Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр

– Если вы, мастер, про толстяка, для которого пришлось расширять дверной проем в камеру, чтобы он просто смог зайти – то да, мы к Регону.

Палач хмыкнул, гвардейцы заулыбались. Чревоугодие Регона и его постоянно растущие габариты были предметом сплетен во дворце уже не первый год. Вроде даже кто‑то принимал ставки, когда герцога хватит удар и в каком виде он будет в этот момент: на очередной служанке или с куриной ножкой в руке. Многие сходились на том, что в момент удара все будет происходить одновременно: будет и служанка, и куриная ножка. Возможно, будет даже две куриные ножки.

Палач зазвенел ключами и открыл решетку, ограждающую его каморку и коридор с лестницей от сектора с камерами. То есть даже если кто‑то выберется, ему придется преодолеть еще и это препятствие на пути к свободе.

Регона держали не очень далеко – пятая камера слева. Покопавшись в ключах, палач нашел нужный и быстро открыл для нас дверь, отступив в сторону.

– Герцог, к вам пришли! – крикнул он напоследок, после чего посчитал свою миссию окончательно выполненной.

Я не боялся толстяка, который должен был сидеть, к тому же, в кандалах, и спокойно вошел внутрь.

Это была обычная тюремная камера, а не мой люкс, так что в углу стояло некое подобие топчана с тонким матрацем, была крышка на отхожем месте, а у потолка – маленькое окошко, которое при желании, узник мог приоткрыть и запустить свежего воздуха из внутреннего дворика крепости.

Герцог лежал на топчане и никак не отреагировал на наше появление. Ну и пусть, я тут с ним не беседы вести собираюсь, а сознание проверить. Так что я положил руку на плечо лежащего на боку мужчины и скользнул в чертоги разума – там работать с сознанием намного проще и быстрее.

Меня встретила пустота. За пределами моей полусферы, там, где должно было быть сознание герцога, я не увидел ровным счетом ничего.

Вынырнув в мир живых, я схватил Регона за плечо, пытаясь перевернуть тушу, и параллельно подозвал гвардейцев:

– Сюда, быстрее! Он походу уже все…

Совместными усилиями мы перевернули, как я и думал, хладный труп толстяка на спину.

Пари проиграл весь двор: герцог Регон почил не на служанке и не за едой, да и вообще не от удара. О чем свидетельствовали вылезшие из орбит глаза и вывалившийся фиолетовый язык. Скорее всего, его или задушили, или отравили. Это должен будет выяснить королевский лекарь.

Глава 2. Чистота

Расследование смерти герцога Регона ничего не дало. Вроде как его отравили – подсыпали что‑то в тюремную еду, но ни ментальный допрос палача, ни работа со слугами на кухне и на всем пути подноса до самой камеры – ничего не принесло результатов. Если это сделал кто‑то из замка, то он отлично от меня прятался.

Кай Фотен был в бешенстве. Регона планировалось демонстративно судить за хищение, растрату и смерть почти тысячи солдат Клерии, а сейчас он просто взял и «соскочил», причем в самый неподходящий момент: по дворцу пошли разговоры, что герцог был, по факту‑то, ни в чем и не виноват, оговорили благородного человека. А потом вообще тихо придушили, а сейчас комедию ломают.

Эти разговоры выводили короля из себя еще больше, хотя на людях Кай старался не подавать виду, что его цепляют подобные сплетни.

На самом деле смерть жирного усача была для нас не самой большой проблемой. Как и предсказывал король, в Пите начались болезни, которые вот‑вот грозили перерасти в эпидемию. Лекари сбились с ног, латая дыры в офицерском составе, мы же только растерянно наблюдали за тем, что происходит.

Как‑то утром ко мне подошла Лу.

– Антон, я не понимаю, почему ты ничего не делаешь, – прямо сказала богиня.

Мы с ней общались чуть натянуто, но, вроде как, топор войны был зарыт на неопределенный срок.

– А что я могу сделать?

– Ты же знаешь, почему люди болеют. Я помню про удивительную медицину твоего мира. Причем совершенно без магии, – серьезно сказала богиня.

