Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта - Ефим Курганов

Августа 19-го. Из Белой мы направились к Покрову по Дорогобужской дороге, посылая части по различным пунктам и возможно ближе к большой Московской дороге.

От Покрова шли к Воскресенску и, постоянно следуя в расстоянии нескольких маршей за флангом нашей армии, мы направились к Тесову, между Гжатском и Сычёвкой, где, по мере приближения к столице, война принимала ещё более жестокий и разрушительный характер. Женщины, дети и скот искали убежища в лесах, а крестьяне, вооружась отнятым у французов оружием, бежали защищать свои церкви и готовить пытки для тех несчастных, которые попадали в их руки.

Держась постоянно одного и того же направления, генерал Винценгероде устремился к Корчеву, на путь, который от Гжатска ведёт прямо на Зубцов. Части его продолжали тревожить неприятельских фуражиров, но уже не с прежним успехом, по мере того, как мы слишком приблизились к дороге, по которой двигалось ядро французской армии.

Августа 27-го. Таким образом мы пришли в Сорочиново, на дороге, которая от Можайска ведет к Волоколамску. Тут генерал получил положительные сведения о битве при Бородине, о которой мы уже слыхали от французов, бродивших по деревням в поисках пищи и убежища и которых приводили к нам казаки. Генерал отправился сам на квартиру фельдмаршала Кутузова за новыми приказаниями и по возвращении оттуда направил свой отряд на Рузу.

Августа 28-го. К вечеру мы подошли к городу. Нам показалось, что он занят слабой неприятельской частью, и генерал Винценгероде хотел овладеть им силой. Но в тот момент, когда войска двинулись было в атаку, мы обнаружили значительный лагерь вправо от города и линию правильно содержимых постов, так что генерал вынужден был послать за хвостом своей колонны и сначала осведомиться. Несколько человек неприятельских кавалеристов, снятых с коней нашими казаками, сообщили нам, что то был четвёртый корпус под начальством вице-короле Итальянского, что после бородинской битвы он отстал от армии Наполеона и должен был прикрывать его марш слева.

Так как мы были предупреждены об его марше по дороге от Рузы к Москве, то генерал Винценгероде, заставив весь корпус вице-короля стать под ружьё, шёл всю ночь обходным путем и прибыл с другой стороны Рузы по Звенигородской дороге, чтобы встретиться с неприятелем лицом к лицу. Он тотчас же послал фельдмаршалу своё донесение и тот, осведомлённый этим о направлении четвёртого корпуса, отдал приказание усилить наш отряд полком егерей, двумя орудиями конной артиллерии и тремя казачьими полками. Однако неприятель, приведённый в замешательство нашей атакой накануне на тыл его лагеря и за ночным временем не заметя нашего движения и численность наших сил, провёл весь день в Рузе и только на третий день решился выйти оттуда.

Августа 30-го. Наши пикеты находились в Воронцове, а остальная часть отряда в Белкине и так как егерский полк и два орудия прибыли в Звенигород только поздно ночью, то генерал прислал им приказание дожидаться его там. Он поручил полковнику Иловайскому командовать арьергардом на большой дороге, а полковнику Бенкендорфу, с тремя, вновь пришедшими казачьими полками, обеспечивать его отступление, расположась вдоль высот, идущих по левую сторону дороги от Рузы к Звенигороду. Сам же он с драгунским полком отправился на поиски выгодной позиции для защиты доступа к Звенигороду.

Августа 31-го. Неприятель, численностью в двадцать тысяч человек, начал с того, что развернул все свои силы. Полковники Иловайский и Бенкендорф вытянулись в порядке медленно и соединились, чтобы предпринять атаку против нескольких кавалерийских полков, отделившихся слегка от главной части своих корпусов. Полки эти были отброшены, но так как на помощь им подоспели артиллерия и пехота, то мы вернули в свою очередь казаков: полковник Иловайский вынужден был наскоро перейти дефиле при входе в Звенигород, а полковник Бенкендорф был энергично атакован в тот момент, когда он переходил мост через маленькую речку, которая около города впадает в Москву. Он вынужден был спешить казаков, вооружённых ружьями, и таким образом избавился от преследования кавалерии.

