Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

— Это уж точно: не знает, — не отказал себе в удовольствии Согред. — Не отчаивайся, он и писателей покрупнее чтением своим не баловал. Удивительно недалекий человек. Странно, как он вообще оказался в литературе.

— Постараюсь понять это.

Рой тоже поднялся, и на несколько мгновений взгляды их скрестились. Эвард подсознательно ощутил, что только сейчас начальник тюрьмы окончательно решился на нарушение инструкций и закона, о чем свидетельствовал его озорной, меченый отчаянным риском взгляд.

«А ведь он действительно рискует, — попытался Грюн хоть как-то оправдать Согреда. — На его месте ты бы тоже изрядно понервничал. Конечно, за „Рейдер-Фортом“ давно закрепилась слава „земного ада“. Но из этого не следует, что его и впрямь нужно превращать в ад для себя».

— Остановишься у меня, Грюн?

— Что тоже в твоей власти, — не удержался гость, не сумев прервать нить размышлений.

— Отели нынче дороговаты. А я живу один, — объяснил Согред, спускаясь к стоявшему во внутреннем дворике «мерседесу».

— Мне почему-то так и показалось.

— Даже служанка уехала прошлым рейсом «Странника…» на материк. Не знаю, как ты смиришься с едой и выпивкой в моем доме, но места для тебя хватит.

От тюрьмы до небольшого двухэтажного особняка с мезонином было метров пятьсот. Когда Эвард понял это, он рассмеялся.

— Теперь ты догадываешься, почему в столице Рейдера наберется не более десятка частных машин. Одна из них — моя, — похлопал рукой по приборной доске. — Все остальные предпочитают пользоваться машинами, взятыми напрокат, или же давно пересели на велосипеды.

— Наверное, это не самое любопытное, чему мне придется удивляться на этом затерянном посреди океана клочке суши.

9

Единственное окно комнаты, которая досталась Эварду, выходило на залив, а балкон буквально зависал над краем ущелья, в глубине которого, посреди каменного завала, зарождался едва просматриваемый отсюда, с высоты, ручеек. Пройдя на балкон, Грюн на какое-то время уставился на силуэт черневшего у пристани «Странника морей», совершенно забыв о все еще маячившем в двери хозяине дома. Ностальгическая тоска, зарождавшаяся в его душе, сюрреалистически накладывалась на открывавшийся пейзаж, омрачая его красками серой безысходности, черной тоски и тревожных предчувствий.

— Как ты выдерживаешь все это, Рой? — повел он подбородком в сторону укутанного туманом хребта, возвышающегося по ту сторону залива.

— Взвешенно, — сунул руки в карманы брюк начальник тюрьмы. — Но стараюсь пореже подниматься на второй этаж и поглядывать в сторону гавани.

— Я так не смогу.

— Ты здесь всего лишь гость. Случайно прибившийся к берегам Рейдера странник морей. Если тебе и суждено умереть здесь, то не от ностальгии.

— Кто знает! Не успел ступить на остров, как уже ощущаю себя отшельником, не рассчитывающим когда-либо выбраться отсюда. Как думаешь: ностальгия?

— Или предчувствие, — беззаботно подсказал Согред.

— Один мой попутчик назвал сей остров «саваном».

— Бывший моряк? Джон Кроушед? «Саван» — из его лексикона.

— Он так и не представился. Но, судя по виду, моряк.

— Не представился! Для палачей это не обязательно.

— Так он что, — палач?!

— В прошлом — корабельный электрик. Нынче — специалист по электрическим стульям тюрьмы «Рейдер-Форт». Вполне возможно, что Шеффилд станет первым его «пациентом». Прежний палач недавно не вернулся из моря.

— …В которое ушел с поселка смертников Последнее Пристанище?

— Уже знаешь о его существовании, — каким-то поникшим голосом констатировал начальник тюрьмы. — Весь Рейдер теперь — Последнее Пристанище. Такое впечатление, что город и остров вымирают. Всех манит материк. Кстати, разве это не сюжет: поселок моряков-самоубийц?

Согред вышел на балкон и остановился плечом к плечу с Эвардом. Он конечно же лгал. На самом деле он почти каждый день поднимался в эту комнату и подолгу стоял вот так, со смертельной тоской глядя на гавань, на пустующую пристань, возле которой единственный посланец материка «Странник морей» появлялся убийственно редко, но каждый раз — как отголосок былой жизни, упрек несбывшейся мечты и несостоявшейся судьбы. Сколько раз Рой огромным усилием воли сдерживал себя, чтобы во время очередного появления корабля не броситься в порт, не забиться под обтягивавший шлюпку брезент…

И еще об одном не догадывался Грюн Эвард: давнишняя страсть так и не помиловала Согреда. Он бежал от нее на остров, куда, кажется, не доходит ни один номер «Литературного обозрения Фриленда» и куда отголоски литературной славы кумиров читающей публики достигают с таким же опозданием, как и свет давно погасшей звезды.

— А ведь тебе всего лишь сорок шесть, — предательски напомнил ему Эвард, очень точно уловив его состояние. Мы одногодки. Я, правда, тоже обитаю не в столице.

— Сорок шесть, ты прав. Что из этого следует? И вообще, о чем ты?

— Только о том, что тебе всего лишь сорок шесть. Трудно понять, что заставляет тебя прозябать на этом островке?

— Приблизительно то же самое, что и всех остальных.

— Постараешься объяснить?

— Желание бросить вызов континенту, отречься от соблазнов. Презрение к суете материка. Попытка утопить в ностальгии все свои переживания, превратив их в маленькие победы островитянина. Маленькие победы, политые ядом самотерзаний. Просто так, случайно, люди на Рейдере не появляются. Как не появляются они просто так в колониях прокаженных.

— Мощное сравнение, — едва слышно проговорил Эвард, стараясь не прерывать исповедь бывшего полугения «Клуба бессмертных».

— …Всяк ступивший на остров — изгой, восставший против мира. Восставший уже хотя бы потому, что решил задержаться на больший срок, нежели тот, что отмеряется двумя прибытиями судна с материка. Может, рискнешь, Грюн?

— Каким образом?

— Не уплывешь со следующим «Странником морей».

— Но ведь он придет лишь через неделю.

Согред победно рассмеялся:

— Ты произнес это, как «через год». И на корабль смотришь с такой тоской, что я не уверен, что не окажешься на его палубе еще до рассвета.

— У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на Рейдер. Работу над рассказом попытаюсь начать уже завтра.

— Чтобы завершить к отплытию корабля, — согласно кивнул Согред.

— К отплытию вряд ли удастся. В последнее время пишется все труднее. К тому же это должен быть рассказ, способный конкурировать с лучшими произведениями столичных писателей. Нил Джекобсон, Роберт Шервуд… — все ринутся к приманке «Западного побережья». Тебе проще: ты с этого ристалища самоубийц сумел уйти.

— Будем считать, что проще, — мрачно согласился Согред. Знал бы Эвард, что в конце каждого из четырех прожитых на острове годов он посылал на материк по два экземпляра рукописи нового романа: один — в крупнейшее издательство страны «Колумбус», другой — в журнал «Западное побережье». Чтобы ровно через два месяца получить два решительных отказа, иногда с издевательскими советами заняться чем-то более полезным, нежели сочинительство.

Рой воспринимал это