«Кондор» оставляет следы - Валентин Машкин

Орландо Летельер, его жена Исабель Морель де Летельер и четверо их сыновей жили в Бетезде, зеленом вашингтонском пригороде, похожем на парк. Там они снимали небольшой красивый и уютный дом.

Вечером 20 сентября 1976 г., в канун трагедии, они принимали у себя супругов Моффит, своих друзей-американцев.

Двадцатипятилетняя Ронни Моффит была сослуживицей Летельера по Институту изучения политики.

Вместе с ее мужем Майклом чилиец работал над книгой «Новый мировой экономический порядок». Мужчины и в этот вечер вначале посидели над рукописью, и лишь потом, за ужином, завязалась общая беседа.

Была она невеселой. Орландо Летельер только что получил газету «Диарио офисиаль», являющуюся органом хунты. В ней сообщалось, что его лишили чилийского гражданства за «антипатриотическую» деятельность во время поездок в Нидерланды.

Указ о лишении гражданства был опубликован в Сантьяго еще десять дней назад, и он, конечно, знал о нем, но только в тот вечер ему удалось достать газету с полным текстом правительственного постановления. Впрочем, у него уже был заготовлен ответ пиночетовцам — статья, написанная им на днях для одной из американских газет. В статье, в частности, говорилось:

«10 сентября чилийский диктатор Аугусто Пиночет издал указ № 588, лишающий меня гражданства за то, что я «серьезно угрожаю жизненно важным интересам государства». Это всего лишь новая страница в позорном списке посягательств военной хунты на права человека… Ныне, исчерпав весь арсенал репрессивных мер, она докатилась до полного абсурда, утверждая, будто все, кто выступает против нее, больше не чилийцы».

Показывая Моффитам газету, Летельер сказал:

— Я знаю, что в Сантьяго шел долгий спор: одни хотели убить меня, другие — лишить гражданских прав.

Увидев удивление на лицах своих американских друзей, он горько пошутил:

— Вы должны знать, что в Чили убивают в сентябре. Вспомните, 11 сентября 1973 г. во время переворота погибли тысячи чилийцев, в сентябре 1974 г. убили Карлоса и Софию Пратс, а в 1975 г. покушались на жизнь Бернардо Лейтона и его жены Аниты[3]. Но в этом году я не буду следующей жертвой, моя очередь еще не настала, ведь я уже получил «наказание», которое состоит в лишении гражданства. Так что у меня впереди еще год жизни.

«Орландо забыл, — скажет позднее его жена, вспоминая об этом вечере, — что сентябрь еще не кончился». А сейчас она слушала мужа и с тревогой думала о слежке, которая ведется за ними в последнее время, о письмах с угрозами, что подсовываются под дверь, и о недавнем телефонном звонке (она сняла тогда трубку и услышала фальшиво-участливый голос: «Это вдова Орландо Летельера?»).

Моффиты в тот вечер приехали не на машине, и когда настала пора прощаться, хозяин дома одолжил им свою — с условием, что наутро они заедут за ним, чтобы всем вместе отправиться в институт.

Молодые супруги не знали, что уезжают из гостей на машине, к которой снизу прикреплена бомба, приводимая в действие дистанционным устройством. Но бомба была предназначена не для них.

Настало 21 сентября.

Утром, около девяти, па голубом «шевроле» Летельера Моффиты подъехали к дому чилийцев в Бетезде. Они посидели на кухне с Исабель, дожидаясь, пока ее муж закончит разговор по телефону. Затем вместе с ним вышли на улицу.

«Шевроле» тронулся с места. Чилиец — за рулем. Рядом с ним — Ронни. На заднем сиденье — Майкл.

Проехали Бетезду, выехали на Ривер-роуд, потом на 46-ю улицу и свернули на Массачусетс-авеню — прямую, обрамленную деревьями магистраль, пересекающую Вашингтон по диагонали. Массачусетс-авеню иногда называют «посольской улицей». На ней и в близлежащих боковых переулках располагается большинство иностранных посольств. Здесь же находится и чилийское дипломатическое представительство.

Пассажиры голубого «шевроле» не замечали, что за ними неотступно следует какой-то легковой автомобиль.

Около половины девятого обе машины выехали на Шеридан-серкл — круглую площадь, расположенную на Массачусетс-авеню. Они проезжали мимо дома № 2336, когда кубинец-контрреволюционер Хосе Дионисио Суарес, сидевший в автомобиле, который преследовал «шевроле», нажал на кнопку аппарата дистанционного управления.

В машине Орландо Летельера раздался взрыв. Майкл Моффит, единственный оставшийся в живых, вспоминал впоследствии: «Я увидел яркую вспышку, услышал грохот. Стало душно, дымно, потянуло неприятным запахом».

«Шевроле» кинуло в сторону. Он врезался в пустой автомобиль, стоявший у обочины. Застыл покореженной грудой металла.

