Devil ex machina - Марьяна Куприянова

– О, ты о диабете? Нормально. Вполне. Иногда бывает спонтанная жажда, но это ничего. Она как маячок. Если появляется, значит, я что-то сделала не так.

– Я же говорил, что стоит отказаться от сладкого, – напомнил Ян, облизывая нож. – А ты сопротивлялась. Как и всегда. Неважно, права ты или нет, знаешь, в чем дело, или не понимаешь до конца. Ты сопротивляешься, будто бы на всякий случай. Это твой главный алгоритм, и он всегда безотказно срабатывает. В этом вся ты.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? Может, вместе приготовим и пообедаем?

– Вместе? – уточнил он. – Вместе. Я еще ни с кем вдвоем не готовил.

– И ни с кем не делился тем, что приготовил.

– Да. Это так. Ты заметила даже это? – Ян словно сам только что понял это и удивился.

– Думаю, весь блок заметил.

– Брось, Фаина, кто еще, кроме тебя, обращает на такое мнение? Ты будешь первой, кого я накормлю. Надеюсь, это поможет.

– В каком смысле?

– Надо кое-что проверить. Не могу сказать, что именно. Иначе может не сработать. Ты, к слову, решила, придешь ли на спектакль?

– Не знаю, просто… А о чем он?

– О людях, разумеется. О вас всех. С моей точки зрения.

– С твоей? Ты сценарист?

– А также идейный вдохновитель и директор по декорациям и костюмам. Поэтому мне так важно, чтобы ты пришла и сама все увидела.

– Хочешь знать, что я думаю о том, как ты оцениваешь людей?

– Это не оценка – скорее, восприятие. Выраженное в рамках цельной художественной формы с отсылками к вашей культуре. Ты бывала в театре?

– Несколько раз. На самом деле я…

– Далека от искусства, это ты хочешь сказать?

– В общем-то, да, – с неловкостью призналась она.

– Это ты так полагаешь. Но то, что у тебя в голове, позволило бы тебе стать весьма нетривиальным творцом. И помогло бы избавиться от многих неприятных вещей, с которыми ты привыкла жить. Знаешь, просто выплеснуть их наружу. Становится легче. По крайней мере, так пишут ваши психологи. Я недавно читал одно исследование…

Она все слушала и слушала, наблюдая, как он возится с мясом и увлеченно повествует ей о своем опыте взаимодействия с культурным и научным пластом человечества. Рассказывал Ян вдохновляюще, меняя интонации, активно жестикулируя, даже пытался шутить, но всегда как-то кривовато, что по-своему умиляло. Оказывается, он так многого успел коснуться, так многое прочел. Фаина давно не испытывала подобную жажду знаний, и пример соседа поразил ее. Насколько же можно расширить свой кругозор за короткий срок при особом на то желании. На третьем десятке лет Фаина была уже слишком ленива и апатична для таких подвигов. Завершился период, когда всестороннее саморазвитие являлось ее основополагающей целью. Она многим увлекалась и совершенствовалась до тех пор, пока не заметила, что окружающие относятся к ее занятиям и взглядам все с большим раздражением и искренним непониманием.

Фаина недоумевала, как можно считать занудным, скучным или странным человека, который много знает и способен высказать личное мнение о чем угодно, включить критическое мышление и усомниться даже в доказанном. С такими людьми никогда не бывает скучно, и она изо всех сил стремилась стать такой же на протяжении нескольких лет. А потом с ней просто стали меньше общаться, пока она полностью не перешла в касту тех, с кем разговаривать считается стремным. В учебных заведениях, как и на зоне, свои законы и социальные группы. Общением с нею брезговали, что послужило тревожным сигналом к переменам.

Фаина осталась почти одна. Неподъемным грузом навалились на нее разочарование в людях, крах иллюзий о значимости интеллекта в обществе, да и вообще о собственной значимости как личности, учеба в вузе, где никого не волновали ее проблемы и стремления, несбывшиеся мечты и рухнувшие замки. Похоже, там и обострились проблемы с восприятием себя и коммуникацией с внешним миром – в один момент, по щелчку пальцев, все поехало набекрень. Удерживать было не по силам. Да и ради чего стараться?

Когда думаешь, что понял правила игры, и долгое время стараешься их выполнять, но потом видишь, что призы, уважение и внимание достаются не тебе, а тем, кто нагло жульничал, у тебя есть только два пути: стать таким же, как они, или отказаться от игры в принципе. В свое время Фаина без раздумий выбрала второй путь и замкнулась в себе – единственном месте, где все еще было комфортно. Ей опротивело принимать участие в шоу уродов под названием взрослая жизнь. Общепринятых правил она не признавала. Поэтому пришлось, навредив себе и психическому здоровью, словно бы выпасть из мира, придуманного взрослыми для взрослых.

Любые ценности с тех пор стали для нее пустышками, если уж их так легко разрушить, как это часто случалось у нее на глазах. Любые цели и планы потеряли смысл – реальность вносила свои коррективы, и они никогда не совпадали с планируемым. Слишком многое зависело от окружающих людей и обстоятельств: люди обычно портили все своим идиотизмом, а обстоятельства складывались не в ее пользу.

Условности размылись и больше не касались ее: будь то требование сдавать институтские книги в библиотеку вовремя или носить только глаженую одежду, вовремя стирать постельное белье или пить таблетки строго по рецепту. Презрев самые обыденные правила, Фаина не носила деньги в кошельке, хотя он у нее был; могла повести себя странно в общественном месте, если ей того хотелось; не поддерживала особой связи с родственниками; могла смеяться в моменты, когда веселье неприемлемо; стирала одежду и убиралась в комнате, когда ей того хотелось, а не когда подходил срок; съедала разом пачку витаминок, что вызывало предсказуемую аллергию; разгонялась и ездила по замерзшим лужам зимой, врезаясь в прохожих; подолгу не ложилась спать, даже если надо было рано вставать утром, и многое-многое другое.

Жизнь, конечно, потеряла адекватность и потекла в неверное русло, никем не проторенное. Было трудно. Год за годом Фаина проводила в режиме отрицания и неприятия той реальности, ее констант и элементарных правил, что принимали за чистую монету все вступающие во взрослость. Само собой, на фоне такого отторжения нарушилось и восприятие, и отношение к себе, и способность общаться и верно анализировать события, принимать решения и брать на себя ответственность. А с заселением в общежитие постепенно выветрилась тяга к чему-либо, кроме сна, еды и алкоголя…

Но всегда в ней оставалась та любознательная и добрая Фаина-ребенок, которой нравилось жить, которая хотела дружить со всеми, кого встречала. И пока Ян рассказывал ей о своих увлечениях, вдохновляя и оживляя, эта девочка внутри улыбалась, глаза ее сверкали жаждой игры и озорства, как это бывает лишь у детей. Ян многое знал. От