над вольным простором,И песню запели неслаженным хором:

«Так уж бывает, Смерть все хватает,Роза в цвету, а уж червь подползает.Если вдруг в душу вкрадется тревога,Бурю в душе поднимая,Если по воле сурового богаПраведный смертный стоит у порогаСветлой обители рая,—Пусть на мгновение скроется Злоба,Раны ножом не коснется,Пусть прозвучит ему вещее слово:„Радость вернется — вернется!“

Так уж бывает, Смерть все хватает,Роза в цвету, а уж червь подползает.Если бы чудо свершилось большое,Ангела небо послало,Чтобы унес он сердце больное,Взор потускневший закрыв пеленою,—Прежде чем смерть не настала.Пусть не звучит в утешенье больногоПесня, что в праздник поется,Разве что будет в ней вещее слово:„Ангел вернется — вернется!“

Так уж бывает, Смерть все хватает,Роза в цвету, а уж червь подползает.В помощи ближним кто видит отраду,Сам же за них погибает,Может, доставит тем Зависти радость;Зло от Добра отличите не сразу —Суд в небесах пусть решает.Что же, порою и разум здоровый,Тьмою объятый, споткнется,Пусть же раздастся прощальное слово:„Радость вернется — вернется!“

Так уж бывает, Смерть все хватает,Роза в цвету, а уж червь подползает.Если, вернувшись из дальней дороги,Путник примчится к любимой,Чтобы в объятьях забыть все тревоги,Но убедится уже на пороге:Дом перед ним нелюдимый,И под ударом предчувствия злогоСердце в груди содрогнется,—Пусть прозвучит утешения слово:„Друг твой вернется — вернется!“Так уж бывает, Смерть все хватает,Роза в цвету, а уж червь подползает».

— Ах, стало быть, вовсе вы не привиденья,И маски надели вы для развлеченья!Куликом не раз уже к нам приезжали,И вас приглашаем, как тех приглашали.Хозяин вернется, но хоть его нету,Гуляйте и пейте, друзья, до рассвета. —И пара за парой вошли, поклонились,Кругом оглянулись и расположились.

СЕВЕРИН ГОЩИНСКИЙ

Северин Гощинский (1801–1876). — Наиболее отчетливо выразил в своем творчестве революционно-бунтарские стремления польского романтизма. Уроженец Украины, он смолоду участвовал в создании подпольных патриотических организаций, в восстании 1830–1831 годов. Революционно-демократические настроения отразились в его лирике 20-х годов и поэме «Каневский замок» (1828), посвященной крестьянскому восстанию на Украине в 1768 году («колиивщине»). В начале 30-х годов Гощинский вел конспиративную работу в Галиции, затем был одним из деятелей демократической эмиграции, выступал как критик, поэт, прозаик. В 40-е годы увлекся мистицизмом; под конец жизни поселился во Львове. Гощинского, как и Мальчевского, относят к «украинской школе» в польском романтизме.

ИСХОД ИЗ ПОЛЬШИ[240]

Перевод М. Живова

В тот день журавли в поднебесье летели,Высоко летели в небесной синели.Полями, лесами повстанцы брели…Без песен солдатских шагают, угрюмы,Безмолвно в свои погруженные думы,И думы мрачны их, и лица в пыли.— Куда вы бредете? — кричат журавли.—Идете с оружьем, военной колонной,А вид не солдатский, а вид похоронных!..— Сегодня еще мы с оружьем своим,Но завтра мы немцам его отдадим.С пустыми руками уйдем мы в скитаньеИ мыкаться будем средь чуждых людей,Как нищие, будем просить подаяньеВо имя распятой отчизны своей.Вы в наши края, журавли, полетите,Родные там наши, тревоги полны.Солдатские слезы на крылья возьмитеДля матери бедной, для милой жены.Пусть вымолят матери, выплачут жены,Чтоб наши вернулись в отчизну колонны.Из Вислы напьетесь вы, кровь наша в ней,Поля вас накормят, от трупов тучней.А мы ведь не скоро из Вислы напьемся,Не скоро, но все мы на Вислу вернемся…Летите же в Польшу, а мы — в дальний путь,Чтоб Польше свободу и счастье вернуть.

ЮЛИУШ СЛОВАЦКИЙ

Юлиуш Словацкий (1809–1849). — Крупнейший, наряду с Мицкевичем, польский поэт-романтик, убежденный демократ, выдающийся мастер стиха. Родился в Кременце на Украине, учился в Виленском университете, рано начал писать, известность приобрел патриотическими произведениями, изданными в дни восстания 1830–1831 годов. Последующие годы провел в эмиграции (Франция, Швейцария, Италия; в 1836–1837 гг. совершил путешествие на Ближний Восток) и умер в Париже. Несмотря на отрыв от родины, слабое здоровье, неблагожелательное отношение критики (начиная с двухтомника ранних поэм и драм 1832 г.), отсутствие контакта с широким читателем, Словацкий обнаруживает поразительную творческую энергию, публикует ряд поэм (наиболее известны «Ламбро» и «Час раздумья», 1833; «Ангелли», 1838; «В Швейцарии» и «Отец зачумленных», 1839; «Бенёвский», 1841) и драм, составивших впоследствии основу романтического репертуара польского театра («Корлиан», 1834; «Балладина», 1839; «Мазепа», «Лилла Венеда» 1840 и др.). В 40-е годы переживает увлечение мистицизмом, на короткое время вступает в секту Товянского, затем разрабатывает собственную историко-философскую систему (изложена в неоконченной поэме «Король-Дух» и ряде других сочинений), совмещая мистицизм с признанием неизбежности и благотворности социальных потрясений, с апофеозом «Духа — вечного революционера», с верой в грядущее освобождение.

РАЗЛУКА[241]

Перевод А. Ахматовой

Разлучились, но помним и любим друг друга,Между нами проносится голубь печали,Он нам вести приносит: я знаю, одна лиТы в саду или в горнице, — плачешь, подруга!

Знаю час, когда боль тебя мучит нещадно,Знаю слово, какое слезу вызывает,И звездой ты мне светишь на небе отрадно,Той, что плачет и синею искрой сверкает.

Не увижу тебя, — что мечтать мне впустую,—Но я знаю твой дом, знаю сада сиянье,И тебя и глаза твои в мыслях рисую,—Ты в саду в белоснежном своем одеянье.

Тщетно ты бы мои создавала пейзажи,Их луной золотя иль зарею нагорной,Мне под окна, увы, не осмелишься дажеСбросить небо, назвав его гладью озерной.

Разлучать бы ты озеро с небом не сталаДнем вершинами гор, ночью скал синевою;Ты не знаешь, что тучи, как кудри на скалах,Словно в трауре скалы стоят под луною;

Ты не знаешь, где всходит жемчужина эта,Что избрал я твоею звездою счастливой;Ты не знаешь, что два огонечка — два светаВ двух оконцах горят под горой молчаливой.

Заозерные звезды печально люблю я,Пусть кровавы они и мерцают туманно;Я сегодня их снова увижу, тоскуя,—Хоть и тускло, но светят они постоянно.

Ты ж погасла навек для скитальца, подруга!И свидания час никогда не настанет.Умолкаем и вновь призываем друг друга…Соловьи так друг друга рыданием манят.

ГИМН