Письма к Тому - Алла Демидова

27 сентября

Концерт в Вюнсдорфе. Очень красивое место. Была немецкая ставка. А в нынешнем Доме офицеров был игорный дом.

Зашли в местный магазин. Убого. Я накупила игральных карт всем в подарок. После концерта сауна.

28 сентября

Вечером поездом переезжаем в Мюнхен. Я только сейчас понимаю, что мы были вынуждены пережидать время до Мюнхена, чтобы не ехать в Москву на неделю. Поэтому и казармы. Но все равно я бы ничего не смогла сделать – ведь у нас коллективная виза.

Утром заехал за мной местный гарнизонный шофер – такой правильный, как из кино, солдатик – загрузил мои 2 чемодана в багажник до вечера и отвез меня к Бранденбургским воротам. Там села на 69 автобус до Zoo. Зашла к Натану Федоровскому в галерею. Там по-прежнему Сережа Курехин с женой, какой-то продюсер, местный скульптор – дым коромыслом. Шампанское, еда и разговоры. Позвонила в Венецию Мариолине, в Париж Норе, сказала, что приеду в августе, потом в Бонн – Боре Биргеру, но его не было, говорила с Наташей. Попрощалась на автоответчик Отару.

Продюсер Николай довез меня до нашего посольства, где концерт. Я заканчивала – читала Ахматову и Цветаеву. Полуприем в кафе – сосиски с пивом. Вечером на вокзал.

29 сентября

Грузились вчера ужасно. Перепутали платформы. Перебегали с тяжелыми чемоданами. Слава Богу, мне помогли. Вчетвером в купе. Душно, приняла 3 таблетки снотворных – заснула. Меня поместили в гостинице в центре города, остальных – за городом. Не понимаю это разграничение. Из окна очень красивый вид. Гуляла по городу. Сегодня суббота – у немцев какой-то праздник. Много национальных костюмов. Вся площадь в столах и тяжелых пивных кружках. Праздничное освещение. Музыка. Видно, что город очень богатый. Особняки. В 5 ч. сбор в театре – недалеко от моей гостиницы, но я опоздала. Я вошла – все захлопали. Я не поняла – почему. Может быть, так встречают опоздавших. Оказывается, поздравляют. Я забыла, что у меня день рождения сегодня. Любимов от театра преподнес букет цветов.

Вечером позвонила Войновичам. Володи не было в городе, встретилась с Ирой и пошли в кафе. Туда тоже принесли цветы.

30 сентября

Жарко. Гуляла. Долго искала Пинакотеку. Греческие вазы, римская скульптура. Устала. Посидела в кафе, даже выпила вина. На репетицию не ходила – отпросилась. Вечером «Годунов». В кафе театра общий ужин. Наш администратор дал мне только 50 марок. Впредь – прежде, чем ехать на гастроли, спрашивать о гонораре.

Письмо

2 октября 1990 г.

Дорогой Том! Здравствуйте!

Как Вы поживаете? Надеюсь, хорошо. Перед отъездом на гастроли в Германию получила Ваше Письмо. Оно шло больше месяца. Думаю, что в 19 веке почта работала лучше.

Скажите Роберте, что я войду в любую работу над «Поэмой без героя» Ахматовой – в театре, со студентами, с любителями и т. д. У меня эта «Поэма» в голове года два и есть кое-какие идеи.

У нас закончились гастроли в Мюнхене. Прошли очень хорошо, несмотря на нелюбовь немцев ко всему русскому. До этого были в Берлине, и в Западном, и в Восточном. Правда, завтра – в ночь на 3 октября – эта условность перестанет существовать, хотя различие между ними будет существовать долго. Сейчас уже нет стены и можно было за 5 минут очутиться после капитализма в социализме. Буквально. Разница колоссальная, больше, чем мы себе это представляем умозрительно. Буквально – другие лица, другая одежда, друга еда, жилье и т. д.

В январе (у нас есть небольшой зимний отпуск) поеду в гости во Францию. А потом опять впрягусь в работу. У нас с конца января гастроли в Чехословакии. А потом опять репертуарная текучка. Я тут посмотрела намеченный репертуар на сезон – у меня почти каждый вечер спектакли: «Федра», «Годунов», «Пир во время чумы», «Три сестры», «Вишневый сад» и еще съемки и концерты.

Вот, Том, какая я двужильная.

Обнимаю Вас и Юлию.

1991 год

Письмо Тома

3 января 1991 г.

Дорогая Алла!

Я спешу – поэтому можешь устать от моего почерка. Но думаю про тебя довольно часто в эти дни, и как-то кажется невероятным, что вы были здесь.

Это было в какое лето? Прошлым? И действительно сидели там в ресторане в последний день твоего пребывания в Кембридже, и т. д. и т. д.

