Система мира - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, хозяин, — отозвался кучер, но тут карета повернула, и он увидел именно то, что описал Даниель. Ньютон и Лейбниц, которые к этому времени уже высунулись из окон, тоже.
— Езжай туда! — хором закричали все трое, узнав место по описанию Кикина.
Кучер подчинился. Карета начала подъём на холм.
Его венчали несколько очень ветхих строений старонорманнского вида. Лаяла собака. Сзади застучали копыта: их нагонял кавалерист, раньше указавший дорогу кучеру.
— Поворачивайте! Вы едете не туда! — кричал он.
— Мы едем туда! — возразили Ньютон, Лейбниц и Уотерхауз в один голос, от чего все трое расхохотались. Собака зашлась лаем.
— Кто идёт? — донесся голос с подножия холма. Спрашивал явно не местный житель, окликающий чужака, а другой чужак, силящийся понять, что происходит. В первый миг Даниель опешил, во второй ощутил лёгкое беспокойство. До сих пор он был убеждён, что здесь уже прошли союзники, действующие по чёткому плану, теперь слышал, как несколько подразделений и отдельных индивидуумов, находящихся на одной с ними стороне, тратят уйму усилий, просто чтобы понять: кто тут, куда направляется и так далее. Вполне возможно, что они с Ньютоном и Лейбницем опередили остальное войско. И наконец, венцом в цепочке, начало которой положил окрик «Кто идёт?», явилось осознание, что все военные операции таковы, никто, кроме Даниеля, ничуть не удивлен, исправить, как обычно, ничего нельзя, и никаких извинений не последует.
Тем временем они въехали на холм, где их сразу окружила адская вонь: запах нашатыря такой сильный, что лошади с испугу понесли. Кучеру потребовались вся его смекалка, сила характера и умение обращаться с кнутом, чтобы остановить их, развернуть и направить обратно в наветренную сторону, где воздух был почище. Лихорадочная скачка с разворотом на холме длилась секунд десять и оставила у Даниеля в мозгу обрывки тягостных образов: рвущийся с цепи пёс, выпотрошенные строения, обезображенная земля. В голове звучали слова «мерзость запустения»: он отчётливо слышал, как Дрейк читает их по Женевской Библии. Старые фахверковые постройки, вероятно, разрушились ещё раньше, чем сюда попали Джек и его присные. Как жуки в дохлого зверя, пришельцы вгрызлись в развалины, понаделали в них дыр и ходов, разобрали стены и крыши, превратили россыпь домишек в нечто новое и чудовищное. Со стороны ограды дома изменились мало, зато посередине выросло нечто новое и чудовищное. Огромные перегонные кубы, чёрные от копоти, переходили в медные змеевики, покрытые капельками застывшего припоя и мохнатой порослью химических кристаллов. На земле чернели выгоревшие безжизненные пятна от пролитых ядовитых жидкостей.
Даниелю наконец пришло в голову взглянуть на Исаака: как понравилось архиалхимику его искусство, увеличенное во сто крат. На лице Ньютона не было ни восторга, ни омерзения, только некая раздумчивость, как всегда, когда он выстраивал в голове нечто, для Даниеля недоступное. И тут он сказал:
— Дом Кларка.
Исаак имел в виду место, которое показывал Даниелю пятьдесят лет назад в Линкольнширском городке Грантем: дом аптекаря, где жил школьником. Кларк увлекался алхимией и заполнил боковой дворик дома остатками своих экспериментов. Его приборы были несравнимо меньше здешних установок, но юному Исааку наверняка казались такими же огромными, завораживающе грозными и таинственными. За полстолетия всё алхимическое сделалось для Исаака привычным, однако сейчас он испытал то же, что чувствовал мальчиком, когда без спросу проникал в лабораторию мистера Кларка.
Что до самого Даниеля, ему хотелось злиться на то, что Джек сделал с уютной старой фермой, негодовать, ненавидеть Джека ещё сильнее. Увы, он не мог вызвать в себе этих чувств, потому что уже видел в Девоне творение Томаса Ньюкомена — провозвестие того, что наблюдал здесь. А может, и машина для подъёма воды посредством огня, и Джеков фосфорный завод — провозвестия чего-то другого, что Даниель не может (и едва ли хочет) вообразить. Когда-то он с большим апломбом сказал мистеру Тредеру, что Англии, если она научится строить машины, не понадобятся рабы, и что машины, плод изобретательной мысли, — вещь более английская, чем стонущие от непосильного труда негры. Сейчас он понял, что следовало быть осторожней в своих желаниях. Первая установка для получения фосфора, созданная алхимиком Генрихом Брандтом, вдохновила Лейбница на стихи. Теперь по лицу Лейбница Даниель видел, что об этом месте тот ничего не напишет, разве что ему придёт фантазия сочинить новую песнь к Дантову «Аду».
