Живущая - Инна Пастушка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень вас прошу, это мне надо, мне. Возьмите.
Она взяла. Я побежала опять на эту боковую лестницу и там, на узкой площадке между этажами разразилась громким, еле сдерживаемым плачем. Когда я успокоилась, во мне произошли перемены. Как будто какой-то голос сказал, что я буду исцелена. Ведь я, когда давала деньги, просила не для себя, — почему же ответ пришёл именно моему телу? Тогда я поняла, что выпросила для всех нас.
С невероятной лёгкостью, окрылённая счастьем я вернулась в свою палату. Хочу сказать, что это тот редкий случай, когда душа, возможности и нуждающийся человек сходятся в одной плоскости.
Я знала, что теперь всё будет хорошо.
X
Через несколько дней доцент «обрадовал» меня:
— Вот, решил тебя готовить к выписке. Завтра на девять часов придёшь на консилиум, там я предложу тебя выписать и будем периодически наблюдать, — как говорится, ждать.
Я не стала ему ничего говорить, возражать, а просто пошла в другую больницу самостоятельно, по десятому разу проходить обследование. Завтра мне предложат уйти и ждать… Ждать, пока не появится новый метастаз? Только куда он залезет в этот раз? В головной мозг, в печень, в лёгкие?
В больнице, которая находилась на одной территории с медицинским университетом, я сразу направилась в диагностический центр, прямиком в кабинет гинеколога. Начну отсюда, а дальше постепенно обойду других врачей. В кабинете была медсестра, которая сообщила, что врач в отпуске. Мы с ней посидели, поговорили по душам, она рассказала, что у неё болезнь крови.
— Я в Чернобыле была, отсюда и кровь негодная. Когда ребёнка рожала, пришлось расписку писать, — врачи напрочь запретили рожать. Ребёнку уже пять лет, всё хорошо, — думала, пронесло, но на днях лучи назначили.
Мы с ней погоремыкались, и я собралась уходить. Тепло попрощались, даже обнялись. Как вдруг уже у самой двери я услышала пронзительный крик Людмилы — так звали мою медсестричку, мою новую подругу, мою спасительницу. Она закричала, произнеся всего одно слово, одно матерное, нецензурное, бранное слово, которого нет в словарях русского языка. Но это слово в моих ушах прозвучало, как «эврика», как «есть выход», как «ты спасена».
После того, как она перестала смеяться, увидев неподдельную радость на моём лице, — спросила:
— Ты онкомаркеры делала?
— А что это такое? — не поняла я.
Зато поняла она и сама коротко ответила на свой вопрос:
— Всё ясно.
Тут же позвонила в лабораторию медицинского университета, уговорила медсестру задержаться на десять минут и принять меня. Она объяснила ей, какие анализы взять, и я побежала в лабораторию. Там меня, естественно, уже ждали, я сдала все анализы, которые могли показать онкологию органа, содержащего железистую ткань.
В тот же день я позвонила доценту и сообщила, что сдала онкомаркеры. Он заметно растерялся, а потом мгновенно принял решение:
— Не приходи завтра на консилиум. Я скажу главврачу, что направил тебя на онкомаркеры. Придёшь, когда будут ответы.
Через несколько дней ответы были готовы. С готовыми результатами я прошла в кабинет заведующего лаборатории. Он, следуя невыносимой для моего понимания системе молчания, то есть скрывать от пациентов всё, что можно и нельзя, предложил с этими ответами идти к своему врачу в онкологию.
— Никуда я не пойду, пока вы не скажете, какой орган дал метастаз. Здесь ответы, вы их знаете, а я второй месяц не живу, а существую. Просто скажите, это яичники, печень… — я приготовилась перечислять все органы, которые имеют железистую ткань и которые могли метастазировать в подмышечный лимфоузел, когда он сказал:
— Молочная железа.
— Ой… молочная железа. Спасибо, большое спасибо.
Ну и пусть думает, что я сумасшедшая, мне не привыкать. А его взгляд выражал именно эту мысль. Как же ему было догадаться, что я каждый день умирала по нескольку раз, представляя, как опухоль уничтожает мою печень или кишечник, или… А тут молочная железа, которую можно удалить и жить дальше. Тем более, я прочитала, что прогноз по молочной железе один из самых благоприятных.
Уже через час мне был назначен день операции. Вот так в одно мгновение изменилось всё. Мои бесконечные поиски были закончены, наступал новый период исцеления — хирургическое удаление опухоли.
Меня перевели в другое отделение, на седьмой этаж, в палату номер два, где моими соседками были всего две женщины, причём, одну из них готовили к выписке. Почему-то они не захотели со мной разговаривать и сделали вид, что меня не замечают, — особенно одна из них — Татьяна Кирилловна.
Потом, проведя в палате несколько дней, я заметила, что Татьяна Кирилловна не спешила выполнять рекомендации врачей и нарушала их одну за другой. К ней в палату приходил один из врачей отделения, делал массаж, при этом, не забывая напоминать, что массаж при онкологии противопоказан. Так же её навещал коллега — судья, и они, уединяясь, пригубляли по рюмашечке хорошего, дорогого коньяка. Работала она прокурором и в отделении её называли просто — прокуроршей. Вместо операции, от которой она отказалась, Татьяна Кирилловна большую часть времени слушала через наушники Синельникова и, глядя на неё, я верила, что эта женщина крепко держит жизнь, как птицу за хвост, которой не даст улететь.
В день нашего знакомства, сообразив, что эти две женщины вполне могут обойтись без моего общества, я решила сменить обстановку. И планы завели меня далеко, вернее глубоко — в подвал. Там был магазин индивидуального обслуживания.
— Закрыто. Перерыв. Что вы хотели? — спросила меня санитарка.
— Мне нужен лифчик, чтобы туда засовывать протез груди, — уверенно сказала я.
— Лифчик надо заказывать. Приходите после перерыва. Где направление? У вас какую грудь удалили, правую, левую?
— Никакую. Операции ещё не было.
— Тогда идите и не придумывайте. Может вам вообще удалять не будут.
— В каком смысле не будут?
— Девушка, идите, мне пол мыть надо! — накричала на меня санитарка, и я снова ушла в палату, лицезреть моих новых соседок.
В палате мне сообщили, что меня ищет заведующий отделением. Мы с ним уже были немного знакомы, это был друг моего доцента. Заведующий — он же профессор назначил операцию на начало следующей недели. Обозначил, где будет проходить шов, я дала
