Кемер в объятиях ночи - Владимир Митрофанов

Еще Леха как-то рассказал, что однажды у них на стройке один гастарбайтер упал в котлован прямо в арматуру и разбился насмерть, к тому же еще и насадился на штыри. Умер почти сразу. Работал он и другие иностранцы без разрешения, могли возникнуть серьезные проблемы, огромный штраф это в лучшем случае. Подумали-подумали, да и залили тело бетоном. А нет тела — нет и проблемы. И еще: если нет тела, то для родных этот человек все еще где-то живет, еще есть надежда, а значит, никто его не оплакивает. Понятно, это было шкурное решение вопроса, но ничего другого придумать они тогда не смогли.

Кстати, там же, в Анапе, Григорьев совершенно случайно познакомился с одним любопытным стариком. Григорьев обычно вечером заходил в одну рядом располагающуюся пивнушку, кажется, называвшуюся «Гамбринус» или что-то в этом роде. Заведение это располагалось, по сути, на улице, но под навесом и разве что огражденное с боков тонкой перегородкой от ветра и лишних взглядов, даже с претензией на уют. Пиво там тоже было неплохое, хотя и очень дешевое, «Новороссийское». Григорьев брал кружечку холодного пива, заказывал вареных раков или еще какую закуску и часик там просиживал перед вечерней прогулкой. Там же за ближайшим к стойке бара столиком обычно сидел старик, с виду совсем древний, но по походке и повадкам еще довольно бодрый. Перед ним всегда стояла кружка пива и еще рюмка с чем-то, наверно, покрепче, по цвету — вроде коньяком. Впрочем, с этим набором он мог сидеть целый вечер, очень изредка отпивая то с одной, то с другой емкости. Еще он курил, но как-то странно: делал пару затяжек, а потом клал сигарету на пепельницу, и больше к ней не притрагивался, а она там полностью истлевала. Персонал к старику относился очень уважительно. У Григорьева даже мысль промелькнула, что вдруг это и есть настоящий хозяин заведения, хотя на бизнесмена он похож вовсе не был. Впрочем, кто его знает. Может быть, человек деньги вложил, а текущее управление осуществляют другие. Однажды Григорьев взял себе кружку пива, а сесть было негде: или компании сидели, или парочки. С поддатыми мужиками желания разговаривать не было, а парочкам не хотелось мешать. Григорьев хотел, было, тут же у стойки выпить по-быстрому да и уйти, но всегдашний дед, увидев его колебания, кивнул: садись, мол, ко мне. Григорьев и подсел. Помолчали, потом старик спросил: откуда приехал. Григорьев ответил: из Питера. «Ага!» — кивнул старик без комментария. Иногда в таких ситуациях пожилые люди уточняют: «Из Ленинграда, что ли? И чем им не нравился Ленинград?» — «Всем!» — всегда хотел сказать Григорьев. Это были совсем разные города. Все туристы всегда приезжали и приезжают смотреть только Петербург, и редко кто — Ленинград.

Потом старик спросил его:

— Куришь?

— Нет.

— Правильно, — с некоторым сожалением, впрочем, сказал старик. — Я сам всю жизнь курил, теперь вот пытаюсь бросить. Жалею, что курил. Врач сказал, что можно было лишние пять-десять лет прожить. Раньше это не трогало, а сейчас хочется еще походить по свету, а тут одышка, зараза…

Некоторое время старик внимательно рассматривал Григорьева. В этот момент мимо столика прошел парень в майке с надписью. У парня на руке синела татуировка, которую рассмотреть детально не удалось, кроме аббревиатуры под ней DSS. Кстати, надпись у него на майке была довольно оригинальная и рискованная: «Осенью все птицы летят на йух!»

— Что это такое там у него наколото? — спросил старик заинтересованно, вытягивая морщинистую, как у черепахи, шею.

Вроде как DSS, — ответил озадаченный Григорьев.

И что, как думаешь, это значит?

— Сама надпись в принципе знакомая. Вполне может означать «Dum spiro — spero! Пока дышу — надеюсь!» — ответил Григорьев, с хрустом разламывая рака. — Не исключено, что это бывший военный водолаз!

— Ты так думаешь? — старик изначально на правах старшего и по обстановке обращался к Григорьеву на «ты». И Григорьев был вовсе не против. Он вдруг проникся к старику уважением и доверием. Он был как самолет, получивший сигнал «свой», словно масон, увидевший некий специальный знак. Ему даже на миг показалось, что он снова матрос, а рядом с ним сидит старший офицер.

