Грюнвальдское побоище. Русские полки против крестоносцев - Виктор Поротников

Ольга поставила ведра с водой на снег и поприветствовала двух приятелей. Ей очень не хотелось заводить разговор о брате.

– Ничего не слыхать, – сухо ответила Ольга.

– А гридень боярский чего же вдруг сгинул, а? – вновь спросил Кирюха, хитро переглянувшись с Митяем. – Потискал девицу-красавицу да и пропал! Как это на боярича похоже. Наверно, этот ушлый гридень где-то в другом месте теперь девок обнимает. Как думаешь, Митяй?

Кирюха слегка подтолкнул дружка плечом, не спуская с Ольги насмешливого взгляда.

– Знамо дело, обнимает! – с готовностью подтвердил Митяй с глупой ухмылкой на устах. – Я едва на этого гридня глянул, сразу в нем бабника распознал! Думаю, немало девок деревенских со временем принесут от него домой дитятей в подоле.

– То-то и оно! – со значением воскликнул Кирюха, придав своему круглому лицу со вздернутым носом некое подобие глубокомыслия. – Жаль мне иных девиц сельских, которые, подкупаясь богатой одежкой какого-нибудь проезжего молодца, не задумываясь, готовы раскрыть ему свои объятия. Этим недотепам поглядеть бы вокруг себя и увидеть бы таких же сельских парней, которые ничем не хуже бояричей, а в чем-то даже и лучше, поскольку их домогательства чаще завершаются свадебкой и семейной жизнью. Боярич же лишь подразнит дуреху деревенскую и оставит ни с чем.

– Верные слова, друже! – закивал головой Митяй.

– Твои намеки мне понятны, Кирьян, – сдвинув брови, проговорила Ольга. – Пора мне. Дай пройти!

Кирюха посторонился.

Ольга перебросила на спину длинную косу, подхватила ведра с водой и двинулась дальше по улице.

– Зря ты от нас нос воротишь, глупая! – бросил Кирюха вслед Ольге. – Мы хоть и не в парче, зато девиц не дразним и не обманываем, как некоторые.

– Приходи вечерком на посиделки, – крикнул Ольге Митяй. – Сегодня будем костер жечь и через пламя прыгать. Придешь?

Ольга ничего не ответила и не обернулась. Обида грызла ее так сильно, что хотелось разрыдаться.

Добравшись до своего двора, Ольга поставила ведра с водой под навес, а сама прислонилась к тыну, чтобы успокоиться и отдышаться. Она хотела проплакаться в одиночестве, чтобы не расстраивать мать, которая и так уже осунулась от беспокойства по сыну. Однако слезы так и не пролились из Ольгиных глаз. Привыкшая справляться с любыми душевными расстройствами, Ольга редко давала волю слезам, и то это было в более юном возрасте.

Ольга уже собралась идти в избу, как вдруг в калитку кто-то постучал уверенно и сильно.

«Не иначе, Кирюха приперся! – сердито подумала Ольга. – Ну, я сейчас ему задам! Вот олух конопатый!»

Ольга рванула шаткую калитку на себя и оказалась лицом к лицу с боярским гриднем Глебом. Он стоял перед ней, держа одной рукой коня за поводья, а другой опираясь на дротик, воткнутый в снег. На нем был темно-зеленый кафтан со стоячим воротником, подбитый мехом. На голове зеленая бархатная шапка с рыжей меховой опушкой, на ногах короткие сапоги из зеленоватого сафьяна с темными узорами.

Ольга так растерялась, что не ответила на приветствие Глеба. Возникла неловкая пауза.

– Извини, раньше я не мог приехать, – сказал Глеб. – Я же на боярской службе. Видишь, обещал вернуться к тебе и вернулся.

У Ольги вдруг защипало в глазах.

– Я ждала тебя, – промолвила она, делая шаг навстречу к Глебу.

Они обнялись и поцеловались. Едва уста их разомкнулись, как мир вокруг них враз преобразился и стало легко дышать. У Ольги блестели слезы на глазах, но она улыбалась, глядя в лицо Глебу. Он показался ей необычайно красивым в этом кафтане и этой лихо заломленной шапке!

Глеб ввел коня во двор и, снимая с него седло и попону, обстоятельно отвечал на вопросы Ольги. Прежде всего Глеб поведал Ольге о Горяине. Оказывается, Горяин ныне пребывает не в Дорогобуже, а в Трубчевске, откуда родом его невеста.

– Как, у моего брата уже есть невеста? – изумилась Ольга. – Кто же она? Как ее зовут? Где Горяин познакомился с нею?

Эти вопросы Ольги услышал не только Глеб, но и Мирослава, которая вышла из избы, услышав, что дочь разговаривает с кем-то во дворе.

Глеб поставил коня в стойло и прошел в избу. Вернее, мать и дочь сами увели его в дом, взяв за руки, как самого дорогого и желанного гостя.

