Система мира - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё казалось безобидным? — Исаак взмахнул рукой, как будто прогоняя осу. — Простите, но я узнаю начало длинной и хорошо отрепетированной речи, которую не желаю выслушивать. Чем дольше вы будете рассказывать, тем более постепенным и невинным будет выглядеть ваш путь к… государственной измене.
Тредер подпрыгнул, насколько такое возможно для человека, лежащего на спине.
— Однако, как бы вы ни затягивали рассказ, начало и конец будут те же самые, не так ли? — продолжал Исаак. — В начале вы завели внешне безобидное обыкновение взвешивать гинеи и откладывать чуть более тяжёлые. В конце вы полностью предались Джеку-Монетчику. Он внедрил своих людей в ваше окружение; вы настолько у него в руках, что он смог положить адскую машину в вашу багажную телегу с тем, чтобы уничтожить директора Монетного двора в здании Королевского общества.
— О, сэр Исаак, об этом я не знал!
— Здесь я вам верю. У Джека не было никаких резонов вас предупреждать — скорее напротив. Но даже если не считать историю с адской машиной, вы всё равно повинны в государственной измене.
— А если я во всём сознаюсь? Поставьте меня перед магистратом, сэр Исаак, и я запою звонче любого контртенора в Итальянской опере!
— Мне незачем вас слушать, — отвечал Исаак. — Ваше предложение запоздало. Я без вашей помощи добился всего, чего хотел.
— А что, если я выдам Джека-Монетчика? — проговорил мистер Тредер.
Хотя у Даниеля и у всех остальных перехватило дух, Ньютон лишь слегка улыбнулся, словно гроссмейстер, с самого начала знавший, что противник рано или поздно выставит ферзя.
— Тогда есть почва для переговоров, — сказал он.
— Каждый воскресный вечер милорд Болингброк посещает некий клуб, где собираются тори. Там есть приватная комната с входом для слуг, ведущим в кухню. По определённому сигналу Болингброк под тем или иным предлогом удаляется в эту комнату. Тем временем Джек входит с чёрного хода в обличье ремесленника, якобы пришедшего на кухню точить ножи. Он проникает в приватную комнату через дверь для слуг и отбрасывает маскарад. Здесь два негодяя строят свои козни и согласовывают интриги. Сегодня воскресенье; всё произойдёт, как я сказал, всего через несколько часов.
— Возможно, Джек узнает о том, что случилось сегодня утром, и не явится на встречу, — предположил Исаак.
— Кто его уведомит? Поместье оцеплено.
— Все в округе видели, как взорвалась вершина холма.
— Может быть, новость достигнет Джека, может быть — нет, — проговорил мистер Тредер. — Ему всё равно надо время от времени встречаться с Болингброком. Если ничего не выйдет, я знаю о привычках Джека кое-что ещё и смогу посоветовать другой путь.
— Тогда едем в Лондон и расставим западню, — сказал Ньютон.
Засим самое богатое событиями (по крайней мере на сегодняшний день) заседание клуба объявили распущенным, а его казначея заковали в цепи.
Библиотека Лестер-хауз
Утро 18 августа 1714
Ибо суверен есть душа государства, дающая ему жизнь и движение, и, когда эта душа умирает, члены управляются ею не более, чем труп человека управляется покинувшей его (хотя и бессмертной) душой.
Гоббс, «Левиафан»[4]Дом не ремонтировался более ста лет и был неисправимо тюдоровским. Ничего не стоило представить, как Глориана вызывает сюда сэра Уолтера Рели, чтобы учинить ему разнос. Ни одной книги современного автора на виду. Очертания береговых линий на глобусе безнадёжно устарели.
Впрочем, сэру Исааку некогда было разглядывать почтенную реликвию. Его провёл в библиотеку молодой Иоганн фон Хакльгебер — лейпцигский барон. Посему сэр Исаак не очень удивился, когда с кресла навстречу ему поднялся другой северо-немецкий барон — Готфрид Вильгельм фон Лейбниц. Лицо Ньютона выразило недовольство тем, что его заманили на ещё одну чрезвычайную и незапланированную встречу с извечным противником, но он умел перебарывать досаду. Мельком взглянув на молодую женщину в кресле у глобуса, сэр Исаак вновь пристально посмотрел на Лейбница. «Я полагал, что наношу визит герцогине Аркашон-Йглмской…» — начал он и не договорил: его взгляд вновь невольно устремился к молодой даме. Ньютона поразила не красота (хотя дама и впрямь была довольно привлекательна), а платье и драгоценности. Особенно драгоценности — таких он не видел с последней аудиенции у королевы. На даме была диадема, и что-то подсказывало Ньютону, что блестящие камешки — не стразы, а самый убор — не просто показная роскошь.
