Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта - Ефим Курганов

«Дягилевка» же и «дягильница» изготавливались четырьмя особыми мужиками, мастерами перегонять водку и делать наливки, — Энгельгардт специально подбирал для сего дела непьющих.

В общем, дягилевое хозяйство у Павла Ивановича было устроено наипревосходнейшим образом.

Энгельгардт гордился им по праву, и он делал всё, дабы разнообразная продукция из дягиля, производимая в его небольшом именьице, зорко и надёжно охранялась.

Когда-то бывали случаи нападений мужиков, приказчиков и даже землевладельцев из окрестных поместий на разнообразные дягилевы припасы Павла Ивановича, но энгельгардтовские ребята живо отбили охоту у чужаков полакомиться «дягилевкой», «дягильницей», вареньем, цукатами, медом и т. д.

В 1812 году ситуация вдруг резко и даже страшно осложнилась по причине грандиозной, жесточайшей военной компании, которую начал Наполеон, вторгшись в пределы Российской империи. А он ведь уже на второй месяц своего нашествия самолично появился на земле смоленской и неумолимо двигался к центру её (Смоленску) — и как раз чрез Поречье.

Появление в Пореченском уезде Смоленской губернии частей «Великой армии» сулило лично Павлу Ивановичу Энгельгардту и хозяйству его пребольшие опасности. Однако он не бежал в соседние губернии, как многие окрестные помещики, не попытался вывезти хотя бы часть бесценных своих припасов.

Более того, он дал себе слово, что ни один из вражьих солдат ни при каких условиях не получит ни единого глотка «дягилевки» или «дягильницы» и не полакомится ни одним бочоночком бесценного меда, даже чая из дягиля не попробует.

В общем, было решено: не получат НИЧЕГО ни сами захватчики, ни их подлые приспешники, кои, к несчастью, сразу нашлись среди местного населения Смоленской губернии, хотя, слава Богу, не в таком большом числе.

Всё дело в том, что набеги французских мародёров нередко сопровождали проводники-добровольцы, набиравшиеся по уездам. Им бестрепетный патриот российский Энгельгардт готовил ту же самую судьбу, что солдатам и офицерам «Великой армии».

И ещё Павел Иванович твёрдо пообещал себе нещадно уничтожать солдат и офицеров противника в той мере, в какой это только будет возможно, и где бы он ни встретил их, пусть даже и вдали от своего имения, которое берёг он как зеницу ока.

А Энгельгардт принятых решений сроду не отменял, и он таки сдержал своё слово и на сей раз, хотя и ценою собственной жизни.

Нравы его, подчас весьма буйные и громкие, многим соседям его частенько казались предосудительными, но он в итоге доказал всем, что именно он является человеком чести в полном смысле сего слова.

Павел Иванович сумел защитить себя и сумел, в отличие от некоторых сограждан своих по губернии и даже по уезду, не пойти в услужение к захватчику, посягнувшему на Отечество его.

Но, кажется, мы опять забежали несколько вперёд.

До гибели Энгельгардта оставалось никак не менее трёх месяцев.

Так что возвращаемся к середине июля 1812 года. Нам ещё есть, о чём рассказать. Времечко-то не простое было, чреватое самыми непонятными, страшными даже последствиями.

Партизанщина в Смоленской губернии только-только разворачивалась; можно сказать делала первые шажки свои — первые, но достаточно уверенные.

Правда, одни помещики просто сбежали (и их было немало), увезя или припрятав ценности. Но были смельчаки, которые остались, решившись лечь костьми, но не дать в обиду землю смоленскую. И легли. И не дали ведь. Таков был и наш Павел Иванович Энгельгардт.

А Денис Давыдов, кстати, начал свои самые начальные партизанские наезды только в последних числах августа, а по-настоящему только в сентябре, то бишь аж чрез два месяца после того, как партизанская война закипела по-настоящему на Смоленщине и закипела тогда, когда враг ещё был матер и опасен. В пределах же Смоленской губернии Давыдов появился не ранее первой недели сентября 1812 (в Юхновском и Вяземском уездах), когда в «Великой армии», кажется, ничего уже не напоминало великую армию.

Итак, возвращаемся к первой половине июля 1812 года, когда до оставления нашими войсками Смоленска оставалось более пятнадцати дней, а главные корпуса «Великой армии» буквально летели от Витебска к Пореченскому уезду и затем на город Красный, и к местечку Ляды, дабы окружить потом со всех сторон столицу губернии, бывшую некогда главным городом Смоленского воеводства и многобашенной крепостью.

