Новый Мир ( № 6 2011) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненавижу, думает Тамара Павловна. Как же сильно я ненавижу.
Она одевается, складывает в сумочку паспорт, деньги и фотографии Софии Ротару, плотно закрывает кухню, потом — на ключ — квартиру и выходит на улицу. У подъезда на лавочке, как всегда, сидит бабушка Алевтина. Отдыхает.
— Куда-то собрались, Тамарочка Ивановна? — спрашивает бабушка Алевтина. — Если в магазин, то купите мне, пожалуйста, сахар, деньги я отдам.
Тамара Павловна не выдерживает. Ей так тяжело. Она должна поделиться с кем-то своим горем. Плача, она обнимает бабушку Алевтину и говорит обречённо:
— Крыса выгнала меня из дома.
Бабушка Алевтина слыхала в своей жизни и не такое. Её не смутишь и не испугаешь. Бесстрашная бабушка Алевтина просидела на лавочке у подъезда много лет и помогла множеству людей. Люди подсаживаются к ней, будто бы на минутку, передохнуть, а на самом деле — чтоб рассказать про свою беду и услышать в ответ мудрый совет.
Но дело Тамары Павловны — не из лёгких, понимает бабушка Алевтина.
Ты вернулся, думает она, ты пришёл, чтобы мне отомстить.
— А откуда вы, Тамарочка Павловна, знаете, что это таки крыса? — сладеньким голоском, так, чтоб ещё больше не переполошить, спрашивает бабушка Алевтина. — Вы её видели? Крысы редко забегают в высокие кирпичные дома. Мыши могут, а крысы — навряд ли.
— Это крыса, нет, — крыс, — отвечает, уточняя, Тамара Павловна и начинает рыдать ещё сильнее. — Я знаю, это он. Я его слышу. Чувствую его запах! Слышу, как он подрывает паркет за холодильником и как довольно посапывает!
— Ну-ну, Тамарочка Павловна, я вам верю, — говорит бабушка Алевтина и поглаживает соседку по спине. — Крысу невозможно спутать с мышью, да. Раз вы говорите, что это крыс, — значит, крыс. Только он может посапывать за холодильником.
— И посапывает! — плачет Тамара Павловна. — И скребётся так, что мурашки по телу бегают! А иногда храпит! Если бы вы слышали, как он храпит! Как... как...
— Как мужчина, — подсказывает бабушка Алевтина.
— Да, как мужчина, мужик!
Бабушка Алевтина сокрушённо покачивает головой, а её руки незаметно для Тамары Павловны начинают нервно подрагивать.
Ты пришёл, думает бабушка Алевтина. Через столько лет. Не поленился. Хотя был таким ужасно ленивым. Но я тебя не боюсь, твердит она про себя, мне не из-за чего тебя бояться. Я нисколько перед тобой не виновата, а наоборот — сделала то, что и должна была сделать.
— Как мне теперь быть?! — Тамара Павловна заламывает в истерике руки. — Я не могу туда вернуться! Я не смогу переступить порог собственной квартиры. Он там сидит. Притаился! Торжествует!
— Во-первых, — начинает бабушка Алевтина, — нужно успокоиться и перестать его бояться. Он как раз хочет, чтоб его боялись. Но на самом деле это всего лишь крыса. Грязная, гадкая, облезлая и вонючая, но небезобидная.
— Я знаю, что делать, — говорит Тамара Павловна, — купить крысиного яда! Он съест и умрёт.
Какая она ещё молодая и неопытная, думает бабушка Алевтина, глядя на сорокалетнюю Тамару Павловну. Наивная. Думает, с ним так легко разделаться.
— Так-то оно так, — размышляет бабушка Алевтина, — но он отраву не тронет, не станет её есть.
— Почему? — удивляется Тамара Павловна. — Яд специальный, крысиный. Он ничего не заподозрит. Съест и сдохнет. Почему бы крысе не съесть специальную крысиную отраву?
— Потому что крысы хитрые.
Да, хитрые. Ты был хитрый, думает бабушка Алевтина, а я — хитрее. Я тебя обдурила. С тобой иначе было нельзя.
— Когда-то, — говорит бабушка Алевтина, — ко мне в квартиру тоже забежал крыс. Я боролась с ним четыре года.
— Четыре года?! — У Тамары Павловны голова идёт кругом.
— Да, четыре года. У нас была такая игра. Кто кого обдурит. Кто окажется хитрее. И он проиграл.
Бабушка Алевтина с гордостью выпрямляет спину, будто и до сих пор с кем-то воюет.
