Вторая попытка - Екатерина Тильман

Словарный запас подвел неожиданную гостью, она беспомощно пошевелила губами, и перешла на родной язык. Поначалу Юля с трудом понимала ее, но вскоре они обе приспособились. Ирина - так звали визитершу - стала говорить медленнее, а Юля постепенно привыкала к ее манере.

- Я хотела поговорить с вами наедине, - третий раз повторила Ирина. Поэтому позволила себе ворваться без предупреждения. Простите!

Юля не сердилась на нее: когда инцидент исчерпался столь безобидно, ситуация казалась даже смешной. "Но неужели, - подумала она вдруг, - в таком большом замке негде поговорить наедине, кроме как в ванной?" Ей невольно вспомнился Антон... с его пронизывающим взглядом и способностью неожиданно появляться. "Гоблин противный", - сердито проворчала она, торопливо одеваясь. Потом повернулась к Ирине:

- Так о чем вы хотели поговорить?

Она изо всех сил пыталась почувствовать эманацию Ирины. "Буря эмоций на фоне решительности, неопределенные мысли... и четкий образ Горвича."

- А муж ваш летчик? - задала Ирина обязательный "светский вопрос".

- Кто?

"Боже, какое счастье, что когда думают образами, то язык для всех один! Но что она про Женьку спросила?"

- Ну, пилот? - поняла юлино лингвистическое затруднение собеседница.

- Нет. Но здесь его точно все запомнят, как пилота!

- Графа он восхитил.

- Я рада.

"Кто же эта женщина? - думала Юля. - На прислугу не похожа... Любовница Горвича? Может быть! Держится уверенно. Думает о нем. Да, вероятно... Но что ей от меня надо?"

- Вы видели портрет в галерее? - неожиданно спросила Ирина.

"Ясный образ Тонечки. Но черты искажены. Красиво звучит: черты, искаженные ненавистью, но ненавистью чужой. Ирина не любит Тонечку и, думая о ней, подсознательно подчеркивает в ней все неприятное. Но за что она так? Ведь Тонечки уже давно нет, и непохоже, чтобы Горвич безутешно тосковал по ней... Или я чего-то не понимаю?"

- О каком портрете вы говорите? - на всякий случай переспросила Юля.

- Жены графа.

- Видела. Странная женщина... - слово "странный" может выражать, что угодно, и Юля предоставила Ирине самой истолковывать его. - Она ведь умерла, не так ли?

- Если бы!

"О чем она?! Черт возьми!.. Но эманация не имеет отношения к мистике, это точно..."

- Что вы имеете ввиду? Граф сказал, что она умерла... или? Какая-то ошибка?

- Не мог же он сказать правду!

- Но...

Эманация Ирины выдала яркий всплеск оранжево-желтой решительности. "Кратер, - вспомнила Юля название ауральной модели. - Вулкан... Да, выразительно!"

- Как раз о жене графа я и хотела поговорить с вами, - твердо сказала Ирина. - Я надеюсь, вы сохраните наш разговор в тайне.

"Впрочем, не так уж она боится, если и не сохраню, - поняла Юля. Да, похоже с этой женщиной граф снова нашел подувядшую в нем с годами смелость. Рада за него!"

- Я хотела спросить, - продолжила кандидатка в графини, - не имеете ли вы отношения к вашей полиции или частному сыску?

Юля поняла: зачем-то Ирине требуется разыскать пропавшую Тонечку. О ее смерти здесь еще не известно! Но зачем это?

- Вы что, не знаете законов? Впрочем, естественно! - Ирина тряхнула волосами. - Пропавших без вести признают мертвыми через десять лет. Десять лет! Еще четыре года ждать, вы можете себе представить? Ну какая же она дрянь: если она все равно решила его бросить, то почему бы ей... Ах, да что говорить!

- Всякое бывает в жизни... Но почему граф не искал ее?

- Еще не хватало, позор на всю страну! И так об этих местах дурная слава!

- Вы, я вижу, очень любите эти места...

- А вы тоже очень любите вертолеты?! Или по другой причине сопровождаете вашего мужа?

Юля расхохоталась: нет, у Горвича хороший вкус!

- Вы не могли бы, - просительным тоном произнесла Ирина, - там, у себя...

- Что? Узнать что-нибудь о... ней?

- Да. Обратиться в полицию или... я не знаю...

- Боюсь, что это будет бесполезно. Если она скрывается - то как ее найдешь? Если она погибла, и при ней не было документов - то как это узнать спустя столько времени?

- Значит, все безнадежно, - поникла Ирина.

- Я пойду, - поднялась Юля.

Она устала от разговора с Ириной, и ей почему-то было стыдно перед ней. Надо узнать у Евгения, нельзя ли тут как-нибудь помочь?

Вечером Юля пересказала Евгению свой разговор с Ириной.

- Значит, кандидатка в заместители Тонечки? - насмешливо поинтересовался тот. - Бедная! Она что, не знала, что он не может на ней жениться?

- Вначале, наверное, не знала... К тому же, она его любит! - Юлю рассердил цинизм Евгения. - Но формальности для них тоже очень важны... почему это тебя удивляет?! Лучше скажи, нельзя ли тут как-нибудь помочь?

- Можно в принципе, - Евгений пожал плечами. - Но все-таки объяснения, почему Горвич не разыскивал Тонечку, не кажутся мне убедительными! И по-прежнему непонятно, почему она поехала одна...

- А если она и вправду от него убежала?

- Да какая ерунда! Что он, идиот? Если к тому времени у них были такие отношения, что это было возможно, он просто не отпустил бы ее - вот именно по этой причине. Или развелся бы с ней...

- А разводы здесь не запрещены?

- Разрешены... с католическим скрипом, правда, но это не важно... Нет, она собиралась вернуться, что-то произошло уже потом, там, у нас. И я, в общем, понимаю, что именно!

- ?

- Проснулся ее дар. Она осознала себя эспером. И после этого она уже не могла думать о возвращении, настолько все для нее изменилось. Получить развод она не могла... В любом случае, процесс занял бы несколько месяцев, а ты представляешь себе, что такое несколько месяцев здесь?! Для эсперки?! Нет, она не презирала Горвича, он просто стал ей чужим...

Юля, замерев, смотрела на Евгения: его лицо светилось вдохновением, взгляд был радостный, но вместе с тем какой-то отрешенный - Евгений рассказывал так, как будто видел перед собой все, что описывал! Так мог рассказывать Дэн, так иногда рассказывала Тонечка...

...Можно ли знать то, чему не был свидетелем? Юля-то понимала, что можно, но она боялась, что Евгений сам испугается своих впечатлений, и потеряет это открывшееся вдруг зрение.

- Ей привычны были трудности, ее не пугало одиночество... Она всегда была осторожной и скрытной, и поэтому смогла работать уборщицей в кафе и жить по чужому паспорту. Она играла в гадалку, и ее боялись... и это развлекало ее. Но она еще не очень верила в себя. И ей становилось иногда стыдно перед Горвичем, но все меньше и меньше. А потом был "Лотос", а потом был Сэм, которого она полюбила и за то, что он был "оттуда". Но даже ему она не рассказывала о себе! А потом было это открытие, которое надо было сделать, но она не знала, что все произойдет так... Но она не отравилась! Это не было насилие над собой, это было что-то другое... что?!