— Если так, то он, скорее всего, «майчанин», из Крыма, там есть такой поселок Майский, база подготовки водолазов, — продолжил Григорьев. — Наши на Балтике, да и «халулайцы» на Тихом таких наколок не делали. По крайней мере, я не слышал и не видел. И еще есть клуб ветеранов специальной разведки военно-морского флота, так называемый «Фрог-клуб». У него эмблема в виде лягушки с крыльями летучей мыши и эта самая надпись Dum spipo spero.

— А ты сам, случаем, не из «парусников» будешь? — вдруг спросил старик.

— Оттуда, — чуть помедлив с ответом, произнес несказанно удивленный Григорьев.

— ПДСС (прим. — противодиверсионные силы и средства)?

— Так точно. ОМРП (прим. — отдельный морской разведывательный пункт).

— Знаю, знаю. Пятьдесят первый? Слышал. Даже бывал однажды. Давненько, правда. А ты когда-нибудь слышал о таком спецподразделении ГРУ «Барракуда»? Я вот лично раньше никогда не слышал, а тут мужик один утверждал, что такое подразделение будто бы существует.

Григорьев тоже никогда не слышал о «Барракуде», но точно знал, что имелся еще спецназ ВМФ и подразделение боевых пловцов «Дельфин» ГРУ ГШ МО СССР. Говорили, что «дельфины» до развала Союза базировались якобы где-то на озере Балхаш. Человек, утверждавший это, говорил о некоем соленом озере с глубинами более двухсот метров. Григорьев же слышал, а может быть, просто когда-то изучал и с тех пор запомнил, что Балхаш в одних местах пресный, а в других соленый, и что максимальная глубина его всего двадцать семь метров, а средняя — шесть. Короче, тут имелись нестыковки.

В этой системе никто точно ничего не знал. И это было нормально. Говорят, что в 1958 году наши боевые пловцы захватили и угнали с одного из Гавайских островов целую американскую подводную лодку. Основной задачей операции было узнать секрет бесшумности винтов американских субмарин. Это был вопрос выживания подводного флота вообще. Тайна тайн. Всегда, когда фотографируют подводную лодку в сухом доке, винты закрыты чехлом.

Вспомнили известную историю, как в 56-м во время визита Хрущева прямо в Портсмуте под крейсером «Орджоникидзе» зарезали английского водолаза, впрочем, другие говорили, что его якобы убило внезапно провернувшимися винтами, третьи утверждали, что просто-напросто пристрелил из «мелкашки» в голову с борта один бдительный вахтенный лейтенант.

— Слышал эту историю, — сказал Григорьев. — Откуда только взялся труп без рук и головы, ума не приложу. Впрочем, голову и руки могли изъять, чтобы затруднить опознание. Системы сравнения ДНК тогда еще не было, а по группе крови идентификация очень ненадежна. Кроме того, в голове вполне могла остаться пуля.

Старик с удовольствием все это слушал: да-да-да, классно раньше работали, и теперь правды не узнаешь.

Еще вспомнили, что был такой отряд боевых пловцов «Вымпел» Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка). Лично никого, кто бы там служил, Григорьев не знал. А кто бы тогда сказал? Помнится, один парень из класса служил в Болгарии водителем и то много лет ничего об этом ничего не рассказывал — давал подписку.

А еще говорят, вот-вот появятся безбалонные акваланги, способные извлекать воздух из морской воды, что, кстати, и делают постоянно рыбы и другие подводные существа. По сути, искусственные жабры. Это будет настоящий прорыв в освоении моря. Первыми, конечно, такие акваланги получать военные, а технологию засекретят.

Старик закивал: да, здорово было бы иметь такой акваланг. Любую границу можно пересечь под водой.

После этого познакомились. Про себя информацию старик дал скудную:

— Зови меня Александром Сергеевичем, или, если хочешь, дядя Саша, — тут все так меня зовут. Я давно один живу. Жена умерла. Сын уже лет десять обитает в Москве, приезжает редко. В отпуск они с женой ездят только за границу. У него дача куплена, не поверишь где — в окрестностях Барселоны. Представляешь? У меня соседка, Шура. Она боится умереть внезапно, утверждая, что у них в роду все умирали на ходу, иногда прямо на улице, предварительно ничем не болея. Тетка древняя у нее пила чай и тут же за самоваром и померла. Так и осталась сидеть. Это же большая удача так умереть, а не задохнуться от бронхита, — (Тут он ткнул желтым прокуренным указательным пальцем себе в грудь), — или рака легких, это же пытка: словно удавку потихонечку каждый день затягивают, пока не сдохнешь от удушья. У меня закадычный дружок так умер. Страшно было на него смотреть. Синий был, глаза выпученные. И все это проклятое курение. А тут умер на ходу: раз и все. Это большая удача!

Рука его непроизвольно потянулась к тлеющей сигарете. Старик взял ее, подержал, понюхал, потом с видимым сожалением положил назад.