— Вот что я вам, Тамарочка Павловна, скажу. Возвращайтесь к себе домой. В конце концов, это ваш дом, так поборитесь за него. Не бойтесь крыса. Живите с ним. Изучите его характер. Войдите к нему в доверие. А затем, когда он уже перестанет от вас прятаться, когда доверится вам и потеряет бдительность, — тогда нанесите ему смертельный удар. В самый неожиданный момент. Исподтишка. В спину. Как и подобает настоящей женщине.
Представьте себе, что бабушка Алевтина не всегда была бабушкой. Когда-то, а это было очень давно, она была просто Алевтиной. Не красавицей, но и не уродиной. Не мудрой, но и не глупой. Не богатой, но и не бедной. И у неё был муж, с которым она прожила четыре года.
Они познакомились в техническом училище. Алевтина работала уборщицей, а он — сторожем. Звали его Омельян. Толстый и неуклюжий, любил громко хохотать и отпускал сальные шутки.
Омельян смотрел на Алевтину как на миску, полную салата оливье, который нужно съесть, чтоб не испортился до завтра. Алевтина перепутала этот его голодный взгляд со страстью. Расписалась с ним и привела к себе домой, в квартирку из двух маленьких комнат.
Омельян сразу у неё прижился. Обложил квартиру своими вещами, которые ни к каким из её вещей не подходили. Заполонил комнаты своим неприятным запахом, очень напоминающим запах гнилой картошки. Беспрерывно с чем-то возился, в чём-то копошился, таскал на балкон с улицы разный хлам, приговаривая: никогда не знаешь, что тебе может пригодиться.
Он не чистил утром зубы и вообще их никогда не чистил. Не мыл свою густую рыжую шевелюру, не стриг волоски, что росли у него из ушей и носа, а на мизинце правой руки отрастил длинный, как у женщины, ноготь, который использовал как открывашку для баночных консервов.
Омельян непрерывно курил в квартире и сбрасывал пепел в любимые Алевтинины вазы. Его постельное бельё всегда было аж чёрное, а носки воняли канализацией.
Но наихудшее происходило ночью. У Омельяна была привычка ночью есть. Алевтина засыпала, а он брёл на кухню и пожирал всё подряд. Сладкое, солёное, кислое, горькое, холодное, сырое, жареное, тушёное, маринованное, несъедобное. Сало с мандаринами, мясо с мороженым, вермишель с карамельками, сосиски со сливовым повидлом, кильку вместе с алюминиевыми ложками.
— Какая разница, что с чем есть, — говорил он, — в животе всё равно всё перемешивается.
После себя Омельян оставлял на кухне горы грязной посуды, кучи перьев, костей и крошек, пустые банки-склянки, бутылки, стаканы, яичную скорлупу на полу и масляные плямы на подоконнике. Его глаза после ночных трапез становились маленькими и красными, сытыми и довольными. Глаза крысы, которой хорошо живётся. Алевтина узнала эти глаза. Она поняла, что пропала и пропадёт ещё больше, если не будет бороться. Привела домой крыса, так теперь должна с ним бороться. Либо он, либо она.
— Даже не думай, — предупредил Омельян Алевтину. — Я не такой дурак. Ты от меня не сможешь отделаться. Я хитрый.
Тамара Павловна возвращается к себе домой и быстро включает везде свет. На первый взгляд — ничего не изменилось. Всё так, как и было. Но это только на первый взгляд. Он здесь ходил, думает Тамара Павловна. Он всюду побывал. И на моей кровати наверняка полежал. И в ванной. И на столе всё обнюхал. Всюду оставил свой гадкий гнилостный запах.
Но, действительно, почему я должна отдавать ему свою квартиру? Квартира моя, и в ней останусь я, а не он.
Тамара Павловна включает телевизор, чтобы не так сильно бояться. Но она знает, что там — в кухне за холодильником — притаился её враг. Сопит. Ждёт подходящего момента, чтобы напасть.
— Крысик! — вдруг заводит Тамара Павловна. — Не бойся меня. Я ничего плохого тебе не сделаю. Наоборот, накормлю тебя. Что ты любишь? Хлеб? Или колбаску? Или, может, и то и другое?
По ту сторону холодильника тишина. Сопеть тоже перестало.
Тамара Павловна отрезает кусочек от белого батона и кидает его за холодильник.
— Или, может, намазать батон маслом? — Тамара Павловна никогда не догадывалась, что способна на такие нежные интонации. — А воды? Тебя, наверное, мучает жажда? Хочешь питеньки? Воды? Молока? Пива? У меня есть для тебя пиво. Ты любишь пиво, правда?
Игра выглядела так.
— Любимый, — щебетала Алевтина, — я даже и не думала ни о чём таком!
Омельян недоверчиво щурил свои маленькие красные глазки.
— Я не хочу от тебя отделываться! Я хочу состариться с тобой и умереть на одной подушке! Вот чего я хочу.