Черное знамя - Дмитрий Казаков

– Да? – сказала Лидочка. – Да, он здесь, сию секунду… Николай Филиппович, вас! Приемная директора.

– Прошу простить, – заведующий сектором поднялся, торопливо вытащил салфетку из‑за ворота.

Разговор оказался недолгим, через минуту Степанов вернулся, и к удивлению Олега, поманил того пальцем:

– Андрей Евгеньевич вас вызывает к себе, просит прибыть немедля.

– Да, хорошо, – Одинцов встал. – Как думаете, зачем?

– Не могу знать, но полагаю, что хочет познакомиться с новым сотрудником, – Степанов развел руками. – Есть у него такое обыкновение, когда дело касается, если можно так сказать, личностей неординарных, а вы ведь пришли к нам, честно говоря, не совсем обыкновенным образом.

Ну да, точно, не каждый день в «Наследие» переводят статских советников из отдела общей пропаганды.

– Кабинет его знаете, где находится? – поинтересовался Степанов.

Олег кивнул:

– Да.

«Логово» директора «Наследия» располагалось в другом конце здания, так что неровные шаги, сопровождаемые стуком палки, прозвучали сначала на одной лестнице, затем раздались в длинном коридоре, а затем огласили другую лестницу, парадную и роскошную, со ступеньками из мрамора, красным ковром и широкими перилами.

В приемной Олега встретил секретарь, подтянутый и моложавый, хотя вовсе не молодой.

– Вас ждут, проходите, – сказал он, и распахнул тяжелую дверь из красного дерева.

Кабинет Снесарева оказался велик и солиден, под стать хозяину – панели из светлого дерева на стенах, кадка с необычным растением в углу: фиолетовые листья, светлая кора, явно что-то экзотическое, стол, достойный большого чиновника, и неизбежный портрет главы государства на стене.

Огневский смотрел, как всегда, пристально, с напором, и казалось, что ноздри его раздуваются от ярости, что сейчас он раскроет рот и раздастся знакомый всей стране голос.

– Олег Николаевич, заходите, – Снесарев кивнул, на губах его появилась мягкая улыбка. – Присаживайтесь. Надеялся, что наша встреча состоится несколько раньше, но сами знаете, непредвиденные обстоятельства.

Еще бы, в связи с тем взрывом у директора наверняка прибавилось дел, и ведь уже сегодня проходная выглядит так, словно ничего и не было пять дней назад, разве что вахтер сидит другой. В связи с этим вышла задержка с оформлением – приказ о зачислении Олега оказался подписан только вчера, а первый рабочий день начался сегодня.

– Я понимаю, ваше превосходительство, – он сел, палку прислонил к столу.

Снесарев, в отличие от заведующего специальным сектором, выглядел тем, кем был – военный географ, объехавший половину Азии, дослужившийся до генерала, профессор и автор множества научных работ, владеющий четырнадцатью языками; волосы и усы седые, но взгляд острый, и не скажешь, что три года назад отметил семьдесят.

Именно тогда Олегу на глаза попалась газетная статья, посвященная юбиляру и набитая всякими фактами о нем.

– Не сомневаюсь, что понимаете, – Снесарев огладил усы, и заговорил неспешно, взвешивая каждое слово. – Такие люди, как вы, нам очень нужны, и большая удача, что вы оказались в стенах нашего института. Вы так наверняка не думаете, даже подозреваете, не сошел ли я с ума, но я уверен, что через год-два измените свое мнение. Да, у вас нет научной подготовки, но зато есть живой, открытый ум и еще опыт, который пригодится нам, когда начнется запланированное расширение «Наследия». Мы пока занимаемся исключительно историей, но это ситуация данного дня, вскоре мы попытаемся охватить все дисциплины, интересные нам с точки зрения евразийского мировоззрения…

На столе аккуратной стопкой лежали книги, старинные толстые тома, и Олег смог прочитать названия и фамилии авторов на некоторых корешках – «Стратегия» Михневич Н. П., «Ведение современных войн и боя» А. Г. Елчанинов, «Основы современного военного искусства» В. А. Черемисов…

Директор «Наследия» продолжал активно работать не только как администратор.

