Шла шаша по соше (сборник) - Макс Неволошин

Иногда я думаю: а если бы всё устроить по-честному? Допустим, как в аспирантуре. Вот срок – три года. Вот задание – диссертация. Когда ты её напишешь и где (важный момент) – исключительно твои проблемы. Мой знакомый аспирант Саша, философ, почти три года валял дурака. За месяц до защиты наскоро протрезвел и выдал двести страниц непостижимого текста. Что-то о проблемах социального отчуждения или разотчуждения. Писал целыми днями, лёжа в общежитской койке. Исцарапанные гениальным почерком листы сбрасывал на пол. Вечерами приходила его девушка Лена. Сортировала бумажный ковёр, перепечатывала рукопись на еле живой «Эрике». Вскоре Саша блестяще защитился, женился на Лене и увёз её в Магнитогорск. Впрочем, мы отвлеклись.

Так вот, представим, что сказки, которые я наплёл там выше, оказались былью. То есть все работают пару дней в неделю. По четыре часа в день. Значит, я (если по-честному) – два часа. Да, но зачем тогда вообще ездить в офис? Ехать три часа, чтобы работать два? При нынешнем развитии электронных коммуникаций люди типа меня должны трудиться дома. А не жечь в пробках бензин и не загружать общественный транспорт. Если шефу приспичит, он может включить скайп и увидеть мои честные, трезвые глаза. Правда, не уверен, что он захочет демонстрировать свои. Итак, работа превращается в сто двадцать необременительных минут в неделю. Не выходя из дома. Не вылезая из халата. Не вставая с дивана.

Конечно, не все люди могут работать дома: например, строители или те же медсёстры. За это нужно отправлять их на высокооплачиваемую пенсию в сорок пять лет. А остальных – в сорок семь. Блестящая идея! Отцы и матери наконец-то возвращаются домой. Воссоединяются семьи. Дети постепенно узнают родителей. Родители с приятным изумлением обнаруживают лишних детей. Измождённые люди среднего возраста начинают достойно и медленно жить. Приобретают дома с видом на море. Лечат язву, печень, целлюлит, геморрой. Сверкая новыми зубами, поднимаются на борт океанских лайнеров. Мы с женой встречаемся, чтобы не расставаться уже никогда. И всё. И никакого кризиса.

– Макс! Срочно к шефу!

– Зачем?

– Требует данные по возрастной группе сорок-пятьдесят.

– Сейчас иду.

– Мухой! Он ждёт.

– Да бегу, бегу… Бегу уже.

Practical joker

Моего лучшего школьного друга звали Эдик. Среди одноклассников Эдик ничем не выделялся. Я тоже. Наверное, поэтому мы и стали друзьями. Хотя нет, у Эдика было одно увлечение. Он любил устраивать окружающим мелкие пакости. Даже не то чтобы любил. Это выходило у него само собой, так же естественно, как у Моцарта – простая гамма. На мне Эдик практиковался редко, иначе мы вряд ли дружили бы столько лет.

Возможно, мой друг перенял это хобби у отца. Дядя Миша тоже любил пошутить. Например, размешав сахар в чае, внезапно приложить горячую ложечку – опа! – к щеке кого-нибудь из домашних. Ему казалось, что это очень весело. В ответ на справедливые возмущения дядя Миша произносил какую-нибудь глупость типа: «Обида пройдёт – опыт останется». Или: «Обидки – в жопе паровоз». Или (вздохнув): «Быть папачес – большой мучачес». В остальном это был простой, добродушный человек. Лётчик гражданской авиации.

Однажды Эдик настрогал серы от спичечных головок. Начинил ею отцовскую сигарету. Сверху добавил табачку, аккуратно притрамбовал. И незаметно вернул в пачку. Жаль я не видел, как папачес закурил эту сигарету. Эдик говорил, что вся семья ржала, как ненормальная. И громче всех – дядя Миша, который слегка обжёг нос. Впоследствии, рассказывая этот прикол знакомым, дядя Миша неизменно повторял: «Смышлёный растёт говнюк, весь в меня».

В нашем классе многие натерпелись от шуток Эдика. Особенно здоровые и крепкие ребята. Мой друг предпочитал крупную дичь. Разумеется, он часто получал в глаз, иногда и я за компанию. Эдика это не останавливало. Как-то раз его выгнали с последнего урока. Эдик не пошёл домой. Он разыскал где-то картонный ящик. Положил туда несколько кирпичей и оставил на школьном дворе. Когда толпа одноклассников вывалилась из школы, Эдик сказал амбалу Лёше Карасимову:

– Слышь, Карась. Спорим на щелбан, что я пну эту коробку дальше, чем ты?

– Ты?

– Ну.

Лёша разбежался и что есть силы пнул коробку. Потом всем было очень смешно. Кроме Лёши.

