Милость Келсона - Кэтрин Куртц

Он не ожидал, что эта женщина окажется такой маленькой и такой хрупкой на вид…

Морган и Дугал шли по обе стороны от него, отстав на полшага, Дункан и Кардиель шли позади — Кардиель в митре, Дункан с герцогской короной на голове, на обоих — алые епископские сутаны поверх доспехов. Джодрел остался снаружи, с пленниками.

Кэйтрин встала навстречу королю и его свите, ее приближенные и епископы склонились в напряженном поклоне. Свита Келсона разделилась на две части, встав по обе стороны короля, когда он приблизился к подножию трона и остановился, глядя на Кэйтрин.

Страдания исказили лицо Кэйтрин, которое никогда не было красивым, даже в молодости, — но она держалась с достоинством, когда спустилась вниз и медленно преклонила колени перед королем, прижав к груди тонкие, худые руки. Однако глаза Кэйтрин горели страстью, когда она сняла свою корону и протянула ее Келсону; и она даже не моргнула, когда король забрал ее символ власти.

Кардиель уже стоял рядом, и Келсон передал корону ему, и лишь чуть повернул голову, когда архиепископ возложил на него меарский венец. Затем он протянул руку Кэйтрин, чтобы помочь ей встать, однако она сначала взяла край сутаны Кардиеля и поднесла его к губам, а потом поднялась на ноги сама, без чьей-либо помощи.

Дункан подошел к Кэйтрин, чтобы отвести ее чуть в сторону, когда остальная свита короля поднялась на ступени подножия трона в соответствии с рангом каждого из придворных, и Келсон, забрав свой меч, сел на трон Меары и положил обнаженное лезвие на колени.

В дальнем конце зала стояло множество баронов и офицеров Келсона, вместе с теми меарцами, которые уже заново подтвердили свою верность королю в долине Дорна; теперь они прошли в зал, очутившись напротив группы придворных и епископов Кэйтрин, на которых теперь было обращен взгляд Келсона. Король молчал, и над залом повисла тяжелая тишина; и тогда Джедаил Меарский, находившийся среди опальной меарской знати, вышел вперед. При первом же шаге он сбросил мантию, и все увидели, что он одет не в епископский пурпур, а в грубую домотканую монашескую рясу, а ноги его босы.

Подойдя к подножию трона, он опустился на колени и сложил руки перед грудью в молитвенном жесте, — и когда он поднял голову и посмотрел на Келсона, его лицо было лицом человека, знающего свою судьбу.

— Милорд король, — заговорил он негромко, но отчетливо, так, что его слова слышали во всех углах зала. — Я, Джедаил Майкл Ричард Джолион Макдональд Квиннел, епископ Ратаркина и принц Меары, отказываюсь на все будущие времена от каких-либо притязаний на независимость Меары и признаю вас своим законным сюзереном. Я отдаю себя на милость суда вашего величества, прошу прощения за все мои преступления и ошибки, и клянусь никогда впредь не высказываться против вас и не совершать против вас никаких действий. Если в вашем сердце найдется достаточно милосердия, я молю сохранить мне жизнь и позволить мне уйти в строгое затворничество в любом указанном вами монастыре, и я клянусь, что никогда больше не вернусь в мыслях к короне. Но если это невозможно, тогда я приму любое наказание, какое ваше величество назначит мне за мои преступления. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Тихонько вздохнув, когда Джедаил осенил себя крестом, Келсон позволил своему взгляду на мгновение обратиться к остальным епископам, ожидавшим его решения; к Кэйтрин, стоявшей между ними с видом напряженным и измученным, с руками, сложенными в умоляющем жесте.

Но хотя Келсон заглянул в мысли Джедаила, пока тот говорил, и знал, что человек этот совершенно искренен, он знал и то, что не может позволить себе снисходительности в этой ситуации.

Джедаил до сих пор был слишком послушным инструментом в руках сильных людей. Жалость может привести к слишком тяжелым последствиям.

— Джедаил Майкл Ричард Джолион Макдональд Квинелл Меарский, — ровным голосом заговорил король. — Я дарую тебе свое искреннее прощение за все преступления, совершенные тобой против меня и моего народа. Однако… — Слова Келсона гудели над залом, как похоронный звон. — Однако в интересах моего народа, как в Меаре, так и в Гвиннеде, я не могу сознательно допустить сохранения угрозы будущих мятежей. Я сохранил жизнь твоему кузену Ллюэлу, и он убил мою невесту. Я пощадил архиепископа Лориса, не желая лишать жизни человека, носящего священный сан, — и он возглавил мятеж, направленный против меня. Если я оставлю тебя в живых, пусть даже ты очутишься в самом надежном и удаленном монастыре, всегда будет оставаться возможность, что люди, неспособные к верности, попытаются снова использовать тебя как повод для объединения и бунта против моих законных прав, пусть даже и против твоей воли.

— Но ты можешь запереть его в одном монастыре со мной! — не выдержала Кэйтрин, бросаясь на колени и протягивая руки к королю. — Будьте милосердным, милорд! У меня больше не осталось родных, кроме него!

— А скольких своих родных вы лишились, цепляясь за безрассудную идею независимости Меары? — возразил Келсон. — Неужели я должен пощадить Джедаила лишь ради того, чтобы когда-то в будущем он стал причиной угрозы моим сыновьям, или сыновьям моих сыновей? Нет. Я не могу и я не взвалю на себя такую ношу, — на себя, на свой народ, на своих наследников. Джедаил, я сожалею, что вынужден подтвердить твой смертный приговор, — но тебе будет дано время, чтобы подготовиться. И несмотря на то, что официально ты лишен сана, я думаю, архиепископ Кардиель предложит тебе свою помощь. Ты согласен ее принять?

Слегка пошатнувшись, закрыв глаза, Джедаил низко поклонился, скрестив руки на груди.

— Я полностью отдаю себя под суд вашего величества и принимаю ваш милостивый приговор. Это… это будет скоро?

— Тогда, когда ты будешь готов, — тихо ответил Келсон. — Архиепископ Кардиель, вы отправитесь сейчас с принцем Джедаилом, или сначала будете свидетельствовать на суде над двумя другими пленниками, носящими священный сан?

И Келсон жестом указал на дальний колец зала, на большую двустворчатую дверь, через которую как раз в этот момент Джодрел и четверо гвардейцев вводили Лориса и Горони. Кардиель выпрямился во весь рост.

— Ваше величество, я не откажусь присутствовать при суде даже ради отпущения всех моих грехов. Стража, вы можете отвести принца Джедаила в часовню, чтобы он помолился. Отец Джедаил, я присоединюсь к вам через несколько минут. Это дело не затянется.

Джедаил даже не взглянул на двоих других пленников, когда стражники провели его мимо них к выходу из зала.

Зато Лорис смотрел на него во все глаза, да и на всех остальных по очереди, — однако и ему, и Горони заткнули рты кляпами, прежде чем ввести в замок.