Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен] - Майкл Муркок

— Все это напоминает мне средневековую живопись, — сказала она. — Итальянскую, наверное? О небеса! Дом моего отца… хотя перспектива лучше, — поняв, что лепечет что-то невразумительное, она умолкла со вздохом, глядя на Джерека с выражением удивления собственной растерянностью.

— Значит вам нравится? — предупредительно спросил он, хотя заметил, что ей не скучно.

— Это чудесно!

— Ваша мораль не оскорблена?

— Сегодня, мистер Карнелиан, я решила оставить всю свою мораль дома, — она снова засмеялась над собой.

— Вы прекрасны, как никогда, — восхитился он. — Вы просто прелестны.

— Тише, мистер Карнелиан. Вы делаете меня самодовольной. Наконец-то я чувствую себя сама собой. Дайте порадоваться этому. Я разрешу, — улыбнулась она, — случайный комплимент, но буду благодарна, если вы прибережете страсть признаний для вечера.

Он поклонился, разделяя ее веселое настроение.

— Прекрасно.

Но она стала богиней, и он не мог не удивляться. В его глазах она всегда была прекрасной, достойной восхищения, женщина. Он боготворил ее за мужество, за противостояние его среде. Она покорила общество, которое всего несколько месяцев назад угрожало попрать и уничтожить ее личность. В ее позе была решимость, легкость, чувство уверенности, объявляющее любому то, что всегда чувствовал в ней он — и он гордился, что его мир увидит в ней женщину, способную одолеть любые невзгоды. И поскольку между ними уже существовало взаимное понимание, он знал чего ей это стоило, он знал источники, из которых она черпала силы. Джерек впервые осознал глубину своей любви к ней, и теперь, хотя он всегда чувствовал, что она любит его, он был убежден, что ее эмоции не уступают его собственным. Подобно ей, ему не требовалось никаких объяснений в любви — ее поза сама по себе была признанием.

Они начали восхождение.

— Джерек!

В прозрачном откровении шелков перед ними предстала госпожа Кристия, Неистощимая Наложница, в облике пухленькой посетительницы кафе «Роял».

— Вы, наверное, Амелия? — спросила она миссис Ундервуд и посмотрела на них обоих.

Миссис Ундервуд улыбнулась в знак согласия.

— Я слышала обо всех ваших приключениях в девятнадцатом столетии. Я так завидую вам, вашей эпохе, кажется чудесной, как раз такой, какую я хотела бы посетить. Это не мой костюм. Его придумала Миледи Шарлотина, но ей не идет. Он подлинный, Амелия? — она крутанулась в воздухе как раз над их головами.

— Греческий?… — заколебалась Амелия Ундервуд, не желая возражать. — Он очень вам подходит. Вы великолепно выглядите.

— Я имела бы успех в вашем мире?

— О, определенно. Во многих слоях общества вы были бы центром внимания.

Госпожа Кристия просияла и наклонилась, чтобы мягкими губами поцеловать щечку миссис Ундервуд, бормоча негромко:

— Вы сами выглядите чудесно. Вы сделали это платье или перенесли с собой из Эпохи Рассвета? Оно, должно быть, настоящее.

— Оно сделано здесь.

— Все равно оно прекрасно. У вас есть преимущество перед нами всеми. Ты тоже, Джерек, выглядишь настоящим Джентльменом, героем Эпохи Рассвета. Такой мужественный! Такой желанный!

Рука миссис Ундервуд чуть сжала локоть Джерека, что привело его в экстаз. Но госпожа Кристия тоже была чувствительна.

— Не я одна завидую вам, Амелия, — она позволила себе подмигнуть, — или Джереку. Вот идет наш хозяин!

Герцог Квинский был солдатом. Но никогда еще не было туники настолько глубоко красной, чем та, которая была надета на нем, и таких золотых пуговиц, и столь ярких эполет, и зеркально-сверкающих начищенных ремня и сапог. Его рука в белой перчатке покоилась на эфесе шпаги, украшенной кисточкой. Он отдал салют и поклонился.

— Вы оказали мне честь своим присутствием, господа.

Джерек обнял его.

— Вы основательно подготовились, дорогой друг. Вы такой статный!

— Все натуральное, — объяснил Герцоге гордостью. — Мне помогли некоторые путешественники с военными познаниями. Да, кстати, вы слышали о моей дуэли с Лордом Кархародоном?[52]

— Лорд Кархародон? Это так же трудно представить, как если Монгров в один прекрасный день станет общительным, как Гаф… Лошадь. Что могло выманить этого мизантропа из его крепости?

— Дело чести.

— В самом деле? — сказала Амелия Ундервуд. — Оскорбление и пистолеты на рассвете?

— Я оскорбил его. Не помню, как. Но потом меня мучили угрызения совести. Мы поладим на шпагах. Я тренировался целую вечность. Вся ирония в том…

Его прервал Епископ Тауэр в вечерней одежде, полностью скопированной с мистера Гарриса. Его красивое, немного аскетическое лицо, обрамлял воротник, возможно, более высокий, чем было принято в 1896 году. Ему не нравился черный цвет, поэтому пиджак и брюки были зеленого цвета, жилет - коричневого, рубашка — кремового. Галстук гармонировал с зеленью пиджака и высоченного цилиндра на голове.

— Веселый Джерек, вы скрывались слишком долго! — его голос был слегка приглушен воротником, почти закрывающим рот. — И ваша миссис Ундервуд! Мрак исчез. Мы снова вместе!

— Я не выйду за рамки приличия, похвалив ваш костюм, епископ, — последовало движение ее зонтика.

— Комплименты — это цвет нашей беседы, дорогая миссис Ундервуд. Мы получаем удовольствие от лести, мы питаемся похвалой, мы проводим наши дни в поисках комплимента, который заставит павлина в нас распустить перья и сказать: «Смотрите, я украшаю мир». Короче, роскошная бабочка в голубом, вы можете сказать мне комплимент, вы его уже сказали. Я хочу отплатить вам тем же. Вы прекрасны. Ваши черты лица, с которыми немногие из нас могут сравниться, не просто привлекают глаз — они не отпускают его. Вы — самое красивое создание здесь. И вы должны посвятить нас всех в секреты Моды. Джерек свергнут со своего трона!

Она одобрительно приподняла бровь. Его поклон чуть не стоил ему шляпы. Он выпрямился, увидел знакомого, и снова, поклонившись, отплыл прочь.

— Позже, — сказал он им, — мы поговорим!

Амелия с изумлением в глазах наблюдала, как епископ Тауэр поднялся к ближайшей галерее.

— Какой разговорчивый священник, — сказала она. — У нас, в 1896 году, есть епископы, похожие на него.

— Почему вы умолчали об этом, Амелия? Это было бы лучшим комплиментом.

— Мне как-то не пришло в голову, — она поколебалась, ее самоуверенность исчезла на секунду. — Вы не находите меня развязной?

— Ха! Вы стали законодательницей мод. Вашего доброго мнения ждут все. Вы наделены властью и по рождению, и по воспитанию. Епископ Тауэр сказал истину. Ваша похвала согрела его.