Иоганн фон Хакльгебер уже выскользнул из комнаты. Лейбниц взял слово.
Ваше королевское высочество, — обратился он к молодой даме, — это сэр Исаак Ньютон. Сэр Исаак, честь имею представить её королевское высочество Каролину, принцессу Уэльскую, кронпринцессу Ганноверскую и прочая, и прочая.
— Стойте, не двигайтесь! — сказала Каролина, вынудив учёного замереть в начале движения, обещавшего перейти в низкий официальный поклон. — Мы уже слышали, как вы пострадали на нашей службе из-за непредвиденных последствий героического поступка барона фон Лейбница. Вам сейчас не следует кланяться. Прошу, садитесь.
— Не щурьтесь так сурово на фрайгерра фон Лейбница, — произнёс другой голос из угла.
Ньютон посмотрел туда и увидел Даниеля Уотерхауза, углубившегося в пожелтелый старинный фолиант.
— Я, а не барон, рассказал её высочеству всю историю, и если у её высочества сложился неправильный взгляд на события, то вина исключительно моя. Верно, не каждый день немецкий барон набрасывается на сэра Исаака Ньютона с палкой. Некоторые могли бы истолковать его поступок превратно, однако я, переживший такое же обращение, простил и поблагодарил барона.
— Я тоже. — Ньютон крайне медленно и осторожно опустился в кресло, которое указала принцесса. Теперь Каролина сидела на неком подобии трона посередине, а Ньютон и Лейбниц — симметрично по обе стороны от неё. Даниель оставался в тёмном углу как неприметный библиотекарь или, если угодно, философический дворецкий.
Каролина постаралась сломать лёд (толстый и очень холодный), заговорив о последних событиях в Лондоне. Верны ли слухи, которые до неё дошли?
Ход был выбран безупречно; сэр Исаак ничего так не желал, как развеять сомнения новой династии в надёжности английской денежной системы.
— Джек Шафто пойман! — объявил он. — Монетчику больше не чеканить фальшивок на этом свете!
— Если я правильно понимаю, — сказала Каролина, — новость и впрямь великая, и я удивлена, что не услышала её раньше.
— Ах, ваше королевское высочество, я не знал, что вы в Лондоне, пока не переступил порог этой комнаты, иначе известил бы ваше королевское высочество в тот же миг, как мистер Шафто был арестован.
— Я не о том. Я удивляюсь, что ещё ничего нет в газетах.
— Его задержали неподалёку отсюда в задней комнате некоего клуба, посещаемого тори, многие из которых, будьте уверены, глубоко шокированы. Некоторые виги извлекли бы из этого политические выгоды и, без сомнения, ещё извлекут. Я не питаю вражды к большинству членов упомянутого клуба и не хочу навлечь на них бесчестье. Истинный виновник — некий тори, какое-то время бывший первым человеком в Англии.
— Я знаю, о ком вы говорите.
— Он заслуживает разоблачения и позора, однако скандал был бы неудобен для всего королевства. Дело щекотливое… — Тут Исаак, в несвойственной ему манере, обратил взгляд на человека более компетентного — Даниеля Уотерхауза, лорда-регента.
Даниель вместо ответа повернулся к библиотечной двери и громко приказал:
— Внесите!
Невидимый слуга распахнул дверь. Другой слуга, дворецкий, вошёл с подносом, который почти полностью скрывала синяя бархатная подушка. На ней лежали две металлические отливки, сцепленные наподобие половинок огромного медальона. Их поднесли принцессе; Ньютон и Лейбниц украдкой скосили глаза на поднос.
Даниель сказал:
— Честь имею вручить вашему королевскому высочеству печати, которыми бывший статс-секретарь его величества пользовался в своей официальной корреспонденции. До вчерашнего дня они, разумеется, находились у милорда Болингброка. Однако, как вашему королевскому высочеству, вероятно, известно, Болингброк решил проводить больше времени с семьёй…
— Да, во Франции, — сухо произнесла Каролина.
— Когда его последний раз видели, он мчал на юг со скоростью, какую обычно развивает лишь тело, сброшенное с большой высоты, — сообщил Даниель. — Разумеется, он, человек чести, прежде вернул печати одному из регентов его королевского величества. Мне досталась привилегия подхватить их, когда они выпали из потных дрожащих рук милорда Болингброка, и теперь передать вашему королевскому высочеству. Это ваше фамильное достояние. Вы можете забрать их с собой в Ганновер либо…