Мы слышали об опасной ситуации там в СССР, насчет демократии, и боимся – но в это время наши «лидеры» занимаются Арабским заливом, и мы все боимся, что война будет.

Почему ты не пишешь? Не получила мое последнее нечеткое Письмо? Я тогда был в очень философском настроении. Может быть, из-за этого не отвечала!

Сегодня иду в библиотеку, чтобы работать над моей болгарской книгой, – по пути зайду в этот банк, который мы посетили вместе в твой последний день здесь. Все кажется в порядке там.

Постарался звонить тебе в Рождество, но ваша линия была занята. Постараюсь еще раз, когда-нибудь. Какие времена лучшие, чтобы достичь вас?

Желаю тебе и твоим «С Новым годом!».

P.S. У тебя есть планы приехать сюда? Скажи! Пиши!

Письмо

23 января 1991 г.

Дорогой Том, здравствуйте!

Я Вам не писала, не потому что я Вас не вспоминаю каждый день, а потому что писать из Москвы бесполезно – письма не доходят даже внутри страны – а другой оказии у меня не было.

Сейчас мы в Чехословакии: Прага, Брно, Братислава – у нас тут гастроли. И хоть сейчас здесь к русским, вернее – к советским (не делая различия «кто – кто») – относятся очень плохо (что и имеет, конечно, под собой большие основания), но наши гастроли проходят с большим успехом. Во-первых, «Таганка» (наш театр) всегда была у советских опальный, а, во-вторых, спектакли действительно хорошие. Мы привезли сюда два: «Бориса Годунова» (где я играю Марину Мнишек) и «Живого» (по деревенской повести Можаева «Жизнь Федора Кузькина»), где я не занята.

В Москве сейчас очень сложно жить. И материально и духовно. Я пока не пользуюсь кредитной картой и не беру деньги со счета, потому что мне кажется, что главные трудности у нас впереди. И в том числе – главная – голод. И потом я надеюсь, что, может быть, там на моем счету вырастут проценты, если не тратить эти деньги. Обхожусь пока тем, что по мелочи зарабатываю на гастролях, и кое-какие посылки с оказией присылают друзья из Европы.

Том, если у меня вдруг возникнет необходимость в наличных деньгах, и занять мне будет не у кого, то я Вам пришлю из Москвы телеграмму такого содержания: «Я вас жду», и Вы постарайтесь с оказией, с верным человеком, передать мне, предположим, тысячу долларов (думаю, что для билета в Европу будет достаточно). Но только прошу Вас ни в письме, ни в телефонном разговоре Вашего посланника в Москве не упоминать об этих деньгах. О них никто не должен знать. Кроме Вас и меня. Это важно. Вы поняли? У нас могут быть в этом смысле очень трудные времена.

К сожалению, поездка в Америку у меня пока не предвидится. Может быть, Вы похлопочете обо мне у вас: может быть, Роберта прокрутит вариант с «Поэмой без героя» Ахматовой, чтобы я читала русский оригинал, а кто-нибудь из ваших актеров по-английски. Или можно было бы взять любого другого русского поэта.

Недавно я провела вечер русской поэзии в Женевском университете по их приглашению для русской кафедры. Помимо студентов и преподавателей было много русских эмигрантов 1-й волны. Вечер прошел очень успешно. Они мне заплатили 1000 долларов, на которые я неделю отдохнула в Швейцарии.

Такой же вечер у меня был в Милане, но уже в театре Стрелера. Из публики мало кто понимал по-русски, и я с переводчицей договорилась, что она будет переводить мои пояснения об этих поэтах – прошло на «ура».

Это я Вам пишу в надежде заинтересовать Вас этой идеей для Вашего университета. Переводить что-то могли бы Вы. У Вас это очень хорошо получается, если вспомнить наше с Вами выступление у архитекторов. В этом вечере я могла бы читать Пушкина, Блока, Мандельштама, Цветаеву, Ахматову, Бродского, Высоцкого, Чухонцева, Пастернака.

Что еще я могла бы делать у вас? Мне давно хотелось поставить или со студентами или с молодыми актерами «Вишневый сад» Чехова. У меня есть решение спектакля. И в Кембридже это могло бы быть. Как Вы думаете? Но без Вашей помощи мои идеи безнадежны.

Меня хорошо знает Альма Лоу из Калифорнии, но я не знаю ее адреса, поэтому не могу ей написать. Ее телефон (914) 723… Может быть, Вы ей расскажете о моих идеях и она прокрутит где-нибудь это у себя? Так, может быть, на какое-то время с Божьей и Вашей помощью я бы оторвалась от гражданской войны у нас. Уезжать на постоянное жительство за границу я не хочу.

Писать можно бесконечно, но боюсь, что толстый конверт не дойдет. Мой низкий поклон Вашей доброй жене. Скажите ей, что я до сих пор мою голову ее шампунем. Волос у меня после этого целая копна.

Ремарка