Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Альба и Алина остановились примерно в двадцати ярдах от тронов, сняли свои присыпанные снегом треуголки и присели в реверансе, как благородные дамы при дворе. Они бросили взгляд на Диор, и мы почувствовали, как они прощупывают ее, но безуспешно, и как от бездонной силы гудит воздух.
– Приор Никита, – сказали они. – Мы приветствуем вас и выражаем смиренную благодарность за вашу Любезность.
– Принцесса Альба. Принцесса Алина. Необыкновенное удовольствие видеть вас, и, как всегда, двойное. – Губы Никиты изогнулись в улыбке, резкой, порочной. – Сколько времени прошло с тех пор, как мы танцевали в последний раз? На маскараде Ильхана, кажется. Лет восемьдесят?
– Девяносто два, – ответили они.
– Так много? Ах. Сердце кровью обливается из-за того, что мы так долго были лишены счастья видеть вас.
– Счастья, – усмехнулась Лилид. – Говорила ночь дню.
Черные глаза одновременно повернулись к графине.
– Леди Лилид. Приветствуем тебя.
– О, наконец-то соизволили обратить внимание на ту, что восседает на троне старейшей.
– Простите нас, графиня. – Душегубицы поклонились. – Для нас это в новинку – стоять в зале, где старейшая и величайший сидят бок о бок. Среди Железносердов это одно и то же.
– Мы, конечно, прощаем вас, Принцессы, – произнесла Лилид мягким, как летний ветерок, голосом, почесывая за ушами своего бледного волка. – Все-таки считать до двух – непростое занятие.
Никита погладил подбородок, все еще улыбаясь.
– Вы проделали долгий путь не для того, чтобы обмениваться колкими любезностями, кузины. Мы слышали, что войска вашего отца находятся на востоке, и его праведный поход направлен на то, чтобы стереть в порошок стены Монфора. А почему же вы так далеко от него?
– Наш ужасный отец, Фабьен, Король Вечности, Приор крови Восс, старейший в роду и полновластный правитель этой империи, желает вернуть свою собственность.
– Собственность?
Взгляды Душегубиц обратились на Диор.
– Это дитя принадлежит ему.
– В самом деле? – Никита приподнял бровь. – И все же, согласно освященному веками договору, заключенному между нашими великими родами, к западу от Мер и к северу от Умдира все принадлежит Неистовым. И хотя Фабьен, возможно, и король, но я не припомню, чтобы его лба касался императорский лавровый венок. Вы, кузины, преувеличиваете. И переходите границы.
– По какому праву Фабьен претендует на этот трофей? – спросила Лилид.
Душегубицы взглянули Бессердку.
– Это его дитя.
– Нет. Она – наша. К концу этой ночи мы напоим ее кровью в третий раз, и она будет связана со мной.
При этом обещании на щеках Диор вспыхнул румянец, а нас охватил страх, когда мы увидели, как ее глаза блуждают по шее Лилид, как она рассеянно облизывает уголок рта.
Глаза Душегубиц снова обратились к Никите.
– Наш отец предлагает награду за возвращение своего имущества, Приор. Две тысячи голов скота из его земель на севере. Доставят вам до конца этой прекрасной зимы.
– Скота у меня уже предостаточно, – сказал Никита.
– В самом деле? – Душегубицы склонили головы. – Ваши земли выглядели совершенно бесплодными, пока мы ехали сюда. До нас иногда доходят злобные слухи, что для пополнения запасов в кладовых ваши капитаны вынуждены совершать набеги к востоку от Мер в нарушение того освященного веками договора, о котором вы недавно упоминали.
Древние взглянули на ощетинившуюся Киару, затем в унисон поклонились Никите.
– Но нас наверняка дезинформировали. Разгром Авелина, скорей всего, был делом рук каких-нибудь низкородных разбойников, а у мудрого Никиты, несомненно, припрятан рог изобилия, который будет сытно кормить и его лордов крови, и грязнокровок после летней оттепели, когда с рек сойдет лед, а пир перерастет в голод.
Черносерд злобно сощурился и откинулся на спинку трона, барабаня острыми когтями по коже.
– Две тысячи, говорите?
– У Фабьена так много скота, – размышляла Лилид, – что он может поделиться с нами?
Но Душегубицы не обратили никакого внимания на Бессердку, не сводя глаз с Никиты.
– Что скажешь ты, Приор?
Селин Кастия во чреве Суль-Аддира замолчала, задумавшись. Темные глаза остановились на реке, разделявшей ее и историка. Селин наклонилась вперед, скрестив ноги, и сцепленные пальцы чуть не коснулись серебряной решетки у нее на зубах.
– В сердце вампира нет большей нежности, чем обида, грешник. Воссы досаждали Дивокам еще до того, как большинство собравшихся в Дун-Мэргенне погрузилось во тьму. Мало кто знал, с чего началась вражда между их великими домами. Кто-то шептался о древнем предательстве, или о войне в сердцах, или о дружбе, превратившейся в горькую желчь. Но каковы бы ни были причины, ненависть между древними родами была крепленой и хорошо выдержанной, точно лучший бренди. Воссы против Дивоков. Железносерды против Неистовых. Совсем как…
– Вино против виски? – пробормотал Жан-Франсуа. – Блондинка против брюнетки?
Селин моргнула, хмуро глядя на другой берег реки.
– Прошу прощения?
– Неважно. – Историк улыбнулся про себя, взглянув вверх. – Простите.
Последняя лиат хмурилась еще мгновение, а потом продолжила.
Несмотря на удар, нанесенный моим братом на Багряной поляне двенадцать лет назад, Дивоки покорили весь Оссвей – удивительный подвиг, который сделал Никиту первым настоящим королем нежити в этой новой ночи. Но, торопясь занять трон, Черносерд превратил свое королевство в пустошь. Приближалось лето, а с ним и оттепель. Реки снова потекут, лишая надежды на дальнейшие завоевания, пока снова не начнется зима. И запасы смертных, обещанные Душегубицами, станут настоящим спасением в предстоящие месяцы лишений. Это было ясно. Но обмен с Воссами… если Никита признает, что они ему нужны…
– Мой ответ – да, – провозгласил он.
По толпе Неистовых с обнаженными клыками и жесткими, как кремень, глазами, пронесся шепот.
– Да? – спросили Душегубицы.
– Да. – Никита поднял руку, на которой сверкнула железная печатка. – Как только вы, Принцессы, опуститесь на одно колено перед моим двором и подарите поцелуй этому кольцу. А за оскорбление, нанесенное моей сестре и старейшей, разрешаю вам упасть на оба колена и прижаться губами к моим губам.
По залу прокатилась волна мрачного одобрения, Драйганн ухмыльнулся, сверкнув золотыми клыками, а Сорайя позволила себе даже рассмеяться. Но если Душегубицы и были разгневаны, виду они не подали. Приподняв брови, они повернулись к грязнокровкам, стоявшим у них за спиной.
– Ах, Никита, милый, – раздался мягкий и напевный голос. – Тобою руководит не разум, а черное сердце, в честь которого ты себя назвал.
Граф поднял глаза в поисках говорившего. По какой-то безмолвной команде грязнокровки расступились, и из толпы вышел улыбающийся
