Механизм пространства - Андрей Валентинов

— Нельзя ли без этого, господин Тьер? Человек умирает!

Густые брови взметнулись, чуть не сбросив с депутатской головы шляпу:

— Умирает? Простите, кто?!

Настал черед изумиться Торвену.

— Кучер у меня опытный, — Тьер быстро выглянул наружу, — еще со времен Бурбонов. Я тогда две ночи подряд в одном доме не ночевал. Если есть опаска, что за нами следят, он едет по «петле» — так легче заметить шпиков. У Гизо полно дружков в полиции, таких же, как он, реакционеров, врагов нации… Если вы о Шевалье, мсье Торвен, то вас напугали, а заодно и обманули. Я только что от него — живехонек. Досталось ему крепко, но это не критично.

Зануда проглотил язык. «Не критично» — это как? Врач заживо похоронил, еле уболтали перевязать; труповозка с вечера дежурит…

— Я прямиком из палаты. Признаться, сам испугался — после вашей записки. Мы ведь с его старшим братом, с Мишелем, считай, друзья. А он, как назло, до сих пор за решеткой. Из-за таких, как Гизо, никак амнистию не пробьем. Ну, думаю, не смогу Мишелю в глаза смотреть…

Странное дело — в этот миг Гном-Расчленитель обрел сходство с обычным человеком. Нормальным, даже в чем‑то славным. Не слишком большое сходство, конечно. И не слишком надолго.

— Служители подтвердили — на поправку пошёл. Еще без сознания, но пульс ровный. И рана затягивается…

Торвен пытался унять головокружение. Луи Адольф Тьер определенно не лгал. Может, взор гномику отвели? Позвал злодей Гизо иезуитов, те кликнули колдунов-друидов…

Иначе как это всё прикажете понимать?!

— Запоминайте, дважды повторять не стану. Мсье Эрстеду надо без промедления уезжать из Парижа. Сегодня, сейчас! — ледяная ладошка легла на запястье. — Не сомневаюсь, вчера полиция умыла руки. Думаю, даже протокол не составили.

— Угадали, — кивнул Торвен.

«Час от часу не легче! — подумал он. — Полковник‑то здесь каким боком?»

— Вот! — грозный пальчик ткнул в небо, скрытое верхом коляски. — Ищейкам господина префекта нет дела до разных Галуа и Шевалье. Демократом больше, демократом меньше… Но сегодня префектура дала команду: искать трех подозрительных иностранцев!..

Гномик сделал паузу, дабы полюбоваться эффектом.

— …которые обоснованно подозреваются в убийстве Эвариста Галуа, в покушении на убийство Огюста Шевалье, а также в массовой резне законопослушных французов, случившейся в Булонском лесу. Названы имена, хотя и не все: «эмигрант Андерс Сандэ Эрстед, известный карбонарий,[6] изгнанный из Дании за организацию покушения на короля, и два его наемника — русский и китаец». Розыск начался.

Рука Торвена забралась под сюртук, где дремали верные пистолеты.

Розыск, говорите?

— Оружие не поможет! — резкий голос гномика заставил отдернуть пальцы. — Слушайте дальше. Я очень уважаю мсье Эрстеда, истинного либерала и конституционалиста, но дело не в нем. Это заговор! Убили Галуа, пытались убить Огюста — и подбросили донос с указанием нужных подозреваемых. Заговор, я вам точно говорю!

— Иезуитский? — не удержался Зануда.

— Гугенотский, — буркнул обиженный Тьер. — Неужели вам непонятно? Реакция готова перейти в наступление, создать кабинет из мракобесов типа Гизо, раскатать либералов, словно тесто, и установить диктатуру. А для этого им нужен шумный процесс — с убийством, эмигрантами-карбонариями и их парижскими сообщниками. Мсье Эрстед вполне сойдет за карбонария…

— А вы — за парижского сообщника. Я понял, господин депутат.