На самом деле я настолько привык не отсвечивать со своими гениальными затеями, что просто держал все мысли при себе. Как можно повлиять на санитарную обстановку в городе, где даже высшие аристократы не всегда мылись чаще раза в неделю? Холера – а это была именно она, я уверен – грозно шагала по разрушенному Пите и у меня были лишь смутные догадки, как бороться с этой проблемой.

– И что ты предлагаешь?

– Важно, что предлагаешь ты, – закончила Лу с нажимом, – потому что если зараза продолжит распространяться, дела наши будут крайне плохи. Во всех смыслах.

Что можно сделать в плане борьбы с желудочной хворью?

Интерес короля к персоне почившего герцога был обусловлен тем, что до него дошли рассказы солдат о помоях, которые армейские интенданты выдавали за полноценное питание. Памятуя, сколько было «распилено» на закупках для армии, мы как‑то упустили из виду, что даже сам предмет закупки может быть фиктивным.

Быстрая инспекция армейских припасов показала, что к войне мы не были готовы от слова совсем: закупленное зерно, мука и фураж – больше половины гниль; капуста, репа и другие овощи – туда же. Даже пиво и молодое вино, которое покупалось для выдачи солдатам на седьмой день или после сражений – и то, кислятина, брага или уксус. И если средневековый, привычный к антисанитарии организм местного жителя при нормальном питании еще был способен бороться с болезнями, то когда человека начинали кормить откровенным мусором, все становилось очень и очень плохо. Вот как в этот раз.

Я стал думать, что же я знаю об эпидемиологических нормах. Насколько я помнил историю родного мира, впервые моровые поветрия увязали с качеством воды в Лондоне: кто‑то и «чумных докторов», которые были по сути своей могильщиками, или реальных медиков – не помню – составил карту заражений районов и вычислил, что первыми заболевали ближайшие к колодцам дома. Тогда и пришли к выводу, что все дело в зараженных источниках.

Думаю, тут ситуация была примерно такая же. Во время штурма город был серьезно разрушен, колодцы могли загрязнить, да и подвоза свежей воды из‑за города не хватало: все были заняты разбором завалов.

Кипячение?

Нормальное питание?

Сортировка?

В голове стал зреть план. Я схватил Лу за руку и совсем по‑мальчишески сказал:

– Моя богиня, не желаете вспомнить былое и поработать писарем?

И не дав Лу вставить и слова, я потащил ее в сторону своих апартаментов – одну из малых боковых комнат которых приспособил под кабинет, где по вечерам рылся в бумагах и отчетах. Раз уж богиня меня надоумила, то ей тоже придется поработать пером. Тем более, эту бумагу потом показывать королю, а за каракули, которые выходили из‑под моей руки, до сих пор было очень стыдно.

Богиня почти не сопротивлялась и наблюдала за моим возбужденным состоянием с интересом. Меня же даже немного несло. Вот оно! Мое маниакальное стремление в чистоте – опасным в этом мире выглядело все, от выгребных ям до дверных ручек, кубков и столового серебра – может наконец‑то принести пользу. Конечно, я не врач‑инфекционист, но что‑то же должен соображать! Тем более в мире, где помои до сих пор выливались в выдолбленные по краю дороги канавы даже в респектабельных районах столицы.

Первое, о чем пришлось подумать – кипячение. Причем кипячение всего и вся: повязок, питьевой воды, посуды. Кипятком должно обрабатываться все, что можно ошпарить, а инструмент, которым ковырялись в ранах, вообще стоило бы прокаливать в жаровых шкафах, но я не был уверен, что такое возможно быстро организовать. Так что остановимся на кипячении.

Очень сильно не хватало и антисептиков, если говорить о раненых. Конечно, мази и настои, которые готовились здесь, работали, но все это была фитотерапия: концентрация лечебных веществ из трав и кореньев могла быть ниже желаемой, что делало лечение неэффективным. Об обеззараживающем эффекте я тут ничего не слышал, хотя мази знахарки и вытащили меня после ранения, оставив уродливый шрам на боку.