Слой - Евгений Прошкин

Ах, черт, кровь на полу! Вряд ли сюда войдут, но если вдруг…

Пришлось открыть шкаф, выволочь Кочергина наружу и снять с него трусы с майкой. Пятно все же осталось, но бледное, почти незаметное. Петр задернул занавески – теперь точно не видно.

Немного отдышавшись, он перебрал трофеи: мелкая пластмассовая расческа, пятьдесят рублей одной бумажкой, полпачки «Пегаса», спички, носовой платок. Поплевав, вытер о него ладони и забросил туда же, в гардероб. Осмотрел свой халат, тапки. Нигде не испачкался. Молодец.

Жалко, что Кочергин не раскололся. Череп раскололся, а сам он – нет, скаламбурил Петр.

Он присел и посмотрел в замочную скважину – часть стены, кусок фикуса. Людей нет, и до обеда не будет. А что будет после, ему все равно. Что бы ни случилось, это будет уже без него. Он вставил ключ и осторожно повернул.

Твой выход, сотник.

Глава 4

– Умоляю, умоляю, умоляю… – зачастила женщина.

Ах, как люди умеют надеяться, как умеют себя успокаивать – в тот момент, когда нужно вцепляться, вгрызаться, когда нужно просто выживать. Но это приходит потом, после сто первого облома, а пока человечек валяется на пузе, мешает слезы с соплями и надеется, надеется дурашка, что это все не зря.

– Не убивай, миленький! За что? Ведь не за что! – Заныла Панкрашина, переползая через привязанный к стулу труп.

– Может, хоть ты скажешь?

– Чего скажу? – Просветленно спросила она.

– Адрес Нуркина. Или телефон.

– Не-ет, – завыла Панкрашина. – Ну не было у Феди таких знакомых! Не-е было-о! Мы б тебе сразу и телефон, и…

– И номер пейджера, – грустно закончил Костя. – Никто не хочет помочь. Для вас же стараюсь… люди…

Он выстрелил женщине в затылок и еще до того, как она окончательно распласталась на полу, вышел из комнаты. Обыскав бандита с расстегнутой ширинкой, взял у него «Вальтер» и запасную обойму.

Вооружился, как ковбой какой-то, без особой радости подумал Константин. Зачем мне три ствола? Тащить тяжело, бросить жалко… Нет, с ножичком удобней. Он хоть и не такой страшный, как у натовской десантуры, зато опробован многократно – в деле, в живом деле.

Выходя из квартиры, он на секунду задержал взгляд в зеркале и недоуменно пожал плечами. В лице что-то появилось – не странное, но такое, на что раньше не обращал внимания. Какая-то лишняя черточка.

Нет, это нервы. Константин собрался открыть дверь, но вернулся к зеркалу и нахмурился. Чертовщина. Откуда усы? Наклеил для маскировки и забыл? На всякий случай подергал – больно. Настоящие. Сколько себя помнил, ни разу усов не заводил, даже в армии, на последнем периоде, когда по сроку службы положено. И ведь не к лицу ему, вид получается крестьянский, однако ж вот они. Неухоженные какие-то, топорщатся в разные стороны. И кто только подбил на такую нелепицу? Кто внушил, что усы – это хорошо?

Приду домой и сбрею, обязательно сбрею, решил Костя.

Но как же домой?… Как же он явится в таком виде? Настя не поймет. Утром – без усов, вечером – с усами. Комедия.

Не отдавая себе отчета, Константин зашел в ванную и выдавил на ладонь горку пены. Порывшись в шкафчике, он разыскал упаковку с одноразовыми станками и, подержав лезвие под горячей водой, провел им по жестким волосам. Усы хрустели и сопротивлялись, и чтобы ликвидировать их полностью, Косте пришлось повторить процедуру трижды. Он доскоблил последние щетинки и вытер лицо. Кожу саднило, но ни кремов, ни лосьонов в ванной не оказалось. Он бросил полотенце в раковину и выключил свет.

Костя накинул на плечо винтовку, заткнул оба пистолета за пояс и одел плащ. Многовато железа. Попрыгал на месте – не гремит.

В кармане одного из Крепких запищал мобильник. Константин в раздумье замер над телом, но тут же опомнился. Друзья Крепкого – наверняка, такие же крепкие, как и он, – перезвонят еще разик и забеспокоятся. А норма трупов на сегодня перевыполнена.

Открывая засов, Костя вспомнил, что не проверил кухню. Узорчатое стекло в двери светилось – не исключено, что и там кто-то… Нет, хватит, хватит. Четверо в одной квартире, куда уж больше? Тот, кто может сидеть на кухне, его не видел. Пусть все остается, как есть.

Телефон умолк, но через секунду зазвонил опять.

И снова Костя ощутил что-то иррациональное и невыразимое. Смутную тревогу от того, что некоторые детали не укладывались в цельную картину, даже противоречили друг другу. Бандиты, например. Кто мог наехать на Панкрашина? Два каких-то быка – на Самого Федора Федоровича?! А где охрана? Где любимый взвод спецназа? Раньше его и до ветру одного не пускали: трое спереди, трое сзади. Не жизнь, а мученье. А теперь? Как будто изменилось что-то, стало немножко по-другому. Усы, проклятые…

Мобильник звонил не переставая, но Константин чуял: это так, для очистки совести. Те, кому положено, уже погрузились в свои «БМВ» и «Ауди», или что там у них.

Он аккуратно прикрыл дверь и вызвал лифт. Лучше бы спуститься пешком, но с нижней площадки доносился шорох одежды и бесконечное чмоканье.

Когда он вышел из подъезда, на улице уже совсем стемнело. И еще час до дома. Константин раздраженно вспомнил про «Штайр» и два пистолета. Нет, за час не управиться. Настя будет беситься. Какую бы ей отговорку придумать? Чтоб раз и навсегда, чтоб не пришлось больше мямлить про аварии в метро и всякое такое. Скоро ведь не выдержит, проверять начнет. А список, между прочим, длинный – до зимы хватит.

Добравшись до бункера, Костя замотал оружие в промасленные тряпки и сложил в инструментальный ящик. Засыпал опилками и разным мусором, а сверху положил плоскую, как варежку, дохлую крысу – для любознательных.

На «Шаболовскую» идти не хотелось. До «Октябрьской» было гораздо дальше, но Костя всегда прислушивался к шестому чувству, поэтому, не вдаваясь в анализ, просто повернул налево. Отмахав по сырому подземелью ровно километр, он отворил массивный люк и спрыгнул на жирные от битума пути. Метрах в ста маячила светлая глотка станции.

– Ты все хуже… – Настя потерла лоб и почему-то опустила глаза. – …все хуже и хуже.

– Что хуже? – Константин сделал вид, что не понимает.

«Где был?», «С кем был?» и «Когда это прекратится?» – три дежурных вопроса, на которые он не в состоянии ответить. Ну не знает он, не знает!

– Когда твои загулы только начинались, я, грешным делом, надеялась… Думала, подрабатываешь. Раз, думала, ты на зарплату семью содержать не можешь, ищешь халтуру какую-то… как все нормальные мужья. А ты – хоть бы копейку… Тебе хватает! А то, что жена к зиме без сапог…

– Настя, какая зима, о чем ты?

– Нет, так будет, – справедливо возразила она. – Зиму, Костя, никто не отменял. А я в старых сапогах. Надо мной уже люди смеются. Я уж не говорю о дубленке, о-о, про дубленку я даже не говорю!