Три жизни Юрия Байды - Иван Арсентьев

— Ты что ж, подрался с кем-то? Чего выяснять потребовалось?

Юрась поморщился и нехотя поведал о том, что видел в лесу у Маврина болота некоторое время тому назад, когда возвращался из райцентра. Тут Куприяна затрясло. Громко выругался:

— Боже ж ты мой, боже ж ты мой, какого дурня породила сестра моя родная! Тьфу! Да голова у тебя на плечах или тыква пустая? Нашел кому про злодеев заявлять! Почему мне не сказал, не посоветовался? Что я тебе, враг? Эх, был ты квак, кваком и остался… — Дядя отдышался, затем спросил: — Послухай, а откуда ты взял, что они прятали краденое добро?

Странный, беглый огонек мелькнул в его бесцветных, под насупленными бровями, глазах. Но Юрасю было не до огоньков: он так уморился, так наелся впервые за два месяца, что окончательно раскис. Спать хотелось — страсть! Голова сама клонилась к лавке. Безнадежно произнес сонным голосом:

— Можно хоть завтра сходить, проверить…

— Ха! Теперь черта два ты там найдешь! Кто закопал, тот давно уж выкопал и того… А тебя посадили, чтоб следы замести. Слышите, мать, что вытворяют? Чуть не сгубили честного, хлопца.

— Взыщет с них бог, взыщет! — погрозила старуха сухим пальцем.

— Как бы не взыскал! Держи карман шире… Поганое дерево не рубить — выкорчевать надо! — ударил дядя ладонью по столу.

Любой, кто взглянул бы на Куприяна со стороны, сразу бы увидел, как он доволен и обрадован возвращением племянника, и никогда б не догадался, что язык его говорит одно, а мысли витают далеко-далеко. А племянник как сидел на лавке, так и повалился навзничь и сразу уснул. Бабка положила ему под голову подушку, накрыла одеялом, а хозяин взглянул на ходики, щелкавшие в простенке, начал куда-то собираться. Куда — не сказал. Ушел, когда до рассвета оставалось еще два часа. Бабке велел Юрася никуда не выпускать, а то немцы сцапают и в лагерь военнопленных загонят.

Наказ бабка Килина выполнила в точности. Юрась провалялся дома весь день. Хозяин вернулся поздно, когда племянник уже спал, а на другое утро пронесся слух: немцы назначили Куприяна Темнюка старостой Рачихиной Буды. Этот слух пустила телефонистка Агния.

Слух подтвердился. В тот же день крепкий на руку и слабый на язык Тихон Латка получил должность старшего полицая. По этому случаю он явился к старосте с бутылкой водки, и они обмыли назначение, а также выпили за процветание «металлообрабатывающей фирмы» Куприяна Темнюка. Кузня переходила обратно в собственность своего бывшего хозяина. Расчетливый Куприян с помощью Кормыги выговорил ее себе у германских властей при вступлении на пост старосты.

Для жителей Рачихиной Буды все это явилось полнейшей неожиданностью, только Юрася как-то не тронуло. Он все еще не мог прийти в себя после пережитого, носил в душе горькую обиду и с некоторым даже удивлением оглядывался на людей, спрашивал себя: почему люди терпят вокруг себя столько обмана, лжи, несправедливости? Неужели ничего не видят, не чувствуют, не понимают? Погруженный в собственные переживания, сам он понимал, что вся жизнь круто изменилась и что есть нечто поважнее личных обид и недовольств. Он все порывался пойти в лес, проверить известную ему поляну, но дядя отговаривал: в лесу-де неспокойно, пошаливают дезертиры, окруженцы и всякие бродяги. Долго ли до греха! Нужно подождать, скоро он, староста, закончит срочные дела в сельской управе, и тогда они отправятся вместе.

Но прошла неделя, другая, а господин староста, как теперь подхалимствующие величали Куприяна, о походе в лес так ни разу и не заикнулся. Оно и понятно: замотался человек вконец, то в райцентр едет по делам, то к начальнику полиции Кормыге за советом, то занимается оборудованием управы в бывшем доме исполкома. И надо отдать должное Куприяну — с обязанностями старосты он справлялся успешно. Люди только руками разводили: поистине чужая душа — потемки. Жили рядом годами и не подозревали, что в ковале Темнюке таятся такие организаторские способности. Память острая, глаз наметан. Он и внешне заметно изменился, словно помолодел. Стал важным, ходил постоянно в новых яловых сапогах, в суконном пиджаке и в высоком картузе с маленьким гнутым козырьком.

«Черт знает, где он выкопал такую древность? — удивлялся Юрась. — Не иначе в музее украл или разрыл старую могилу…»

А говорить стал — фу-у-у!.. И откуда все бралось? Слушаешь, и кажется: прохудился рот у старосты и льются из него потоки злоречья. Правда, откровенные антисоветские выражения он позволял себе исключительно среди своих подчиненных, при народе же оставался, как и прежде, не слишком многословным, осторожным, по пустякам не придирался и при случае старался подчеркнуть, что старостой стал не по своей воле. Не согласись он, другого бы назначили, от которого, возможно, выли бы белугой. Так что односельчанам повезло, пусть радуются. Но полицаям он никакого спуска не давал, шпынял их за дело и без дела, особенно при людях, а наедине требовал точного и неукоснительного исполнения всех распоряжений немецких властей. И полицаи расхаживали по улице с черно-белыми повязками на рукаве, помахивая дубинкой. Главенствовал над ними Тихон Латка. Работа в полиции не тяжелая — это он сразу сообразил. К тому же платят жалованье и сапоги дают. Поэтому он первый откликнулся на предложение старосты и получил чин «старшего полицая».

Вскоре из районной управы пришел приказ собрать у населения продукты для отправки в Германию. Секретарь старосты, бывший продавец магазина сельпо Дудко, прочитал бумагу на сельском сходе, а затем Куприян сказал короткую речь, в которой как бы извинялся перед односельчанами за беспокойство, много раз повторял, что он ни при чем, а виновата бывшая власть, затеявшая войну с Германией. Закончил призывом сдать все, что указано в распоряжении.

Прошло трое суток, а поступление продуктов — курам на смех. Старосту вызвали в районную управу. Вернулся хмурый, сердитый, тут же собрал полицейских и устроил им разнос. Утром злая, раздраженная команда во главе с Тихоном Латкой двинулась по селу. На этот раз с подводами. Тихон входил во двор с какой-то бумажкой в руках и, не вступая в разговоры с хозяином, заглядывал в свою шпаргалку. Затем брал его за шиворот и показывал: «Копай здесь!»

Хозяин нехотя начинал копать, и тут, словно по волшебству, в указанном месте появлялись на свет спрятанные зерно, мука, картофель, солонина.

Изумленные люди выли, терялись в догадках и не могли понять: откуда Тихону известно о тайниках? Ведь прятали темными ночами, без свидетелей! Люди приуныли. Впереди длинная зима, как жить без хлеба? Оккупанты не только не дадут, а последнее вытрясут, и никому не пожалуешься.