Вова Никитин, шкаф под метр девяносто, флегматичный и покладистый, был ещё здоровее Лёши. К его спине часто пришпиливали записки вроде «У кого нет коня – садись на меня» или «Пни сюда!» со стрелкой, направленной вниз. Вова не обижался. Обидеть его вообще казалось невозможным. Однако моему другу это удалось. Писали контрольную по истории. Мы с Эдиком отдыхали на галёрке. Вдоль стены лежали длинные рейки от исторических карт. Эдик быстро сообразил, что надо делать. Ухватил двухметровую рейку и вонзил в спину Вовы Никитина. Рейку мигом опустил на пол. А за Вовой сидел, уткнувшись в тетрадь, отличник Аркадий. Вова медленно оборачивается:

– Тебе чего?

– Да ничего… – поднимает голову Аркадий. – А что?

– Ладно.

Мой друг повторил этот трюк четырежды. И всякий раз мы слышали примерно тот же диалог. Эдик заскучал. Он понял, что надо форсировать события и долбанул Вову рейкой по голове. Вова повернулся и навесил Аркадию мощную оплеуху. На двадцатилетнем юбилее выпуска я напомнил Аркадию эту историю. Он даже не улыбнулся.

У Аркадия был самый тяжёлый в классе портфель. Именно его Эдик установил на верхней кромке двери в мужскую раздевалку. Он не ждал такой удачи, что войдёт физрук. Физрук, человек без затей, вычислил и больно наказал хозяина портфеля. Думаю: стоит ли рассказывать об этом Аркадию на тридцатилетнем юбилее?

Учителем пения в нашей школе работал алкаш с длинным оранжевым носом по кличке Буратино. Он заставлял нас петь всякие глупости. Эдик раздобыл где-то лобзик и перепилил по диагонали ножку стула, на который должен был усесться Буратино с аккордеоном. Не окончательно перепилил, а так, чтобы держалась на соплях. В этот день Буратино, как назло, долго ходил по рядам, терзая инструмент и следя, чтобы все открывали рты. «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!..» – ревел он похмельным голосом. Сейчас я понимаю, как ему было тошно. Наконец бедняга сел. После наша классная – химичка Елена Ивановна – разукрасила дневники всем без исключения. Никто не выдал Эдика, хотя классная, понятно, догадалась, чья это работа.

Помню, намечалась контрольная по химии. Мы с Эдиком разбирались в химии, как зайцы в биноме Ньютона. Я твёрдо знаю только одну химическую формулу: це-два-аш-пять-о-аш. Уверен, что Эдик даже её не знает, хотя соединение регулярно принимает внутрь. В общем, контрольная была нам в облом. Мой друг сгонял в кабинет труда за отвёрткой. Открутил два винтика на шляпке замка. Вложил туда трёхкопеечную монету и снова завинтил. Елена Ивановна, опытный педагог, недолго шуровала ключом в замке.

– Редькин, Неволошин! Быстро марш за отвёрткой!

– Почему сразу мы?

– Бегом, я сказала! И потом дневники мне на стол!

Отвёртка лежала у Эдика в кармане. Тем не менее мы послушно направились в сторону кабинета труда. По пути завернули в туалет. Не спеша покурили. Обсудили, как там, возле закрытого кабинета, мечет икру Елена Ивановна. И как радуются одноклассники. Несколько раз попили водички. В итоге контрольную пришлось отменить.

Уроки физкультуры мы с Эдиком часто проводили в раздевалке. Физрук любил волейбол, а мы – наоборот. Когда в голову летит тяжёлый мяч, нормальному человеку хочется отойти подальше. Однажды в раздевалку заглянул Юра Платонов, известный всей школе отморозок. Мы напряглись. Платон серьёзно враждовал с головой.

– Мамая ищу, – недобро сказал Платон. – Видели?

– Нет.

– Ды?… Хм… классные говнодавы. А мне как раз приспичило.

Юра метко помочился в чьи-то высокие зимние ботинки и ушёл.

– Отличная идея! – возбудился Эдик.

И пописал ещё в несколько ботинок. Затем – в несколько портфелей. Когда хозяева размазывали нас по стенке, Эдик убедительно кричал, что всё это сделал Платон.

Мой друг обожал подвалы и чердаки. Как-то раз мы залезли в подвал районного ОВД и вынесли оттуда… Нет, об этом, пожалуй, не надо. Подвал собственной хрущёвки Эдик изучил, как свои двадцать пальцев. Он выдумал игру: бегать в догонялки по подвалу. Главная фишка заключалась в том, чтобы вовлечь в игру нового человека. В комнатушке, где отовсюду торчали ржавые краны, Эдик рассыпал по полу два мешка желудей. Когда новенький оказывался в подвале, его хитро заманивали туда и сразу вырубали свет.

Коротко о банальных приколах Эдика – иначе объём этого текста увеличится втрое. Мой друг устраивал по нескольку пакостей в день, ну как тут сохранить оригинальность? Например, завязывал чужие шарфы на семь узлов. Выворачивал рукава у пальто. Натирал кромку учительского стола мелом. А доску – мылом. Кстати, история с музруком выработала у наших учителей забавный рефлекс – всегда тестировать стулья на прочность.