Лошади наотрез отказались приближаться к зловонному сооружению; Ньютону, Лейбницу и Уотерхаузу пришлось вылезти из кареты. Они знали, что собака привязана, потому что чуть её не переехали, и что людей там не окажется, потому что никто не мог бы спать в этом аду. Все трое быстрым шагом двинулись к установке. Сзади послышался конский топот, но никто не обернулся: это наверняка был могавк, которого отрядили за ними приглядывать.
Ветер унёс с холма последние клочья тумана, хотя в седловинах по-прежнему пухлыми серыми реками лежала мгла. Можно было видеть на десять миль вокруг, и всякий, кроме натурфилософа, повернулся бы спиной к безобразному зрелищу и обратил взор к красотам природы. Однако этих людей, которым ничего не стоило разрезать прекрасный труп, дабы осмотреть некрозную язву, интересовал только фосфорный завод.
Участок был обнесён старой живой изгородью; новые жильцы безжалостно обрубили её до половины человеческого роста. Ньютон, Лейбниц и Уотерхауз прошли по дороге, могавк легко перемахнул на коне через изгородь, развернулся и рысью подъехал к ним. Уотерхауз, хорошо знавший своё место, взял на себя тягостную обязанность поговорить со всадником, чтобы великих мужей не отвлекали от наблюдений.
— Не важно, какой приказ вам отдали, — сказал Даниель. — Это место — наша сегодняшняя цель; сюда мы и ехали.
— Съездить за остальными?
— Нет необходимости. Они скоро нас найдут.
— Я хотел сказать, сэр, на случай, если нам окажут сопротивление.
— Сопротивления не будет, кроме вот этого!
Даниель указал на бегущего к ним пса.
Верёвка была длинной, так что пёс мог бегать по всей вершине холма, если не совершит классическую ошибку и не намотает её на что-нибудь, а этот пёс, судя по всему, был из умных. Считая, что отогнал карету с Ньютоном, Лейбницем и др., он бросился на противоположный край участка, чтобы облаять кого-то ещё. Теперь он бежал к ним наискосок слева. Ньютон и Лейбниц были чуть ближе, Даниель и конный могавк — чуть дальше; пёс на мгновение замедлился, принимая решение, затем благоразумно выбрал первых двоих. Ньютон и Лейбниц, такие разные, пока речь шла о глубоких философских вопросах, при виде разъярённого мастифа повели себя совершенно одинаково. Оба рванули вправо и очутились возле изгороди, через которую готовы были в крайнем случае перелезть, — именно в крайнем, ибо возраст не способствовал таким подвигам. Вдоль изгороди они побежали вперёд в надежде выбраться из смертоносного радиуса, но верёвка всё разматывалась и разматывалась; всякий раз, как казалось, что сейчас-то она натянется, новые мили возникали, будто из шляпы фокусника.
Ньютон обо что-то споткнулся, и Лейбниц наклонился это поднять. Предмет оказался большой деревянной весёлкой, местами обгорелой и грязной, с обломанным концом, но всё равно длиною в морскую сажень. (Учёные как раз добежали до котла, в котором такими весёлками размешивали и проверяли густеющее варево.) Лейбниц замахал находкой, подавая собаке знак, который та истолковала совершенно верно и, прекратив лобовую атаку, плавно перешла к хитроумным наскокам с фланга. Тут и на гнал их Даниель; под защитой Лейбница он начал поднимать Ньютона с земли. Тем временем могавк заехал собаке в тыл и закричал, отвлекая её на себя. Конь отлично понимал план и всецело не одобрял; всадник вынужден был одновременно манипулировать психическим состоянием собаки и лошади, что требовало немалого напряжения.
Исаак лежал не потому, что споткнулся, а потому, что нечто его заинтересовало. Он показал руку. На середине ладони лежал красный катышек.
— Смотрите, — объявил Исаак. — Джек научился делать красный фосфор. Он рассыпан повсюду.
— Наверняка он и служил запалом в адских машинах. — Лейбниц по-прежнему стоял с весёлкой наперевес, защищая Даниеля с Исааком, которые сжались под изгородью. Однако необходимости в этом было все меньше: вниманием собаки безраздельно завладел могавк. Лошадь вздыбилась, чтобы обрушить копыта на голову мастифу.
Всадник вытащил пистолет.
— Не открывайте огонь, сэр, — попросил Даниель. Ему давно опостылело смотреть, как собак убивают во имя натурфилософии. Он встал и поднял Ньютона на ноги. Что-то в слове «огонь» вызвало у него смутное беспокойство.