Горний путь - Владимир Набоков

Телеграфные столбы

Столбов однообразных придорожныхфарфоровые бубенцы и шестьгудящих струн…                  Скользит за вестью весть —шум голосов бесчисленных, тревожныхи жалобных скользит из края в край.

И ты — на бледной полосе дороги,ты, странник загорелый, босоногий,замедли шаг и с ветром замирай,внимая проплывающему пенью.

Гудит, гудит уныние равнин,и каждый столб ложится длинной тенью,     и путь далек, и ты один…

Каштаны

Цветущие каштаны, словно храмыоткрытые, сияют вдоль реки.Их красоту задуют ветеркизадорные, но в этот вечер — самыйвесенний из весенних вечеров —они чудесней всех твоих даров,незримый Зодчий! Кто-то тихо, чистов цветах звенит (кто, ангел или дрозд?),и тени изумрудные слоистойлиствы и грозди розовые звездв воде отражены.                    Я здесь, упрямый,юродивый, у паперти стоюи чуда жду, и видят грусть моюкаштаны, восхитительные храмы…

«Люблю в струящейся дремоте…»

Люблю в струящейся дремотесливаться с вечером, когдавы смутно в памяти поете,о, потонувшие года!

Люблю я тайные кочевья…Целую умерших, во сне.Колосья, девушки, деревья —навстречу тянутся ко мне.

Еще не дышит вдохновенье,а мир обычного затих:то неподвижное мгновенье —уже не боль, еще не стих.

И полумысли, полузвукивплывают в дымчатый мой сон,белея в сумерках, как рукинедорисованных Мадонн…

«Твоих одежд воздушных я коснулся…»

Твоих одежд воздушных я коснулся,и мелкие посыпались цветыиз облака благоуханной ткани.Стояли мы на белых ступенях,в полдневный час, у моря, и на юге,сверкая, колебались корабли.Спросила ты:               что на земле прекраснейтемно-лиловых лепестков фиалок,разбросанных по мрамору?                                Твоиглаза, твои покорные глаза,я отвечал.           Потом мы побреливдоль берега, ладонями блуждаяпо краю бледно-каменной ограды.Синела даль. Ты слабо улыбалась,любуясь парусами кораблей,как будто вырезанными из солнца.

Романс

И на берег весенний пришли мы назадсквозь туман исступленных растений.По сырому песку перед нами скользятнаши узкие черные тени.

Ты о прошлом твердишь, о разбитой волне,а над морем, над золотоглазым,кипарисы на склонах струятся к луне,и внимаю я райским рассказам.

Отражаясь в воде, колокольчики звезднепонятно звенят, а над моремповисает горящий, змеящийся мост,и как дети о прошлом мы спорим.

Вспоминаем порывы разбрызганных дней.Это больно, и это не нужно…Мы идем, и следы наших голых ступнейнаполняются влагой жемчужной.

Ласточки

Инок ласковый, мы реемнад твоим монастыремда над озером, горящимсиневатым серебром.

Завтра, милый, улетаем —утром сонным в сентябре.В Цареграде — на закате,в Назарете — на заре.

Но на север мы в апрелевозвращаемся, и вотты срываешь, инок тонкий,первый ландыш у ворот;

и, не понимая птичьихмаленьких и звонких слов,ты нас видишь над крестамибирюзовых куполов.

Тайная вечеря

Час задумчивый строгого ужина,предсказанья измен и разлуки.Озаряет ночная жемчужина     олеандровые лепестки.

Наклонился апостол к апостолу.У Христа — серебристые руки.Ясно молятся свечи, и по столу     ночные ползут мотыльки.

Е. L.

Она давно ушла, она давно забыла…Ее задумчивость любил я… Это былов апреле лет моих, в прелестные лета,на севере земли… Печаль и чистотасливались в музыку воздушную, в созвучьянерукотворные, когда, раздвинув сучья,отяжелевшие от желтых звезд и пчел,она меня звала. Я с нею перечелвсе сказки юности, туманные, как ивынад серым озером, на скатах, где, тоскливый,играл я лютикам на лютне, под луной…Ее задумчивость любил я. Надо мнойона как облако склонялась золотое,о чем-то сетуя и в счастие простоеуверовать боясь. Ее полуобняв,рассказывал я сны. Тогда, глаза подняв(и лучезарная в них осень улыбалась),она глядела вдаль, и плавно колебаласьтень ивовой листвы на платье, на плечахее девических, а волосы в лучахгорели призрачно… и все так странно было…Она давно ушла, она давно забыла…

М. Ш.

Я видел, ты витала меж алмазныхстволов и черных листьев, под луной,воздушно выбегала из бессвязныхузоров сумрака на луг лесной.

Твое круженье было молчаливо,как ночь, и вдохновенно, как любовь…Руками всплескивала, и тоскливосклонялась ты, и улетала вновь.

И волосы твои струились, ногистремительно сияли, и лунав глазах плясала… Любовались богилесные, любовалась тишина…

А жизнь, а жизнь, распутывая тени,к тебе тянулась, бредила, звала,но пеньем согласованных движенийты властно заколдована была…

«Кто меня повезет…»

Кто меня повезетпо ухабам домой,мимо сизых болоти струящихся нив?Кто укажет кнутом,обернувшись ко мне,меж берез и рябинзеленеющий дом?Кто откроет мне дверь?Кто заплачет в сенях?А теперь — вот теперь —есть ли там кто-нибудь,кто почуял бы вдруг,что в далеком краюя брожу и пою,под луной, о былом?

ПАВЛИНЫ

Павы ходили, перья ронили,а за павами красная Панна,Панна Марыя перье зберала,веночек вила.

Видели мы, нищие, как Мария Девапроходила мимо округлого дворца;словно отголосок нездешнего напева,веяло сиянье от тонкого лица.

Облаков полдневных, бесшумно-своенравныхв синеве глубокой дробилось серебро.Из-под пальмы выплыли три павлина плавныхи роняли перья, и каждое перо, —

то в тени блестящее, то — на солнце сонномлегкое зеленое, с бархатным глазком,темною лазурью волшебно окаймленным,падало на мрамор изогнутым цветком.

Видели мы, нищие, как с улыбкой чуднойДева несравненная перья поднялаи венок мерцающий, синий, изумрудный,для Христа ребенка в раздумии сплела.

В раю

Здравствуй, смерть! — и спутник крылатый,объясняя, в рай уведет,но внезапно зеленый, зубчатый,нежный лес предо мною мелькнет.

И немой, в лучистой одежде,я рванусь и в чаще найдупрежний дом мой земной, и, как прежде,дверь заплачет, когда я войду.

Одуванчик тучки апрельскойв голубом окошке моем,да диван из березы карельской,да семья мотыльков под стеклом.

Буду снова земным поэтом:на столе открыта тетрадь…Если Богу расскажут об этом,он не станет меня укорять.

«Мерцательные тикают пружинки…»

Мерцательные тикают пружинки,и осыпаются календари.Кружатся то стрекозы, то снежинки,и от зари недолго до зари.

Но в темном переулке жизни милой,как в городке на берегу морском,есть некий гул, он дышит смутной силой,он ширится, он с детства мне знаком.

И ночью перезвоном волн да кликомструн, дальних струн, неисчислимых струн,взволнован мрак, и в трепете великомвстаю на зов, доверчив, светел, юн…

Как чувствуешь чужой души участье,я чувствую, что ночи звезд полны,а жизнь летит, горит, и гаснет счастье,и от весны недолго до весны.

Лес