Живущая - Инна Пастушка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самое главное я забыла сказать: меня ждала радостная новость — профессор пообещал сохранить грудь. Операция называется «секторалка», и грудь уменьшится на один квадрант.
В отделении мне посоветовали взять в сиделки медсестру Наташу. Я давно уже заметила, что в каждом отделении есть своя добрая, сердечная Наташа, — удивительно, они даже внешне все похожи. Но, как выяснилось, мою Наташу как раз с сегодняшнего дня ставят временно подменять медсестру по химиотерапии и она, уже в свою очередь, посоветовала мне нанять Галину Сергеевну. В выходной день я приехала в больницу знакомиться с Галиной Сергеевной. Было её дежурство.
Я шла по отделению, когда из медсестринского кабинета выскочила женщина в белом халате лет пятидесяти с модной короткой стрижкой, спортивного телосложения. Её голос, хваткий взгляд и весь вид, не будь на ней белого халата, скорей напоминал спортивного инструктора.
— Стоп! Куда без халата?! — задержала она меня командирским голосом.
Я даже испугалась:
— Да я только в палату вещи положу и уйду…
И, не дожидаясь, пока мне перекроют дорогу, я припустила по коридору.
Вдогонку мне неслась отчётливо проговариваемая, вернее выкрикиваемая инструкция посещения больничного отделения, а из палат начали выходить девочки, чтобы самолично узреть нарушителя порядка. В палате я положила необходимые для стационара принадлежности, и ретировалась через другой выход, которым привыкла пользоваться. Угораздило же меня подняться лифтом, хотя с другой стороны наше знакомство с Галиной Сергеевной состоялось в произвольной, непринужденной обстановке.
Понятное дело, ни о какой сиделке в лице Галины Сергеевны не могло быть и речи. Таким образом, моей сиделкой стала всё та же Наташа, которую мне удалось уговорить, пообещав, что много беспокойства я ей не доставлю. В тот же день я позвонила своей родне и сообщила, что моя командировка затягивается.
На следующее утро ровно в назначенное время, даже немного раньше я была в своей палате. Настрадавшись столько времени с поиском органа, эта операция ничуть не пугала меня, даже скорей наоборот, она была долгожданным спасением, — начинался новый этап исцеления.
— …исцели болящия люди Твоя, о Всемилостивая Царице! Ум и руки врачующих нас благослови, да послужат орудием всемощнаго Врача, Христа Спаса нашего… — шептала я, пока не очнулась в отделении реанимации. Возле меня была Марийка. Моя подруга умела решать вопросы в нужных ситуациях, и её нахождение в палате экстренной терапии меня нисколько не удивил.
— Ты хорошо выглядишь, — обрадовала она меня.
— Я и чувствую себя хорошо. Совсем-совсем ничего не болит и голова не кружится. Как будто и наркоза не было. Сколько времени шла операция?
— Три часа…
— Девушка, — перебила Марийку медсестра, беспокойно поглядывая на дверь, вам пора идти.
Я вцепилась в подругу мёртвой хваткой, обращаясь к медсестре:
— Пусть ещё побудет. Хотя бы… пока я в туалет не схожу.
Медсестра поспешила меня успокоить и показала наполовину заполненную баночку:
— С этим у вас всё в порядке. Это из-за катетера такие ощущения.
И тут же влепила мне укол. Буквально через пару минут у меня всё поплыло перед глазами, появилась тошнота, переходящая в рвоту, и стал падать потолок. Видя всё это, зашедшая справиться о моём здоровье врач-анестезиолог, вызвала за штору медсестру и грубым шёпотом отчитала:
— Я её всю обколола. К вечеру будем забирать. Вы чего это?! — и, подойдя ко мне, продолжила: думали, ты беспокойство причинять будешь, вот и вкололи тебе морфин. Я же тебе самую лучшую анестезию ввела, не только тошноты, но и головокружения не должно быть.
Этот морфин измучил меня так, что я три дня, уже находясь в послеоперационной палате, жила на церукале. Но, не смотря на всю эту тошноту и головокружение, у меня была ещё одна проблема — я ужасно хотела есть. Девочки-соседки каждое утро в семь часов утра плотно завтракали перед химиотерапией. Одна из них была деревенская, вот она-то, кроме сала, мяса и яиц, кормила всех чесноком. Это непередаваемо. Я вообще не люблю завтракать, за исключением двух-трёх чашек кофе. И только к десяти часам утра лениво перекусывала первым бутербродом. А тут в такую рань я боролась с непреодолимым желанием есть чеснок. Голод меня терзал ещё несколько дней, потому как мне разрешалось употреблять только сырые яйца и бульон.
Должна сказать, хоть я и отказалась от ухода Галины Сергеевны, но от её внимания было не скрыться. В углу палаты возле окна лежала грузная пожилая женщина, которую Галина Сергеевна взялась поставить на ноги.
— Мои пациенты не должны залеживаться. Я деньги честно отрабатываю. Нечего валяться, чем быстрей встанешь, тем быстрей дело на поправку пойдёт, — она с силой приподняла, верней стащила с кровати недавно прооперированную женщину, — давай, давай, пройдёмся, расходимся.
Вес пациентки не позволял поставить её на ноги в прямом смысле слова, и медсестре пришлось крепко поднатужиться, чтобы та заняла вертикальное положение.
— И не кряхти. Тебе же лучше будет. Развалилась тут, как медведь в берлоге, — шутила она, поддерживая бедную женщину, помогая ей делать первые после операции шаги.
Вдруг несчастная пошатнулась и стала оседать.
— Эй, а ну-ка быстро в постель, — испуганно закричала Галина Сергеевна, пытаясь уложить свою подопечную на место.
Мы от страха все рванулись на кроватях, пытаясь хотя бы мысленно удержать нашу соседку. «Так и швы разойтись могут», — прошептала про себя одна из женщин, взглядом удерживая нас на местах.
Галина Сергеевна раздражённо вычитывала своей подопечной. Дескать, все люди, как люди, а эта слабая какая-то, нечего её трогать, а то потом проблем не оберёшься. Выходя из палаты, она профессиональным, строгим взглядом оглядела нас, почему-то задержав на мне внимание:
— Пришла сюда вся такая Мадам Брошкина, а теперь лежишь, как волчонок ободранный!
Ну что ж, стрекоза, волчонок… Ничего страшного, только б жить.
Тем более настал долгожданный день, когда профессор разрешил кушать парные куриные котлетки. Ах, эти котлетки, — я не могла дождаться прихода Марийки. Но она категорически заявила, что готовить их не будет. Работница столовой тоже наотрез отказалась налить тарелку горохового супа, дескать, не положено мне ещё на общий стол переходить.
Как говорится, голод не тётка и мне надо было что-то придумывать. И я придумала. Последний дренаж для оттока лимфы мне сняли, в общую палату перевели, пора и о еде позаботиться. Черепашьими шагами я добралась до лифта. Там уже легче — спустилась вниз. Делая вид, что просто прогуливаюсь, чуть переставляя ноги, побрела в соседний
