Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы - Нейл Страусс

Но, если бы я ушёл, Великий Аннулятор, вероятно, начал бы обрабатывать Никки, а затем выгнал бы из группы и его. Этот парень, Скотт Хамфри, не знал, чего он хочет. На «Dr. Feelgood» его работа заключалась в том, чтобы загонять материал в «Про-Тулс» и изменять высоту тона звучания вокалов. Это то, в чём он был хорош. Но теперь он начал верить в то, что он музыкант. Я хотел сказать: “Тогда напиши песню, мудила”. Я никогда не был так огорчён за всё моё время, проведённое в группе.

Он даже сказал Томми, что он играет на гитаре лучше, чем я, и заставил Никки, который басист, играть мои гитарные партии. Я купил стопки книг по инвалидации (invalidation — бизнес-термин, означающий “лишение законной силы”), пытаясь выяснить, как мне следует пережить этот опыт, сохранив при этом уверенность в том, что я всё ещё могу играть на сцене. Каплей, переполнившей чашу (last straw), стало то, когда этот Великий Инвалидатор созвал большой совет менеджеров компании. Причина встречи: моя шляпа. Он сказал, что ему не нравится бейсболка, в которой я ходил каждый день. Для него это была проблема. Вот чем этот говнюк был озабочен на самом деле. Затем он сказал всему менеджменту компании, что от меня нет никакого проку.

“Так что?” огрызнулся я. “Почему бы вам тогда не избавится от меня?” Я был готов присоединиться к Джону Кораби. Возможно, мы могли бы создать новую блюзовую группу или что-то вроде того. Есть только два случая, когда я пишу: первый — когда у меня есть мысли о политике или Мире. Это может быть что угодно, от размышлений о значительных событиях (например, что если «Титаник» на самом деле столкнулся с айсбергом намеренно, т. к. в преддверии мировой войны капитан Смит имел секретное предписание проверить новые на тот момент броневые плиты из высоко-углеродистой стали и водонепроницаемые каюты) до просто случайных мыслей о том, как люди глупы (к примеру, толстые люди, которые упрямо надевают красное, выглядя при этом, как старик Санта Клаус). Другая причина, по которой я пишу, это когда я бываю зол, а после той встречи я был зол.

Дорогой Никки,

Я провёл с вами много лет, играя на гитаре на всех наших хитах. Вдруг оказалось, что я больше не могу играть на гитаре. Давай посмотрим, в чём разница между тогда и теперь. Что изменилось? Есть только один признак, в котором я вижу отличие, и это — Скотт Хамфри. Вы отлучили меня от процесса написания песен, потому что вы не хотите, чтобы они были ориентированы на гитару, вам не понравилось ничего из того, что я пытался вам предложить, и вы заменили всю мою игру на альбоме. Мне кажется, единственное, чего вы не сделали — это не заменили меня в группе. Вероятно, Скотт Хамфри мог бы войти в состав и играть на гитаре, потому что он сказал Томми, что делает это намного лучше меня. Поэтому теперь я вверяю это в твои руки: я стал хуже как гитарист или ты стал хуже как знаток людей?

Твой друг и товарищ по группе,

Боб Дил

Я не мастер складно писать, поэтому написал, как смог, пытаясь сказать им и донести до них то, что происходит на самом деле. Скотт засунул свой нос так глубоко в задницы Никки и Томми, что они даже не могли разглядеть дерьма, размазанного по его лицу. После письма у нас состоялась ещё одна из наших знаменитых встреч, и я сообщил группе, что это мой последний альбом, потому что я больше не могу с ними работать.

Но я предполагаю, что я превратился в старого слабого труса. Где я действительно был готов покинуть группу, это когда они вели себя, как козлы, из-за того, что я встречался с Эми в туре «Girls», теперь же я слишком боялся пройти через это. Что ещё мне было делать? Я видел то, что произошло с сольной карьерой Винса, и я видел десятки других групп, где парень отделялся, и ничего из этого не выходило. Для меня не существовало иного выбора, кроме как быть гитаристом в «Motley Crue». Даже если это означало просто сдерживаться и терпеть плохое отношение.

Так каждый день после студии я жаловался Джону Кораби, который после своих последних проблем с женщинами снова поселился в моём доме для гостей. Затем мы отправлялись в лес и выпускали пар, стреляя по мишеням. Прежде чем он покинул группу, он познакомился с несколькими стриптизёршами и пригласил их поехать пострелять с нами.

Мы проехали с ними мимо Ланкастера и оказались в голой пустыне. Мы надели свои защитные очки, перчатки и затычки для ушей и столкнулись с двумя местными шерифами, которые восхищались моим оружием. Один из них взял стальную пластину, установил её на расстоянии в двадцать пять ярдов (около 23-ёх метров), и сказал, “Вот, стреляй сюда”. Он стрелял в неё весь день из 22-го калибра, и хотел посмотреть, что будет, если выстрелить из большого оружия.

Пластина была наклонена вверх, и я прицелился (nailed) прямо в её центр. Когда я выстрелил, то услышал, как голос позади меня вскрикнул, “Ай”. Это была подружка Джона. “Меня только что ужалила пчела”, проскулила она. Но я понял, что произошло: крошечный осколок медной шрапнели от оболочки пули срикошетил от пластины, просвистел мимо моего лица и попал ей в бок.

“Это была не пчела”, сказал я ей. Я отнял её руку от её живота, и кровь потекла струёй. Я промыл рану, которая оказалась просто поверхностной царапиной шириной примерно одна шестнадцатая дюйма. Осколок шрапнели был размером с ноготь, но у меня было достаточно опыта общения с людьми, подобными ей, чтобы понимать, что, если я не позабочусь о ней, она возбудит дело против моей задницы. Я привёз её в больницу на своей машине, пока Джон держал её за руку, и она сказала, что с ней всё будет в порядке, и пообещала не предъявлять иск.

Я привёз её домой из больницы и сказал ей, что оплачу медицинские счета, достану пластического хирурга, чтобы не осталось никаких шрамов, и уверил её в том, что я обо всём позабочусь. По пути к моему дому я извинился перед Кораби.

“Всё в порядке”, сказал он. “Она всё равно была сучкой”.

Пока она была в больнице, ей звонили сотни адвокатов. Внезапно она стала утверждать, что её изуродовали, и что этот полуторамиллимитровый шрам разрушил её многообещающую карьеру стриптизёрши. Она стала таким же жадным врагом, как бывшая жена, утверждая, что в тот день мы с Кораби пили и курили “травку”, что было полной ерундой. В итоге, по решению суда я заплатил ей что-то около десяти тысяч долларов, это было почти всё, что оставалось на моём счету. Она, наверное, потратила эти деньги на то, чтобы сделать себе сиськи или что-нибудь вроде этого.

Когда история с судебным процессом выплыла наружу, газеты сообщили, что я пошёл и намеренно выстрелил в свою подругу. Именно поэтому я никогда не доверяю тому, что читаю. Поверьте мне, если бы я хотел подстрелить кого-нибудь, то это не был бы край живота. Это был бы один выстрел в голову. К чёрту выстрелы в тело.