Знакомство по брачному объявлению - Рауль Мир-Хайдаров

Его отношение к предложениям было непонятным ему самому: раздражали и те, в которых на первый план ставилось движимое и недвижимое имущество, и те, в которых открыто признавались, что ничего не успели нажить и остались, так сказать, у разбитого корыта.

Акрам-абзы поймал себя на мысли, что хотел бы получать письма от женщин, чьи объявления поразили его воображение, когда он впервые развернул газету,-- они были ему как-то ближе, роднее, понятнее. "Это, наверное, как любовь с первого взгляда",-- думал он, цитируя уже по памяти: "Хрупкая блондинка, уставшая от неудач в личной жизни, хотела бы остаток дней провести в сельской местности..." Но, увы, не было писем ни от "хрупкой блондинки", ни от "брюнетки крупного телосложения",-- к ним, наверное, Акрам-абзы отнесся бы теперь более внимательно.

"Главное -- не пороть горячку",-- успокаивал он себя, вскрывая очередное письмо.

Какая-то старушка, персональная пенсионерка из Ленинграда, приглашала его к себе и соблазняла большой библиотекой по юриспруденции, собранной ее мужем, и возможностью заняться наукой, не выходя из квартиры. Она и фотографию библиотеки прислала. Акрам Галиевич даже испугался такого количества книг -- у них в Хлебодаровке и в районной библиотеке, наверное, столько не было.

В двух других письмах оказались и фотографии соискательниц, но после Натальи Сергеевны эти женщины показались ему такими серыми, скучными, несимпатичными, что он их писем и читать не стал.

Все десять писем, пришедшие в этот день, включая и нечитанное от "Белочки", оказались в мусорном ящике.

-- Будет день -- будут и письма,-- сказал Акрам-абзы вслух и, довольный остроумной, как ему показалось, фразой, пошел спать...

Так оно и вышло: наступил новый день, и пришли новые письма, и на этот раз попалось кое-что интересное совсем неподалеку. Акрам Галиевич чуть за телефон не схватился на службе, чтобы заказать разговор, как было оговорено в письме, но воздержался, вспомнив про доктора Аглямову, которая завтра выедет из Ташкента, а послезавтра, возможно, будет у него, если конечно, он того захочет. Особенно ему понравилось последнее: если он того захочет.

Надо сказать, что эти письма и телеграммы уже повлияли на поведении Акрама-абзы: он не только стал ходить более важно по Хлебодаровке, но и задумываться, не слишком ли занижал себя в жизни, не слишком ли скромно и незаметно прожил. Вот в Ленинграде, например, ему предлагают на пенсии заняться наукой, обобщить, так сказать, свой юридический опыт,-- тут он пожалел, что решительно порвал письмо, а главное -- фотоснимок кабинета-библиотеки, где бы он трудился,-- вещественное доказательство своей значимости.

Вечером он долго вглядывался в фотокарточку доктора Аглямовой, которую поначалу принял за артистку, и вновь его мучили вопросы: когда снималась, сколько лет фотографии и каков оригинал сегодня. Что и говорить, женщина на фотографии ему нравилась, и Акрам-абзы пристроил портрет на трюмо.

Конечно, Назифа Аглямова, на его взгляд, имела кое-какие преимущества перед другими: хороша собой, землячка, доктор. "Врач в доме на старости лет -- это ли не подарок судьбы? Она, наверное, и общий язык с женой Жолдаса найдет, коллеги все-таки,-- заранее радовался Акрам Галиевич. -- А какая красавица! -- думал он, глядя на фотокарточку.-- Из здешних, хлебодаровских, вряд ли кто с ней может сравниться..." Но потом ему стало неловко за такую мысль, в нем проснулся какой-то скрытый местный патриотизм, и он допустил, что, пожалуй, Светлана Трофимовна могла бы потягаться внешностью и фигурой с доктором-артисткой. Но все-таки в заочном споре пальму первенства Акрам-абзы отдал Назифе Аглямовой. Этот вывод вновь вселил покой в душу нотариуса. "Встречу, сниму с поезда,-- твердо решил Сабиров. - Как гласит пословица, попытка -- не пытка. Письма - одно, а личное знакомство - другое..."

Опыт кое-какой по приему гостей у него был, и он уже не робел, как перед встречей с Натальей Сергеевной. Шампанское стояло нетронутым с прошлого воскресенья, икра хоть черная, хоть красная -- Наталья Сергеевна оставила той и другой по литровой банке,-- и консервы всякие редкие, ящик для фруктов в холодильнике полон. Как сотворить новую икебану, Акрам Галиевич знал: на всякий случай он записал в книжку, что к чему,-- а не получится -- повторит букет Натальи Сергеевны. Оставались только генеральная уборка и, может быть, баня.