Глава девятая

ДЖЕЛАЛ-АД-ДИН

Неудачная попытка похищения княгини Серафимы не только не образумила Кепека, но пробудила в нем лютую озлобленность против Юрия Глебовича, гридни которого убили несколько храбрых батыров из свиты татарского царевича. Тела убитых татар приближенные мстиславльского князя привезли в Смоленск, поставив в известность о случившемся Лингвена Ольгердовича. Кепек стал требовать возмещения с Юрия Глебовича за своих убитых в стычке нукеров. Однако Лингвен принял сторону мстиславльского князя, дав послам Кепека отказ в весьма резких выражениях.

Кепек навестил в Вильно своего брата Керим-берды, ища у него поддержки против Лингвена и Юрия Глебовича. Керим-берды сумел растолковать Кепеку, что у них двоих слишком мало могущества, дабы тягаться на равных с тем же Лингвеном Ольгердовичем. Вот если их старший брат сумеет настроить Витовта против Лингвена, тогда смоленскому князю придется пойти на уступки и признать вину Юрия Глебовича.

Договорившись действовать сообща, Кепек и Керим-берды отправились в Тракай к Джелал-ад-дину, который считался другом Витовта и имел больше конницы, чем его младшие братья вместе взятые.

Джелал-ад-дин выслушал жалобу Кепека с мрачно сдвинутыми бровями. Коварный поступок Кепека был столь очевиден, а его претензии к Лингвену и Юрию Глебовичу столь нелепы, что вместо слов поддержки Джелал-ад-дин обрушил на младших братьев целый поток упреков и нравоучений.

«Вам ведомо, сколь шатко наше положение после того, как Едигей дважды разбил нас, изгнав сначала из Сарая, а затем из Булгара, – молвил братьям Джелал-ад-дин. – Очевидно, что своими силами нам не одолеть Едигея. Если мы и победим убийцу нашего отца, то лишь с помощью литовских войск. Наш союз с Витовтом основывается на том, что сначала мы должны помочь ему отнять у немцев Жемайтию, а уж потом Витовт окажет нам поддержку в походе против Едигея. Ссорить Витовта с Лингвеном из-за сущего пустяка да еще накануне решающего столкновения с Тевтонским орденом я, конечно же, не стану. Удивляюсь, как вам такая нелепица пришла в голову!»

Из разговора со старшим братом Кепек и Керим-берды узнали, что Ягайло, Витовт, Лингвен и их русские союзники намереваются встретиться в Берестье для обсуждения грядущей войны с Тевтонским орденом. Этот съезд князей должен состояться в декабре. На это совещание был приглашен и Джелал-ад-дин.

В одной из восточных хроник сохранилось такое описание Джелал-ад-дина: «В наследство от отца ему достались опасности и скитания, которые в достаточной мере закалили его характер. Он то возносился на вершину успеха, то проваливался в бездну поражения, отчего в нем постоянно жила готовность к любой перемене. Он был схож с дамасским клинком, прочность которому придают частые смены нестерпимого жара и холода. Джелал-ад-дин, без сомнения, был самым опасным противником Едигея. Он был смел и вынослив, не стремился к удовольствиям, не страшился невзгод, прекрасно ездил верхом и стрелял из лука. Джелал-ад-дина всегда окружали удальцы и храбрецы, поскольку даже повара и брадобреи в его свите отменно владели оружием и могли быть полезны на поле битвы…»

Опасения Джелал-ад-дина в том, что проступок Кепека обязательно аукнется ему на княжеском съезде в Берестье, полностью оправдались. Неприятный для Джелал-ад-дина разговор затеял Лингвен Ольгердович да еще в присутствии Витовта.

«Смоленские князья дань Орде никогда не платили, на поклон к татарским ханам никогда не ездили, а посему всякое самоуправство вельмож татарских на Смоленской земле вызывает справедливый гнев бояр и князей местных, – молвил Лингвен, обращаясь к Витовту. – Ныне не те времена, чтобы русичи стали мириться с бесчинствами татар. Кепек рискует головой, пытаясь отнять жену у Юрия Глебовича».

В конце Лингвен напрямик спросил у Витовта: кто ему ценнее как союзники, изгнанник Джелал-ад-дин с братьями или смоленские князья?

«От татар одни хлопоты, и на войне проку от них мало, – добавил Лингвен. – От русских же князей и подати поступают исправно, и в сече русские полки надежнее татар».

Витовт, понимая правоту Лингвена, стал сурово упрекать Джелал-ад-дина, веля ему держать своих братьев в крепкой узде. В словах Витовта явственно прозвучал намек, мол, ему проще изгнать братьев Тохтамышевичей из своих владений и замириться с Едигеем, нежели ссориться из-за них со своими русскими подданными, коих в Литовском княжестве большинство.

Джелал-ад-дину пришлось переступить через свою гордость и смиренно просить у Витовта прощения за вызывающую дерзость Кепека. Он обещал также Витовту выставить для войны с Тевтонским орденом четыре тысячи конных воинов. Лингвен выразил Джелал-ад-дину свою готовность пойти с ним на мировую, понимая в душе, что подобного примирения не сможет произойти между Кепеком и Юрием Глебовичем.