Devil ex machina - Марьяна Куприянова

– Нет, неужели ты не наелась? К чему же это, зачем? Почему именно из сковородки? В чем прелесть есть пригоревшее масло с ошметками мяса? Давай я просто приготовлю еще? Зачем же ты? Фаина, ты словно ребенок. Вечный ребенок в теле взрослого.

– Тут самое вкусное, – приговаривала она. – Боже, как вкусно. Я не могу остановиться.

За чаем они сели уже очень близко друг к другу, делая вид, что так и надо. Фаина рядом с ним совершенно ни о чем не помнила. Были только сытость, хорошее настроение и симпатичный сосед, активно заигрывающий с нею. И все шло, как шло. Не могло быть иначе.

Кружки, наконец, опустели, и мгновенно исчез повод вести подобие светской беседы, то и дело отрываясь друг от друга ради ненужного глотка. Предусмотрительный Ян отставил посуду подальше от них и теперь не без удовольствия следил за движениями Фаины. Какая она раскрепощенная и искренняя сейчас, как обворожительна ее кожа, губы и волосы… Он больше не мог и признался себе в этом. Но Фаина его опередила. Она придвинулась еще ближе к его телу, поиграла с его рукой, погладила, затем просто поднялась и пересела на него. От неожиданности Ян откинулся на спинку стула, глядя на свою Фаину снизу вверх. Откуда в ней столько смелости и напора? Что за непознанная сторона ее натуры?

– Я себя так хорошо чувствую, – промурчала она на грани слышимости, и Ян задышал более шумно, чем обычно.

Фаина изучала его лицо, с трудом представляя себе, что оно может быть ненастоящим. Хотя с какой-то стороны это даже логично – не бывает у людей таких привлекательных лиц: посмотришь подольше и обязательно найдешь изъян. Но не с Яном. Геометрически верное творение, венец человеческой внешности. Разве может еще один человек на земле обладать наружностью с такой же внутренней гармонией между цветом кожи и глаз, густотой волос и бровей, формой головы, носа и губ, расположением их на благородном, одухотворенном лице? Вряд ли. Иметь возможность трогать все это – разве не чудовищное везение, не лучший момент ее скучной жизни?..

Мельком обдумав это, Фаина решилась сделать кое-что, о чем давно мечтала в глубине души. Она без предупреждения укусила Яна за нос – его чудесный ровный мраморный нос, который не сделал бы самый талантливый хирург или скульптор в мире. Но Ян словно и не ощутил боли. Он был молниеносен и обездвижил ее на себе, дождавшись, наконец, того условного сигнала, когда можно сорваться.

Фаина добилась своего.

Несколько минут прошли в дурманящем забытьи. Она наслаждалась сладостью его пухлых губ и почти теряла сознание, пока не ощутила, что сидит на твердом. Это быстро привело ее в чувства. Фаина представила, что будет, если прямо сейчас кто-нибудь зайдет за чаем и увидит такую картину. Фаина вздрогнула, обнаружив, что Ян переключается на ее шею, уши и плечи, и губы его как никогда обжигают кожу. Хотелось бы ей бороться, но она уже давно сдалась. И вместо того, чтобы вырваться, она перехватила его руку и искусала на ней все пальцы – его длинные красивые пальцы. Ян застонал, но сумел остановить ее и себя.

– Тысячи пожаров не пылают так сильно, – начал он охрипшим голосом, – как мое желание обладать тобой, Фаина. Тебе стоит щелкнуть пальцами, и я возгораюсь. Ты возбуждала меня, даже ничего подобного не вытворяя, но сейчас… Ты пляшешь на пороховой бочке. Прошу, воздержись. Еще не время. Ты пожалеешь о том, чего желаешь в данный момент.

Пришлось согласиться и слезть с него, чего делать не хотелось категорически. Сейчас в его компании было комфортно и хорошо, но сколько же дней и ночей с момента его заселения прошли впустую, а могли бы пройти так, как сегодняшний день. Они могли бы с самого начала проводить время вместе, но все сложилось, как сложилось. Фаина действительно долго упрямилась. Видимо, им стоило пройти через безразличие, презрение и ненависть друг к другу, чтобы сейчас сидеть на кухне, вместе готовить и устраивать бурные прелюдии, словно это для них в порядке вещей.

Ян снова стал другим человеком, и надо было привыкнуть к нему в этой ипостаси. Еще один пласт отслоился и рассыпался, приближая Фаину к сердцевине многослойной натуры. К хорошему привыкаешь быстро, но память о некоторых событиях не умерла, она живее всех живых. Как и память о том, что предстоит. Промежуток между ужасным «было» и пугающе-неясным «будет», промежуток странно комфортный и приятный растянулся на неопределенный срок. И Фаина не хотела, чтобы это кончалось. Ее посещала мысль, что эта ситуация похожа на богатый завтрак осужденного перед казнью. Бессмысленное утешение, попытка быть гуманным с тем, кого обрекаешь на смерть по собственной воле. Желание облегчить и осчастливить последние дни… Пусть! Ночью перед сном Фаина размышляла обо всем этом и заснула с улыбкой на лице. Впервые за долгие годы ей нравилось то, что происходит в ее жизни. Именно потому, что она прекрасно знала, к чему это приведет.

Глава 29, в которой Фаина боится, но не за себя

«У тебя было какое-то представление о жизни, была какая-то вера, какая-то задача, ты был готов к подвигам, страданьям и жертвам – а потом ты постепенно увидел, что мир не требует от тебя никаких подвигов, жертв и всякого такого, что жизнь – это не величественная поэма с героическими ролями и всяким таким, а мещанская комната, где вполне довольствуются едой и питьем, кофе и вязаньем чулка, игрой в тарок и радиомузыкой».

Герман Гессе – «Степной волк»

Фаина и Ян значительно сблизились за очень короткий срок, и поначалу все шло неплохо. Она перестала зацикливаться на своих неудачах, изъянах и болезнях, не вспоминала о смерти, которая теперь стояла под вопросом из-за невероятно мягкого обращения Яна с нею. Он же – проводил время с человеческим созданием, к которому ощущал слишком многое, чтобы это возможно было описать всеми известными ему языками. Но рядом с нею он, кажется, начинал понимать, что означает пресловутое людское «положительные эмоции», о которых он прежде так многое читал и слышал, но лично не испытывал.

Происходящее между ними напоминало жуткую сказку о дружбе паука и бабочки, застрявшей в паутине. И вот они вдвоем читали эту сказку, переглядываясь и удивляясь ее неправдоподобности. Но чем глубже продвигались к финалу, тем яснее понимали, что природы не изменить, и паук будет любезничать с наивной бабочкой лишь до того момента, пока не испытает легкий голод. Тогда-то и придет конец его искренним улыбкам, и станут они оскалом ядовитых