Замечательная жизнь людей - Владимир Звездин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот в настоявшее время идут споры насчет смертной казни. Правительство наше никогда не думало о своих гражданах. Всегда оглядывалось на запад, а что они скажут? А как они подумают? Я видел таких людей там. И скажу прямо: люди такие скоты, что приспосабливаются жить в любых условиях, только бы жить. Находят себе занятие, изучают что-либо, углубляются в работу, в мечты, уходят в себя и радуются, перебирая в мечтах свои преступления, что легко отделался. Вот по мне, конечно, в лагерях легче, чем в тюрьме, но это только тем, кто может и любит работать.
Но есть такие, что они идут на все, чтобы избавится от труда. Рубят себе руки, ноги, травят глаза, заражаются болезнями за деньги. Болезни, которые подлежат комиссии. Маньяк, он столько натворил, что ему до конца жизни хватит смаковать это лежа, сытому, без забот, ни где-нибудь в канализационном коллекторе, а на нарах, в тепле и под охраной.
А наши народные избранники ломают башку, как улучшить быт, условия, построить новые с кондиционерами тюрьмы. Они себе обеспечили пенсии и на всякий случай решают эту проблему. По пословице «от суммы и тюрьмы не зарекайся». А расстреливая по принципу «бровь за бровь, глаз за глаз», сэкономив на содержании, нашли бы средства для простых людей, ни в чем не виноватых, о бездомных бомжах, о сиротах. Да сколько у нас пенсионеров? Ладно, я отвлекся.
Вот, в принципе, этим и объясняется поведение «сухарей» Я, конечно, держал ушки топориком, ведь шел на свободу. Но в Соликамске один рванул к дверям на мою фамилию, я его буквально за шиворот схватил, но он оказался моим однофамильцем. Это был первый случай в жизни, когда мне встретился однофамилец. Мы перебросились несколькими словами и разошлись, но судьба нас свела через двенадцать лет, в городе Свердловске.
Поворот события
Вновь кресты, мне никто ничего не сообщает, никуда не вызывают. Зачем привезли? Что со мной будет и когда? Настроение отличное, занимаюсь текущими делами. Переговорами, где можно добыть курево или чего перекусить, одной баландой сыт не будешь. Передач я не имею, мать меня содержать не в состоянии. Начал изучать все тюремные премудрости, добывать огонь, катая вату, вить веревки из носков для «коня», чтобы через окно ездить в соседние камеры за посылками. Ученье давалось нелегко, надзиратели часто прерывали процесс. Отправляя меня в изолятор.
И вот, наконец, везут на суд. Суд тот же самый, только другой участок. Увидел Галю, стояла молча в сторонке, и укоризненно покачала головой. Мне было неудобно перед ней, чувствовал себя виноватым. Началось заседание, зачитали бумагу, что пересмотр дела по протесту прокурора мало дали. И в доследование и в вызове дополнительных свидетелей необходимости нет. Такое заявление судьи меня просто ошарашило. Для чего тогда эта комедия с судом, вы что, просто прибавить не можете? Я уже нормально говорить не мог. Потерял над собой контроль. Да просто взбесился, стал свое выступление я густо сдабривать самими нелитературными выражениями. Требовать, чтобы нас вывели из зала. Добился, что меня скрутили и выволокли. Друзья остались.
Итог был не утешительный. Мы с Витькой остались при своих: у него 15, у меня 16, а вот Валентину вместо двух лет округлили до 15. Моя мечта побывать в тюрьме на экскурсии продолжала осуществляться по полной программе.
По всем признакам набирался большой этап. Народ копили, как только могли, камеры набивались до придела. Это видно и была причина, что часть з/к из Крестов перебросили в «Большой дом» на Литейном проспекте, дом 4. Об этом доме ходили легенды, говорили про подвалы вниз несколько этажей. А в настоящее время сочинили сериал с участием героев из «Разбитых фонарей». Ради интриги я и приписал номер дома.
Там легендарная тюрьма для шпионов. Видно, шпионов и врагов народа стало мало, и чтобы КГБэшники не валяли дурака, им привезли уголовников. Среди них оказался и я. Это для меня было интересно и на время улучшило настроение после суда. Разница в содержании, в отношении и в питании простых советских заключенных и предателей со шпионами (их называли фашистами) огромная. Сравним: камера в Крестах с железной дверью, с двумя двухъярусными нарами, маленьким зарешеченным окном с козырьком.
У них здесь больше подходит название палата, двенадцать односпальных кроватей в два ряда, два больших окна, правда, с решеткой, но без козырька. Утро в Крестах. Как грохнет чем-то в железную дверь, как рявкнет: «Подъем, на оправку». Тут любой вскочит, схватит парашу трехведерную и в общий туалет. Ну а здесь нас насмешили на целый день. Открывается окошко, из него тихим голосом говорят, обращаясь к спящему, на крайней к дверям кровати: «Гражданин, вставайте, будите остальных, скоро завтрак».
