Империя проклятых - Джей Кристофф

– Возможно, нам не понадобилось бы так много, – пробормотала Аликс, взглянув на Никиту, – если бы мы не стремились красить стены теми, что у нас есть.

При этих словах Никита зло сощурился, и Аликс быстро отвела взгляд. Драйганн снял свою возлюбленную с колен, поднялся на ноги и хмуро посмотрел на Киару.

– Ты украла этого щенка у этих псин только для того, чтобы вернуть, когда они залают? Слишком уж ты спешишь задрать кверху лапы и показать им живот, кузина.

– Я ничего не крала, – прорычала Киара, наступая на кузена. – Я добыла ее на поле битвы, где передо мной пали Черный Лев Лорсона и эта парочка Принцесс Вечности. А если ты жаждешь узнать, как у меня это вышло, сделай шаг вперед, и я с радостью продемонстрирую.

– Попробуй, мелкое отродье, – усмехнулась Аликс. – И я вытащу твои глаза через задницу…

– Хватит.

Диор вздрогнула, и все взгляды обратились к заговорившей Лилид. Графиня сидела, вытянув перед собой руку, и изучала свои накрашенные когти.

– Ты обсуждаешь обмен имущества, которым не владеешь. Этот трофей принадлежит Лилид и останется у Лилид.

– При всем моем уважении, благородная госпожа, – сказала Киара, – но Приор здесь Никита, а не Лилид.

– А Лилид – старейшая, – прорычал Драйганн. – Старейших необходимо уважать, кузина.

– Уважать, да, – сказала Сорайя. – Но повинуются не старейшим, а величайшим. А величайший – Никита. Кто здесь, при дворе, осмелится утверждать обратное?

Вслух никто ничего не говорил, но многие в кровавом зале перешептывались. Лилид сердито посмотрела на племянниц, и, оглядев этих шепчущихся демонов, их пронзительные взгляды и беспощадные улыбки, Диор оставалось только содрогнуться от внезапной угрозы, повисшей в воздухе.

Никита повернулся к сестре.

– Мы сохранили это дитя, потому что оно представляет ценность для Воссов. Если эта ценность измеряется таким щедрым количеством крови, не следует ли нам обменять ее?

Лицо Лилид стало каменным, но во взгляде горела страшная ярость.

– Не следует ли нам сначала остановиться, брат, и подумать, почему твой Фабьен так дорого оценил ее?

Никита слегка сощурился.

– Фабьен – не мой, Лилид.

– Но однажды был. И разве тебе не хотелось бы повторить это еще раз? Или ты просто настолько привык преклонять перед ним колени, что готов сделать это снова, чтобы просто встать рядом с ним?

Все дамы в окружении Диор, дрожа, отступили на шаг назад. И хотя голос Никиты звучал ровно, когда он повернулся к своим придворным, в глазах у него мы увидели ярость.

– Вон.

Обслуживающий персонал быстро покинул зал, бросив несчастных, все еще подвешенных к люстрам. За ними последовали вампиры, в первую очередь те, кто был верен Никите, среди них Аарон и Киара. Остальные двигались медленнее, Драйганн и Аликс посмотрели на Лилид, ожидая разрешения, прежде чем удалиться. И все же смертные рабы графини остались – немалое количество солдат, фрейлины, дрожащие, но преданные, Тля, распластавшаяся на животе перед троном, Принц, сидевший рядом.

Диор неподвижно застыла посреди всего этого, опустив голову, с сердцем, которое колотилось как молот. Когда они остались одни, если не считать слуг Лилид, Приор набросился на сестру. Его голос был полон гнева, а мраморный кулак покоился на клинке.

– Ты переступаешь границы, Лилид.

– А ты ступаешь вслепую, Никита.

– Я вижу все. Возможно, даже то, чего не видишь ты. Ты не воин и никогда не была им. Даже с нашим оружием, если Фабьен нападет, победа достанется нам дорогой ценой.

– Лилид не воин, да, – графиня кивнула. – Но кто дал тебе твое оружие, брат? Ведь ты действовал по замыслу Лилид, когда всего за два года покорил этот жалкий хлев, где до этого мы пятнадцать лет томились в трясине.

– Ты права, – сказал Никита. – И ты знаешь, что я благодарен тебе. Но зачем затевать конфликт, если Фабьен предлагает выгодную сделку? Мы можем использовать их, Лилид.

– Использовать их? – воскликнула она. – Это он использует тебя! Как думаешь, почему Восс решил устроить нам такой праздник? – Тля закряхтела, когда графиня сошла со своего трона и ткнула когтем в Диор. – Потому что она стоит больше, чем две тысячи перерезанных глоток, Никита!

– Тогда скажи мне почему!

Диор вздрогнула, когда Черносерд снял с плеча свой огромный клинок и с криком воткнул его в пол, разбив вдребезги камень.

– Какой нам прок от этой бестолковой глисты? Чтобы нарядить и сделать еще одну куклу для тебя? Причесать ее, прикрыть плоть, и пусть ждет тебя в качестве пятой, если не хватит четырех? Ее кровь может исцелять недуги, и что? Один глоток крови из любого из нас может делать то же самое!

– Да не знаю я почему! – огрызнулась Лилид. – Пока не знаю. Но еще одна капля моей крови на ее губах, и все ее секреты станут моими. Я буду все знать! Ведьма крови Эсани следовала за ней не из милосердия! Черный Лев погиб, защищая ее, не из прихоти! Я узнаю, чего она стоит. Терпение, брат!

– А если наши лорды крови не захотят терпеть? Они уже пререкаются! Вечно строят козни! Если Фабьен призовет свое войско, насколько быстро наш двор решит, что жизнь этой соплячки уж точно не стоит их жизней во веки веков? И кто выступит против Душегубиц, если наши придворные дрогнут? Ты? – Никита усмехнулся, жестоко и холодно. – За семь столетий ты не провела ни одной ночи на поле битвы. Хотя и от твоего языка, и от твоих дырок, безусловно, есть польза, но они вряд ли утихомирят Короля Вечности.

Лилид даже вздрогнула от этих слов, будто Никита ударил ее. С рычанием она вынула его меч их разбитого камня. Он был почти вдвое больше нее и бог знает во сколько раз тяжелее. И все же Лилид отшвырнула оружие, словно ветку. Оно пролетело через всю комнату, и Диор невольно вскрикнула, когда меч пронзил группу несчастных пленников, болтавшуюся на стропилах, рассек, как переполненные бурдюки с водой. Брызнула кровь, яркая и густая, но меч Никиты полетел дальше, разнес в осколки одну из огромных колонн, а затем пробил стену.

– Я не воин, – прошипела Лилид. – Но все же это я принесла тебе королевство благодаря моим дарам, которые ты так быстро сбросил со счетов. И хотя мои руки не так сильны и не так умело управляются с мечом, у меня в два раза больше мужества, чем у тебя, Никита. Триста лет прошло, и ты все готов простить Фабьену, стоило ему только пальцем поманить. Тебе так нравится стоять на четвереньках? Можешь одолжить платья у моих