Всё шло к неминуемой катастрофе. Бывшее Смоленское воеводство, древняя и славная русская земля вмиг готова была оказаться в железных объятиях жестокого, беспощадного противника. Армии российские остановить бешеный напор наседающей громады никак не могли. Что было делать? Как противостоять этому?

Армии яростно отступали, заманивая противника вглубь территорий. И то не было хаотическое отступление. Там был гениальный план, который оценили лишь впоследствии.

Итак, происходил бег отходивших армий. А партизанские отряды во главе летучего корпуса генерал-адъютанта Винценгероде, наподобие россыпи заострённейших ножичков, врезались на ходу, причём с разных сторон, в летящую вражескую громаду и отсекали от неё кусочки и даже целые куски, отрезали средства пропитания. И страшная громада потихонечку слабела, хотя это и не очень ощущалось на первых порах. Но наносимый урон скоро стал совершенно очевиден. Из громады как бы стал выпускаться дух, и сила начала покидать её.

В июле-августе 1812 года урон «Великой армии» наносился именно с тылу, но при этом в совершенно разных направлениях. Враг не понимал и даже не предполагал, с какой стороны последует удар. Это делал летучий корпус Винценгероде и слепившиеся вокруг него по всем четырнадцати уездам Смоленской губернии партизанские отряды.

Регулярные же войска вступали в соприкосновение с противником лишь для того, чтобы ударить, даже ударить несколько раз кряду, даже сильно ударить, но потом тут же решительно отпрянуть, осуществляя тактику заманивания.

А что именно так и должно быть, предрекал военному министру Барклаю де Толли ещё в апреле 1812 года подполковник Пётр Чуйкевич, экспедитор секретного отдела российского военного министерства, военный теоретик, умница необычайный. Во всяком случае, так оценивал своего экспедитора сам Михаил Богданович Барклай де Толли, необычайно строгий, сдержанный и совершенно не склонный к пустому нахваливанию. В общем, он высоко ставил своего секретного экспедитора, а это было немало. И временный министр оказался тут так же прозорлив, как его подопечный в своём взгляде на то, как надо воевать с непобедимым Наполеоном.

Продолжаем наше повествование.

Хронологически мы находимся сейчас у самых-самых истоков формирования партизанского движения 1812 года. Место действия — Смоленская губерния.

Итак, государь Александр Павлович отправился из Смоленска далее в Москву, а Смоленская губерния начала готовиться к «встрече» с «Великой армией». И руководил, дирижировал сим сложнейшим и, в общем-то, непредсказуемым процессом никто иной, как Барклай де Толли, призвавший всех смолян к всенародному сопротивлению.

Уже 21 июля 1812 года Барклай дал следующее предписание смоленскому губернатору, барону Казимиру Ивановичу Ашу (привожу один лишь всего фрагмент, но достаточно, как мне кажется, выразительный):

«Именем Отечества просите обывателей всех близких к неприятелю мест вооружённою рукою напасть на уединённые части неприятельских войск, где оных увидят. К сему же я пригласил особым отзывом россиян в местах, французами занятых обитающих, дабы ни один неприятельский ратник не скрылся от мщения нашего за причинённые вере и Отечеству обиды».

Сей барон Аш, в коем, увы, не было ни должной воинственности, ни необходимой самоотверженности, вовсе был не тот человек, который способен организовать всенародное сопротивление. Барклай де Толли, как видно, всё это отлично понимал. Поэтому он и не ограничился одним лишь этим предписанием, отправленным им губернатору Ашу.

Барклай обратился непосредственно к смоленской шляхте и вообще ко всему населению губернии со следующим призывом: «Верные соотечественники! Оправдайте сими поступками мнение, которое имеет о вас целой свет. Да познают враги, на что народ наш способен. Не посрамите земли Русския!» И ещё он выпустил листовку (произошло это межу 22 и 26 июля), которая была распространена в трёх губерниях — Смоленской, Псковской и Калужской. Листовка эта представляла собою развернутый призыв к народной войне. Но мы опять, кажется, забежали вперёд.

Итак, народную войну в 1812 году возвестил именно Барклай де Толли. Он же инициировал и создание первого партизанского соединения, о чём как раз и пойдёт сейчас речь.

Тетрадь вторая. Партизаны и изменники

Глава первая. 19 июля и последующие дни