Но, как говорится, «мягко стелют, да жестко спать». Там, благодаря параши, мы могли общаться со всей тюрьмой и не только записочками, но и передачей курева и даже продуктов. В камере не находились такие брезгливые. И отказались бы от гостинцев из параши. Кстати, мешков полиэтиленовых тогда не было и в помине. Ну, о питании у КГБ и говорить нечего, кормили как на убой. Вкусно как в ресторане и добавки от пуза, даже компот. Видать, шпионов голодом не морили. А мы с ужасом представляли, как кончится эта лафа, и вновь вернемся к фирменному блюду. И довольствоваться баландой из ржавой кильки.
Еще раз про любовь
Вскорости все опять вернулось на круги своя: меня выдернули из лагеря на пересуд: прокурору 16 лет показалось мало. Но уже со своими рассказами, как я был в раю. Слушали меня, развесив уши. Пришла на свидание мать, как обычно со слезами и печальным рассказом о моей последней любви: узнав о нашей связи, родители Гали выгнали ее из дома, и она живет у нас. Хочет ждать моего возвращения. Мама купила ей пальто. Брата Валерия отправила к бабушке, и они с Галей живут вдвоем и плачут вместе обо мне каждый вечер. Я, конечно, возразил. Попросил мать помочь ей первое время, но не обнадеживать. Что с нами будет через шестнадцать лет, решит судьба. Пусть свою жизнь устраивает сама, а меня пусть простит и забудет.
В камере появился новичок. При разговоре выяснилось, что у нас с ним на свободе общие знакомые. Там такие ситуации как-то сближают – срабатывает фактор землячества. Женя Питерский, вор. Везли его из Севастополя, там была в то время запретная зона, где он и сгорел. И пока везли его до Ленинграда, судили чуть ли не в каждом городе. Мы зачитывались, как романами, его приговорами. Его амплуа – магазины промтоваров. Можно было у него кое-чему научиться. И вот он решил пооткровенничать со мной о своих чувствах. Интересную мысль он мне поведал: парни до 25 лет не жалеют проходящие годы. В это время года тянутся долго, они думают, что жизнь бесконечна. А достигнув двадцатипятилетнего предела, почувствуешь вершину жизни, и года покатятся, как под уклон. Это он мне говорил, когда мне было восемнадцать. В двадцать шесть я вспомнил его и убедился, что он прав, но я добавлю: года катятся не только быстро, но и с ускорением.
Так вот что с ним случилось: он встретил свою любовь. Не поверил бы, если бы кто ему предсказал, что встретит ее, оказавшись на скамье подсудимых.
Выяснилось, что это моя Галя, секретарь суда Калининского района. Когда я ему сказал, что случилось так же со мной, то же самое, только все наоборот – она влюбилась в меня, он не поверил. Когда понял, что я говорю правду, разговоры у нас стали бесконечные, а тема одна – Галя. Он выудил из меня всю подноготную о ней. А узнав, что я отказываюсь от ее любви, стал просить ее адрес. Решили: если судьба сведет нас в один лагерь и появится возможность писать письма, я пишу домой и знакомлю ее с ним.
Женька был парень простой, статусом своим не козырял и не злоупотреблял. Но авторитет его чувствовался отношением соседних камер к нашей после его появления. Обычно эта категория заключенных – я имею в виду воров – пацанов стараются как-то приблизить к себе, особенно смазливых. Если он не приспособится к воровским идеям, то используют в любовных утехах. Женька прочитал мне целую лекцию. Не хочешь проблем, заруби себе на носу: зоны – по мастям, ты можешь выбирать любую. Но где бы ты ни был, выработай себе правило: никогда, нигде, ни с кем, ни на что не садись играть в карты. Ты будешь неуязвим, тебя не на чем будет поймать. Не лезь в блатные – это болото затянет на всю жизнь. Учись работать, даже пахать. Будет тяжело, ты хиленький, но если упрешься, получится. Это – твоя независимость. Ведь вижу, надеяться тебе не на кого. Ты веселый, шустрый и не жадный парень, таким и старайся быть при любых обстоятельствах. Не задумывайся ни о чем, у тебя до двадцатипятилетнего возраста, когда года покатятся с горы, есть семь лет. Используй быстро бегущие года, а там привыкнешь. Останься как есть, ни одной наколки. Если, не дай бог, освободишься, увидишь, как я был прав.
Да, Женя, ты был прав. Я благодарен судьбе, что встретил тебя на жизненном пути.