Из дымящегося, вздыбленного автомобиля выбрался Майкл. Бросился к правой передней дверце. С трудом — рывками — открыл дверцу, которую заклинило от взрывной волны. Помог выйти жене — лицо Ронни, юное, совсем еще девчоночье лицо, застыло маской изумления и ужаса, по-детски припухлые губы были в крови, струйки крови стекали на подбородок. Подхватил ее, когда, сделав несколько шагов, она пошатнулась. Усадил прямо на асфальт, мокрый после дождя. Вновь ринулся к машине. Ахнул, увидев, что Летельеру взрывом оторвало ноги. В растерянности оглянулся на жену. Ронни уже не сидела — лежала, упав навзничь, и взгляд ее был недвижен, отрешен.

Вдали завыла сирена полицейской машины. К месту происшествия собирались люди.

В отчаянии Майкл крикнул:

— Это сделали фашисты!

Прохожие глазели на него, на Ронни, на разбитый «шевроле», на розовую от крови дождевую воду, собравшуюся в выбоине у обочины тротуара.

Вскоре в доме Летельеров раздался телефонный звонок. Исабель сняла трубку. Звонила секретарь мужа.

— Ты только не нервничай, — сказала она, — но случилось вот что: машина, в которой ехали Орландо и Моффиты, попала в катастрофу. Так что отправляйся немедленно в больницу при университете имени Джорджа Вашингтона.

Исабель сразу почувствовала, что дело гораздо серьезнее, чем его изобразила секретарша. Она хотела ехать в больницу на своем автомобиле, но поняла, что не в состоянии. Тогда она вызвала такси, хотя это и означало лишнюю потерю времени.

Движение по Массачусетс-авеню было прервано, и это еще больше усилило ощущение, что случилось нечто непоправимое. Они поехали в объезд и наконец добрались до больницы, где Исабель с ужасом узнала о смерти Орландо и Ронни.

Ее провели в палату. Открыли лицо Летельера, откинув край простыни, которой было укрыто его тело. Исабель потом так расскажет об этом:

«Больше всего меня потрясло, что Орландо, видимо, успел понять, что происходит. Его лицо было удивленным, оно как бы говорило: «Они это сделали, они все-таки это сделали…»

«Они» — это, в частности, чилийская хунта.

Компартия Чили в специальном заявлении констатировала:

«Орландо Летельер посвятил себя деятельности, направленной на расширение движения солидарности с чилийским народом в Соединенных Штатах, посвятил себя защите политических заключенных и пропавших без вести. Он всемерно помогал нашему героическому народу, ведущему борьбу. Вот почему хунта подписала ему смертный приговор»{12}.

Органы юстиции США, как было заявлено, немедленно начали расследование совершенного преступления. Тем не менее на протяжении полутора лет — с сентября 1976 г. по февраль 1978 г. — напрасно было бы искать на страницах газет или журналов каких-либо конкретных сообщений о результатах этого расследования. Между тем, как уже рассказывалось во введении к этой книге, буквально через неделю после убийства специальному агенту ФБР Роберту Шерреру удалось дознаться о причастности «Кондора» к покушению на чилийского патриота. Более того, вскоре в руках у американской юстиции оказались показания кубинского контрреволюционера Орландо Боша, арестованного в Венесуэле в связи с другим преступлением «Кондора» — взрывом пассажирского самолета, принадлежавшего Кубе. Бош на допросе коснулся «дела Летельера» и назвал имена некоторых своих соотечественников-террористов, замешанных в убийстве «посла чилийского сопротивления в США». Достаточно было бы потянуть за эти нити — и очень быстро распутался бы весь клубок! Но, увы, показания террориста вкупе с докладной агента ФБР были отправлены под сукно, поскольку следствию стало известно, что смертоносный механизм «Операции Кондор» был приведен в действие по указанию ЦРУ и чилийской хунты: следы вели к диктатору Пиночету и к генералу Вернону Уолтерсу, в те времена вице-директору ЦРУ, а ныне послу по особым поручениям администрации Рейгана. Уолтерс, как сообщают Дж. Динджес и С. Ландау, непосредственно помогал в подготовке этого преступления.

В общих чертах картина преступления выглядела так: Центральное разведывательное управление и военно-фашистская хунта, обеспокоенные деятельностью Летельера в США, приняли решение о его уничтожении; стремясь, чтобы расправа была осуществлена «специалистами», работающими, как предполагалось, не оставляя следов, американская и чилийская спецслужбы обращаются к услугам «Кондора»; услуги «корпорации убийств» удобны упомянутым спецслужбам еще и тем, что, как они надеются, отводят от них самих подозрения в причастности к покушению в случае возникновения каких-либо осложнений; «Кондор», получив указания своего шефа — ЦРУ и своего главного «пайщика» — хунты, формирует «команду убийц» в составе нескольких кубинских контрреволюционеров-террористов и Майкла Таунли, агента ЦРУ и ДИНА, специализировавшегося на политических террористических актах; «команда» действует под руководством и при всемерном содействии вашингтонского департамента шпионажа и диверсий и пиночетовской охранки.