– Должны будем готовить обоснования для всех идей, предложенных партией и правительством, неважно, связаны ли они с социологией, экономикой или даже естествознанием, – продолжал Снесарев, внимательно глядя на собеседника. – Кроме того, не стоит рассматривать наш институт только как исследовательское учреждение, мы еще и политическая организация, ведь в наше время любая наука, начиная с физики и математики, является политической. Несомненно, не помешало бы усилить наше влияние на крупнейшие университеты, пока оно прискорбно мало…

«Планы у него наполеоновские, наличие в министерстве отдела высшего образования его не смущает, – подумал Олег. – Но зачем он мне все это говорит? Неужели это он попросил Паука перевести меня сюда, для начала – на скромную должность в специальном секторе, а как оклемаюсь – на пост повыше?»

Нет, маловероятно, скорее подозревает во мне соглядатая Штилера, и спешит расписаться в благонадежности.

Интересно, насколько искренне отставной генерал принял идеологию Вечной Империи? Учитывая геополитические воззрения Снесарева, он мог быть идейным сторонником ПНР, но мог работать на режим и из шкурных, карьерных соображений.

Или, скорее всего, все просто началось с жажды реванша, желания сбросить ярмо позорного мира, вернуть величие стране, растоптанной и униженной в шестнадцатом году. Многие в конце двадцатых поддержали ПНР и Огневского только потому, что тот обещал, просто орал о том, что Россия вновь будет могучей, а подписанные в Амстердаме бумаги окажутся разорваны и выкинуты на свалку истории…

Может быть, поверил этим речам и Снесарев.

Поверил, пошел за евразийцами, и вот, высоко взлетел…

Не молод, конечно, директор «Наследия», но опытен и силен, Артюхину, начальнику отдела высшего образования, стоило бы насторожиться. Не успеет моргнуть и глазом, как окажется без полномочий, без бюджета и сотрудников, короче говоря, без власти, главой фиктивного подразделения.

Такое в подковерной бюрократической борьбе, что царит в Вечной Империи, происходило не раз.

– Далеко не все еще понимают, что освободив свое мышление и мироощущение от давящих его западных шор, мы должны внутри себя, в сокровищнице национальной русской духовной стихии, черпать элементы для укрепления и развития мировоззрения, и в этом же духе воспитывать нашу молодежь…

Прямо под портретом вождя на стене висела карта Евразии – границы государств на ней соответствовали, насколько мог судить Олег, тридцать шестому году, окончанию прошлой войны. Северный Китай до Хуанхэ и окрестности Проливов еще не являются территорией империи, но Иран, Галиция и Маньчжурия заштрихованы так же, как окрестности Москвы или Новониколаевска.

– Стоит также рассматривать и внешнеполитические аспекты нашей деятельности, – Снесарев, похоже, увлекся, даже не заметил, что собеседник слушает его не очень внимательно. – Наука братских народов, присоединившихся к евразийской идее, нуждается в направляющем воздействии, так что филиалы «Наследия» скоро появятся в Пекине и Белграде, в Софии и Стамбуле…

При упоминании столицы Турции Олег вздрогнул, ощутил нарастающее раздражение – сколько можно, он давно вышел из студенческого возраста, и вовсе не желает выслушивать такие вот длинные лекции.

Или директор «Наследия» пытается «перевербовать» нового сотрудника, обрабатывает, хочет обратить в свою веру?

– И последнее, по списку, но никак не по значимости – необходимо также сделать нашу деятельность менее умозрительной. Евразийству свойственно стремление сблизить науку с практикой, сочетать ее с производственным процессом, который в нашем случае понимается как исторический синтез на территориях того исполинского континента, что предоставлен нам Всевышним…

Похоже на цитату, да, из работы Алексеева «Духовные предпосылки Евразийской культуры».

Олег напрягся, вспоминая – он читал этот текст лет десять назад, но помнил его наизусть. Нет, не цитата, компиляция из нескольких расположенных по соседству фраз, умелая интерпретация и развитие чужих мыслей.

Интересно, что сам Николай Алексеев, один из основателей партии, ставший недавно директором Московской Высшей партийной школы, думает о том, как воплощают в жизнь его учение? Нравятся ему «практические выводы» в виде русских войск, что «моют сапоги» в Эгейском море и Индийском океане?

Мысль показалась неуютной, в этом направлении Олег раньше почему-то никогда не задумывался – да, есть основоположники, предтечи движения, их нужно уважать и почитать, но строить государство, решать земные, вовсе не философские проблемы предстоит другим, людям дела, таким как Штилер, Хан или Огневский.

Из тех, кто весной двадцатого года участвовал в учредительном собрании новой, тогда никому не известной партии, более-менее на виду остался только Савицкий, вождь идеологии империи, возглавляющий соответствующий отдел в ПНР, но и он – фигура второстепенная, и власти у него не особенно много.