Рассказы - Вячеслав Морочко

— Да пойми ты, не за себя я трясусь! — вразумляла Марина Васильевна. — Тошно смотреть, как живем в унизительном положении гусеницы, над которой уже занесли сапожище!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

— Оповдали в столовку? Ефть бутевбводы и кофе, — ласковый Марк Макарович суетился вокруг Пляноватого, который, жуя бутерброды, оттаивая, испытывая благодарные чувства и не умея их выразить, ощущал себя мятым и битым так, что сладкий напиток казался с привкусом крови. Это потом он почувствует боль в кровоточащих деснах, а сейчас с полным ртом — неуклюже благодарил: «Марк Макарович, что бы я без вас делал!» — О фтем рефть?! — возмущался сосед. — Не выдумывайфте глупофтей! Мне офтень пвиятно, фто я ваф тут выруфчил!

— Бегаешь, понимаешь, весь день как футбольный мячик, — сокрушался Владимир Владимирович, — и никаких результатов!

— Не наговавивайфте на фебя. Профло лиф полдня.

— Ну и что за полдня я успел?

— Вы фделали половину огвомной ваботы.

— Вы уверены?

— Убевден! — А в остаффуюся пововину вы ее заверфыте.

Самому Пляноватому прожитая часть дня представлялась «схлопнувшимся» промежутком времени: просидел в общей сложности два часа совещаний, просмотрел кой-какие бумаги, набросал кой-какие реляции, дал возможность заказчику «выплакаться у себя на груди», ответил на несколько телефонных звонков, имеющих и не имеющих отношение к делу и все… Нет, еще — реферат… Если можно всерьез принимать нацарапанное в «кабинете» уборщицы, на площадке под лестницей и в туалете?!

— Фто ф вами?! — качал головой Марк Макарович. — На ваф лифца нет!

— Устал, — вздыхал Пляноватый. — Спину ломит безбожно!

— Ну, это не фамое фтрафное. Вофт, примифте таблетку — долвно полефтять.

— Я, действительно, переменился в лице? — запивая оставшимся кофе лекарство, спросил Пляноватый.

— Вы фтали на дефять лефт старфе.

— Простите, на девять или на десять?

— Не морофте мне голову!

— День был тяжелый и бестолковый…

— За день софтарилифь!?

— Старость, говорят, — грим усталости… — лепетал Пляноватый, чувствуя, что от таблетки ему в самом деле «легчает».

— Так фмойте ф фебя этот гвим! Он вам не к лицу! Пока молоды, — думаем: «То ль ефте будет!» А, софтарифшись, благодавим Пвовидение: «Фпафибо за фто уф, фто ефть!».

— «Провидение»!? Странно… Вы это — о чем?

— Ф конце-фто концоф, кто-фто долвен ве контроливовафть фитуацию, когда кавется, фсе лефтит к февтовой бабуфке!

— Это кто ж это должен?

— Жывнь так фрупка, фто в любую минуфту гофтова ифтезнуть… Однако же не ифтезает. Похоже, фто кто-фто об этом забофтится.

— Есть доказательства?

— Профто сообравения… Ефли взять для примера зачафтки нацизма, они появилифь давно, как угрова изничтовения, первоначально, отдельных народов, затем — человефчества в целом. Эфто неивбежное вло, подобное вуткой болевни. Овнако инфтинкт выживания овганизма земного сообщефтва дейфтвует чефтко. Нувен был иммунифтет — фто-то вроде привифки нацивмом ф офлабленной фовме. А, фтобы офлабифть — «сбифть фашивм ф ног», понадобився офобенно мощьный режим, пофтроенный по искуфтвенной временной фхеме, котовому предфтояло потом за ненадобнофтью рассосаться, как посттравматифческой опуфоли…

— К косноязычию привыкаешь с трудом как к уродству, — думал Владимир Владимирович. — Подмывает смеяться в лицо. Зато правильные и «холеные» речи…, за которыми нет ничего, — не сразу раскусишь. Косноязычие Макара Макаровича по непонятной причине то возрастало, то сходило на нет. Он продолжал:

— Эфта «травма», овнако, дала «ословнение» у поколений, которые страфной ценою спафли человефтество. У них фто-фто сделалось с лобными долями, точно срофлись воедино и Вера, и Фтрах…

— Может быть, обойдемся без мистики? — изобразил Пляноватый иронию на роговеющей маске лица.

— Мифтика — ужас перед неведомым… А я хофтю знафть!

— Господи, и от куда берутся такие дотошные дедушки?! — думал «командированный», вслух же сказал: «Для того, кто погиб в этой битве, все уже решено… Но еще есть живые. Им за что мучиться? Каково жить со «съехавшей крышей»!

— Не убивафть же их, в фамом-то деле! Они победили фашивм!

— Тем более, справедливо ли оставлять все, как есть? Неужто они не достойны чего-нибудь лучшего?

— А фто предлагаефте вы?

— Нет! Это вы мне скажите! По самому крупному счету! Будь вы Провидением, чем облегчили бы судьбы людей со «смещенными лобными долями»? Судьбы несчастных, с которыми «все это» преднамеренно сделали в детстве?

— «По фамому крупному фтету»!?

— Вот именно!

— Будь я всефилен, я бы, повалуй, вернул им… их дефство.

— Всем сразу!?

— А фто мелофтиться?

Владимир Владимирович оторопел: показалось, что косноязычный старик его «раскусил» и находится в курсе всех дел, заставляющих «командированного» дожидаться команды. Но Пляноватый отбросил тревожные мысли: «Каких только не бывает фантазий! Возможны же и совпадения, черт побери!». Опять подмывало спросить: «А мне не звонили?» Как раз в это время раздался звонок. Трубку взял Марк Макарович и сказал в микрофон: «Эфто я. О фтем рефть!» А затем — подмигнул Пляноватому: «Фот и довдалифь фвонка…» Владимир Владимирович окаменел.

— Фто ф вами? Да уфпокойтефь! — заулыбался старик. — Передафть, вам профили, фтобы вафли в отдел кадвоф… И фте!

2

— Ты не слишком торопишься, Пляноватый. — упрекнула инспектор по кадрам Звонкова Октябрина Антоновна.

Досадуя, что так получилось, Владимир Владимирович рассыпался в извинениях: с «кадровиками» не шутят.

— Не рассказывай только, что заработался, — доверительно тыкала Октябрина Антоновна. — Признавайся, любезничал на площадке с Левинской?

Она взяла сигарету, не глядя на «поджавшего хвост» Пляноватого, неуклюже по-женски чиркнула спичкой.

— От вас ничего не скроешь, — польстил Владимир Владимирович.

— И не советую, — затягиваясь, сказала Звонкова. — Ты у меня, Пляноватый, вот тут! — показала она кулачок.

— «Следствие ведут знатоки»! — неважно пошутил Владимир Владимирович. Нельзя сказать, чтобы он симпатизировал этой немолодой «кадровичке». Но она вызывала у него любопытство особенным строем души, пребывающей неизменно в «охотничьей стойке», и внутренним непреходящим горением, как у хроников с температурою плюс тридцать семь и один.