Суфии - Идрис Шах

В этом свете мы можем увидеть чудеса как составную часть общей модели развития человеческой жизни. Такое отношение выводит эти явления из сферы компетенции теолога, стремящегося объяснить их на более низком уровне, а также скептика, пытающегося толковать их в терминах научных теорий. Чудеса обладают своими собственными важными функциями. Они, таким образом, продолжают действовать и в тех обществах, где считается, что «эпоха чудес уже канула в Лету». Можно сказать, что хотя вулканы больше уже не являются огнедышащими драконами, они все же продолжают оставаться вулканами.

В контексте нашей метафоры мы можем теперь ощутить в физических явлениях действие некоего процесса, хотя символизм в этом случае может измениться. На Кипре действовала тайная турецкая организация, целью которой было объединить и направить динамическую силу сообщества в русло эволюционного развития. Эта организация называлась «Вулкан». С помощью такого названия они смогли очень точно обозначить ощущение внутренней или подземной (скрытой) силы и, таким образом, перенести динамику внешне независимых природных сил в человеческое сообщество.

Подобный подход к чудесам означает, что какими бы привлекательными ни казались рассказы о совершенных кем-либо чудесах, они никогда не смогут оказать такого же воздействия, как те события, о которых они повествуют. Этим объясняется суфийский принцип «Пусть чудо действует», нашедший частичное отражение в испанской поговорке Hagase el milagro, aunque lo haga Mahoma — пусть свершится чудо, даже если его совершит Мухаммед.

Этот принцип деградировал в известную доктрину: «Цель оправдывает средства».

Суфии, однако, не теряют из вида сопутствующего верования, согласно которому если кажущееся чудо является важным фактором для развития группы (в данном случае суфийской), то наиболее вероятно, что оно произойдет в прогрессирующей группе для того, чтобы сделать прогресс более устойчивым или ускорить его. «Чудо, – сказал Камалуддин, – является предвкушением силы группы, занятой развитием органов, способных к восприятию чудес. Две вещи развиваются одновременно – правильное отношение к чудесам и состояние гармонии искателя с фактором чуда». Снова рассматривая этот вопрос в свете эволюционной теории, можно сказать, что человек, впадающий в состояние грубого восторга при виде автомобиля, т. е. чуда, связанного с вещью, нескоро сумеет понять свою соответствующую функцию, состоящую в том, чтобы начать управлять автомобилем или ездить в нем.

Чувство изумления оказывает на человека тормозящее воздействие и это объясняет, почему суфийские учителя выступают против злоупотребления экстатическими переживаниями, которые представляют собой всего лишь одну из стадий развития суфия. Охваченный благоговейным страхом и чувством восторга, искатель топчется на одном месте, вместо того чтобы двигаться вперед к высшей реализации. Именно поэтому поиск временных (или даже постоянных) мистических переживаний называют «завесой».

Истинная реальность, как отмечает Калабадхи из Бухары в своей книге Китабель-Тааруф, выше экстаза. Джунайд из Багдада (один из первых классических авторов, ум. в 910 г.) говорит, что экстаз доставляет человеку удовольствие, но когда приходит истина, она занимает место экстаза. Он упоминает о прохождении через классическое суфийское состояние экстаза, за которым наступает иное состояние – неосознование экстаза.

Один человек настойчиво просил учителя Нуриттина рассказать о магических силах, о даре исцеления и внутреннем удовлетворении, которое приносит человеку Суфийский Путь.

Нуриттин сказал: «Ты рыщешь подобно волку вокруг нашего лагерного костра. Откажись от волчьей алчности, брат, и поужинай с нами, но не нами. Ты думаешь о вещах в неправильном порядке. Все должно происходить в соответствующей последовательности: сначала – одно, затем – другое».

Посетитель сказал: «Тогда дай мне какие-нибудь впечатления о себе и своих друзьях, чтобы я мог решить, стоит ли мне иметь с вами что-то общее». Учитель сказал: «Оценивать нас через призму твоих нынешних идей – все равно что смотреть на солнце через закопченное стекло. Такой подход заставит тебя представлять нас в связи с этими идеями и идеями твоих друзей или врагов. Если ты станешь собирать обрывочную информацию о нас, твой подбор будет определяться методами, отличными от методов составления наших букетов. Твой букет, возможно, и будет выглядеть хорошо, но он будет лишен того запаха, в котором ты нуждаешься для достижения конечной цели».

Считать честных ученых волками, рыскающими вокруг бивачного костра суфиев, было бы разумеется чрезмерным, тем не менее попытки изучения внутренних изменений с помощью внешних методов, неизменно повергающие людей в недоумение, продолжаются и поныне, проявляясь, например, в таких вопросах: «Кем были адепты, которым он (Газали) передавал эти волнующие тайны?.. И было ли что передавать на самом деле? Если да, то что?»[84]

«…(Лейн) упоминает, какое сожаление испытал новообращенный мусульманин, когда вынужден был отказаться от этих религиозных упражнений. Интересно отметить, что именно этот человек рассказывал, как, будучи дервишем, он развил в себе необыкновенные телепатические способности, благодаря которым знал, что происходит в других местах, и даже слышал, о чем там говорят. Притязания на обладание подобными силами встречаются очень часто в суфийской литературе. Рассказы безукоризненно честных людей о том, что они наблюдали такие замечательные способности в действии, могут, несомненно, считаться надежными свидетельствами, какое бы ни было тому объяснение»[85]

Повествуя о Наджмуддине Кубре (ум. в 1221 г.), предшественнике Франциска Асизского, преподобный Джон Субхан приводит пример поразительных дарований, которые обнаруживались у суфийских шейхов: «Влияние основателя Великого братства (Ихван-и-Кубравийа) распространялось не только на людей, но также на птиц и животных. Явления такого же характера можно наблюдать и сегодня… Однажды, когда Наджмуддин стоял у дверей своей ханаки, взгляд его упал на пробегавшего мимо пса, состояние животного сразу же изменилось, и его поведение стало соответствовать поведению человека, потерявшего себя (в мистическом смысле). Куда бы ни пошел этот пес впоследствии, другие собаки устремлялись к нему, вкладывали свои лапы в его лапы (в знак повиновения), после чего отходили и окружали его на почтительном расстоянии».[86]

При всех колебаниях, взлетах и падениях, через которые прошли магические верования и посвященная им литература, начиная с древнейшего периода истории до средних веков, и со времен средневековья до наших дней, определенные аспекты магической практики важны с суфийской точки зрения. Магия окружает восточный символизм, но каким именно образом, никто из внешних наблюдателей все еще не понял, а то, как это понимают в стенах суфийских групп, обычно не выходит за их пределы.

Известно, что алхимией занимались как в аллегорическом, так и в буквальном смысле. Магическая литература точно так же скрывает достаточно много суфийских материалов. Дать сколько-нибудь удовлетворительное объяснение тому, как именно используется этот материал и что скрыто за аллегориями, просто не представляется возможным. Но сихр и сихр аль-халал (дозволенная магия), согласно исламскому определению, включают суфийские материалы, часть которых нигде больше не представлена в письменной форме.