Подмигнув насупившемуся гномику, Зануда рассудил, что тот не похож на страшного Расчленителя. Таким не напугаешь даже Каре-Непоседу. Обычный политик, карьерист-недоминистр.

— Господин Тьер, вы меня очень обяжете, если сократите «петлю». Подбросьте меня к месту тайной встречи. Шпион по кличке «Мальбрук» желает предупредить карбонариев.

Вскоре коляска остановилась в Латинском квартале, на улице Ансьен-Комеди.

2

— Подробнее, гере Торвен. И, если можно, меньше эмоций.

Зануда скрипнул зубами. Еще меньше? Он и так вообразил себя поленом, деревянным чурбаном, чтобы не завопить с порога:

«Полковник, окружают! Драпать надо!..»

Промолчал — не на войне. Да и стыдно на войне орать такое. Чины Черного — как Гном-Расчленитель! — Ольденбургского полка не драпают. Они отступают с боем, огрызаясь и топча вражью кровь. Только как тут огрызаться? Завалится в кафе «Le Procope» полицейский наряд, накроет заговорщиков тепленькими. Не посмотрит, что за здешними столиками сиживали Вольтер, Дантон и Марат, что именно тут Бомарше ждал провала или триумфа «Женитьбы Фигаро»…

Повезло — забыла службу полиция, не явилась. Тихо в «Le Procope», малолюдно. Пьет богема парижская кофе, круассанами заедает. Нет им дела до троих иноземцев, примостившихся в углу. Хвала святому Кнуду — и святой Агнессе хвала, даром что грех поминать их истинному лютеранину.

— Мы слушаем, гере Торвен.

Зануда доложился. Андерс Эрстед изволил кивнуть. Князь Волмонтович окуляры поправил. Экзотическая красавица Пин‑эр, как заметил Торвен еще в дверях, числилась в нетях. О причинах спрашивать он не стал. Наемника-китайца нам только не хватало! И так шпион на шпионе сидит, шпионом погоняет.

— Такое вот резюме, — завершил он доклад.

Главный мэтр шпионажа Андерс Вали-Напролом на резюме не отреагировал и перешел к пункту второму повестки их злодейского совещания. Мол, пишут ли из родной Дании? Поделились бы, новостями потешили. Пишут, согласился Торвен. И попытался изложить письмо гере академика кратко, в тезисах. Не вышло — Эрстед-младший затребовал подробности.

— Сообщение от гере Андерсена излагать? — спросил дотошный Зануда. — Про пенсию, веревку и либретто?

— Не надо, — смилостивился Эрстед.

Была, была в давние годы у полковника милая привычка — заводить беседу под пулями. Страшно, а не побежишь. Перед командиром неловко. И пулям кланяться не станешь — по той же причине.

Подробности, значит?

Лейтенант Торвен на миг прикрыл веки, словно ставя заслон против картечи, сыпавшейся со всех сторон. И в самом деле, что за беда? Новости науки важнее вражеской пальбы. Металл пел над ухом, по спине не ползли — вприсядку плясали наглые мурашки.

— Ваши выводы?

— Самое важное, что гере академику удалось выяснить кое-что новое о работах Николя Карно. Я имею в виду интерес французского инженера к перегонке нефти. Как ни странно, его интересует не обычный фотоген, которым заправляют лампы, а отходы процесса. Более тяжелые фракции.

— Вы имеете в виду мазхулат и «газовое масло»?[7]

— Да.

— Но ведь их сжигают в ближайшей канаве! Или сливают в водоемы…

— Вот поэтому гере академик и обратил внимание на подозрительное увлечение Карно. Если банкир ходит возле мусорных куч — жди, что мусор взлетит в цене. Если инженер роется в помойке, он нашел для помоев место в прогрессе цивилизации.

— А я, панове, вчера по Монмартру променад совершал, — дернул бледными губами Волмонтович, изобразив светскую улыбку. — Видел полезную книжицу. Некая пани Артюр постаралась. «Легкое и эффективное лечение фотогеном: пособие для недужных дам». Мне сразу такие мысли в голову пришли, я прямо