На этот раз прямо с утра в субботу Акрам-абзы затопил баню, чтобы поспела к приходу скорого "Ташкент -- Москва". "Больше суток в пути, жара, лето",-- рассуждал он, и выходило, что баня будет кстати. Придирчиво оглядев двор, прошелся по дому -- все было готово к приему гостьи. Правда, шашлыки на этот раз готовить не стал, решив, что для человека из Ташкента шашлык не в новинку.

В парадном костюме Акрам Галиевич заранее, не спеша, отправился на станцию. Хлебодаровка была теперь связана с городами, что справа от нее, что слева, регулярным автобусным сообщением, поэтому станция потеряла то значение, которое имела его в молодые годы. Тогда в Хлебодаровке останавливались все поезда и стояли подолгу, паровозы чистили топки и заправлялись водой. И в эти получасовые стоянки станция становилась самым оживленным местом Хлебодаровки.

А какой здесь был базар! Расскажи нынче кому -- не поверят. К вечерним поездам приходили просто так -- погулять, на лучшую жизнь глянуть. А станция в те годы была ухоженной, и медный колокол, отбивавший поездам отправление, сиял, как самовар у хорошей хозяйки. Станция притягивала молодых, наверное, еще и потому, что только по этим стальным нитям железнодорожных путей можно было уехать в иную, манящую жизнь, казавшуюся им непохожей на их собственную -- тихую и незаметную. Теперь же поездами пользовались редко и только в тех случаях, когда кто-нибудь уезжал очень уж далеко или издалека возвращался.

Несмотря на полдень, станция была совершенно безлюдна. Акрам Галиевич не был здесь лет десять, если не больше, потому что стояла она в стороне от его каждодневных маршрутов, да и повода не было, и сейчас, словно сквозь призму времени, заметил, как она постарела, одряхлела, захирела станция за эти годы.

Ожидая прибытия "скорого", Акрам-абзы жалел, что поезд стоит всего-навсего три минуты. "Вот если бы подольше,-- рассуждал он,-- можно было, где-нибудь затаясь, глянуть, а уж потом решать, как быть". Но такой возможности у него не было, и выбирать не приходилось.

Поезд пришел с небольшим опозданием. Акрам-абзы неверно рассчитал место остановки десятого вагона, и ему пришлось бежать в хвост поезда. Еще издали он увидел женщину, высунувшуюся из тамбура и наверняка выглядывающую его, и отчаянно замахал ей рукой: мол, сходи. Женщина так и истолковала его жест. Когда он подбежал к вагону, она уже стояла с вещами на хлебодаровской земле, а поезд медленно набирал ход.

Если бы Акрам-абзы не запыхался, Назифа Аглямова увидела бы на его лице большое разочарование. Но он тяжело дышал и раскраснелся от бега, и доктор Аглямова истолковала это по-своему и перво-наперво ослабила ему узел галстука и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки.

Акрам Галиевич, тяжело переводя дыхание, смотрел на женщину, пытаясь отыскать хотя бы следы тех прекрасных черт, что были запечатлены на фотографии, в которую он уже был влюблен. Но сделать это было непросто, и у него промелькнула грустная мысль, что доктор-артистка сдала почище станции. Вежливо поздоровавшись, он с тоской поглядел вслед уходящему поезду.

Назифа сразу взяла инициативу в свои руки.

-- О, какой вы бравый! Я таким вас себе и представляла,-- говорила она, цепко оглядывая Акрама-абзы.-- Конечно, свежий воздух, умеренный физический труд, отсутствие стрессовых ситуаций... Вот только дыхание у вас, я вижу, неправильное. Но это мы поправим: начнете бегать по утрам -- через полгода будете дышать, как юноша.

"Этого мне только не хватало на старости лет",-- неприязненно подумал Акрам-абзы и представил себя бегущим по утренней Хлебодаровке. Эта картина невольно вызвала у него улыбку, которую Назифа тоже истолковала по-своему...

Чемодан и сумка оказались тяжелыми, и они остановились перевести дух. Аглямова, оглядев пыльную, разъезженную поселковую дорогу, хранящую до сих пор следы прошлогодней золы, сказала:

-- Я вам уже писала об этом, но, даже находясь здесь, не верю, что я, Назифа Аглямова, знакомлюсь по брачному объявлению и в душе согласна остаток жизни провести в какой-то Хлебодаровке,-- и громко рассмеялась.

Смех у нее был удивительно молодой и звонкий. В этот миг Аглямова стала похожа на женщину с фотографии, стоявшей у него дома на трюмо. Но Акрам Галиевич уже успел понять, она еще живет во времени, когда была прекрасна и обаятельна, и совершенно не принимает и не желает принимать во внимание свой нынешний возраст. Редко, но встречаются взрослые, навсегда оставшиеся детьми, и ташкентский доктор была из этой уникальной породы.