Генерал Винценгероде защитил вход в Звенигород и заставил французов потерять много людей, но так как весь его отряд не доходил до трёх тысяч человек, то он принужден был уступить и отошел за несколько вёрст от города. К вечеру он отступил до Спасского по Московской дороге и тут ожидал, чтобы полковник Бенкендорф с ним соединился.

Сентября 2-го. На рассвете неприятель пришёл в движение и отбросил наши аванпосты и, когда полки драгунский, егерский и два орудия перешли мост, он был уничтожен, и, казаки, могшие перейти речку вброд, остались на той стороне, чтобы сколь возможно замедлить движение неприятеля. Им удалось отбросить до пехоты несколько полков французской кавалерии, которая слишком выдвинулась, и взял ещё двадцать человек пленными.

Тем временем пришёл четвёртый корпус, вступил в дело и таким образом, казалось, ждал только сигнала к атаке в соединении с великой армией Наполеона, которая была почти под рукой. В этот момент вернулся Винценгероде. Наша армия дефилировала через Москву, и наш отряд получил приказание отправиться на дорогу, которая ведёт от Москвы к Владимиру.

Так как Наполеон уже вступил в Москву, то надо было тотчас же начать наше отступление. Генерал вернул к армии егерский полк, Изюмский гусарский полк и казаков гвардии, которые накануне посланы были из авангарда под начальством графа Милорадовича, чтобы произвести сильную рекогносцировку вправо от нашей армии и, не будучи в состоянии перейти вновь через Москву, присоединились к отряду Винценгероде и впоследствии получили приказание там и остаться.

Мы вытянулись вдоль окраины Москвы до Ярославской заставы, не будучи преследуемы. Генерал Винценгероде расположился для защиты жителей столицы, которые бежали при приближении неприятеля. Ночью он отправил к фельдмаршалу курьера, чтобы изложить ему основания, которые вынудили их ожидать вторичного приказа, прежде чем покинуть важные пути Петербурга и Ярославля, остававшиеся совершенно открытыми.

Глава четвёртая. После 6 августа. Смоленск и губерния под французами. Кое-что об изменниках

4 и 5 августа ударные корпуса «Великой армии» штурмовали Смоленск, но город не был взят. Причина была не только в достойной обороне, но ещё и в том, что Наполеон ждал, чтобы русские сконцентрировали и ввели в действие основные свои силы. На 6 августа был назначен главный штурм. Однако когда передовые отряды французов на рассвете 6 августа, крадучись, проникли в Никольские и Молоховские ворота, оказалось, что город пуст. Во всяком случае, русские войска исчезли из него.

В 8 часов утра в город въехал Наполеон, злой до остервенения. Именно по этой причине. «Пропажа» русской армии пред началом решительного штурма вывела его из себя. В сердцах император несколько раз назвал Барклая де Толли «подлецом», «негодяем» и «обманщиком».

12 августа император покинул Смоленск, после значительных колебаний решившись всё же идти далее — в Московском направлении, дабы догнать, наконец-то, вечно исчезающего Барклая.

В Смоленске были оставлены склады «Великой армии» с порохом, оружием, зерном. Генерал-интендантом Смоленска Наполеон назначил генерала Армана Виллебланша. Комендантом стал Трибо. Военным же генерал-губернатором был поставлен генерал Жомини, перешедший впоследствии на русскую службу. Впрочем, в Смоленске за три месяца оккупации была настоящая чехарда военных губернаторов, а вот генерал-интендантом бессменно оставался Виллебланш. Он-то как раз в первую очередь и занимался новым устройством городской власти.

Уже 15 августа Виллебланш организовал в Смоленске муниципалитет. Городским головою он поставил статского советника Ярославцева, секретарем — Ефимова, бывшего до того учителем гимназии. Было ещё несколько членов муниципалитета (10 человек), и среди них два коллежских асессора — Рутковский и Узелков. Было среди членов муниципалитета и несколько купцов — Чапа и Брун. Семинариста Зверева сделали писцом.

Назначил Виллебланш и нескольких комиссаров, которые должны были следить за обеспечением продовольствия города и за порядком. Одним из этих комиссаров был Рагулин, в прошлом помощник консисторского секретаря.

Ещё комиссарами были назначены следующие лица: губернский секретарь Великанов и ещё Ключарев и Павлов.

Рейнеке и Санхо-Ляшевич были определены в переводчики — не знаю точно, при магистрате ли или же вообще при новой власти.