Отпечатки затертых литер - Юлия Мамочева

Гевал, земля Палестинская.

Предположительно несколько веков спустя.

Коль гниль внутри — не думай о покрове:Наружная неистинна краса…

Свершился грех; нахмурив тучи — брови,Сурово почернели небеса.Гевал в туман мгновенно погрузился:Как зверь, его пожрал вселенский мрак.На грешный зов из адских недр явилсяЧудовищный в своей природе враг —Сил дьявольских живое воплощенье,Из тьмы возник, творя собою тьму.И оказать, крепясь, сопротивленьеНе в силах город царственный ему.Сбирались люди в капищах старинных,Ветшалых храмов будоража свод…Но перед злом, карающим повинных,Бессилен и Селевий, и народ.

Минуло семь ночей адовой смуты,Семь долгих дней — одна сплошная ночь!…В объятьях нынче сгинуть твари лютойДолжна царёва молодая дочь.

Селевию во сне его премудромЯвилось искупление Вины:Прощенья ради, семьи все должныПожертвовать иль сыном златокудрым,Иль дочерью прекрасной юных лет —Коль появилась первая на свет.От горя застонали горожане —Но что же делать?.. Покорился люд.И вот в оплату «за греховной» даниДетей невинных к озеру ведут,Избранному жилищем Зла укромным.Спасет ли кровь из черной западни?..Нет! Тщетно, тщетно гибли все ониВо чреве — ненасытном, неуемном…Ведь, смертью юной лакомясь, теперьКрепчал и рос непобедимый зверь.По городу заколыхались думы:Как одолеть прожорливую тварь?В своих покоях, пепельно угрюмый,Идеей яркой озарился Царь.«Что люд простой? То жертва небольшая…Видать, и впрямь разгневался Баал! —Он мыслил, приближенных созывая. —А если так — чтоб мной доволен стал,Пусть жертвой будет дочь моя родная!..Для Бога пасть — вот золотая слава!Ее моя достойна Елисава.В отцовском сердце будет мука тлеть —Но я готов ее преодолеть…»

Был царь и мудр, и стар, и уважалиЕго в народе уж не двадцать лет,А оттого и рьяно поддержалиСановники опять порочный бред.Красавицу в виссоны нарядили,Чело платком торжественным покрыли,И, пожалев печального отца,Из каменного вывели дворца.

Процессия под звуки стройных лирПо улицам прошествовала людным…В пустом лице умом греховно скуднымИскрился золотой божок-кумирУ главных врат отверстых городских;Пред ним прогнулись с уваженьем люди —Царевны юной яростные судьиИ мучеников прочих молодых.

И лишь не поклонилась Елисава:Не изменяя пламенного нрава,Стояла твердо в городской пыли.А пред глазами простирались горы,Родной страны цветущие просторыИ озеро, мерцавшее вдали.

Но вот сакральный завершен обряд.Жрецы умолкли — люд с колен поднялся,И вскоре город за спиной осталсяСо всей красой старинных колоннад.Паломники же к озеру держалиНедальний путь: надеялись всерьез!..Но очи девы не цвели от слез —Льдяные пальцы только трепетали.

Дорогою, недоброй искони,По камням ноги ранили они.В пути встречалась нищенка, бывало,Больной слепец, голодный как шакал, —К обочине их Жрец брезгливо гнал,Царевна же — спокойно подавалаВалившимся от истощенья с ногТо изумруд, то витый перстенек —И вновь идти смиренно продолжала.Жара свое, гудя, впивала жалоВ тела бредущих — мучила, дрожа.И дева лишь по-прежнему свежа.

Но вот и он — финал дороги знойной —Сверкнул озерной гладью меж дерев.Свой трудный путь толпой уже не стройнойОкончили, внезапно замерев,Паломники греховного Гевала:Откуда-то из недр прибрежных скал,Снискав ответ валунного обвала,Утробный гулкий рев загрохотал.И с карканьем напуганные птицыГалдящей и нетвердой вереницейПоднялись в синь, напуганные им.И вырвался вослед клубящий дымИз тьмы скалы единственной глазницы.

«Благую нынче ты, царева Дочь,Снискала милость. Истинную славу:От чудища избавишь, Елисава,Родной Гевал в грядущую ты ночь!Пройдут года — но будет помнить мирТвой светлый подвиг; Град тебя восславит:И гордый Царь, что справедливо правит,И люд простой — священным пеньем лир!..Мужайся, Дева! Прочь тоску гони, —Ведь то не гибель — верный шаг к бессмертью!Взывай к богов святому милосердьюИ погибай спокойно, как они!» —Промолвил Жрец с фальшивою заботой.Так пафосно, что сразу видно — врал.И, пыльною сверкая позолотой,Царевну вдруг порывисто обнялИ отошел. Та очи опустилаИ, примирившись, руки подалаПрислужникам. Те скрипнули насилуГромадными цепями и делаСтальными завершили кандалами.Закатное уж заплескалось пламя,Скалистый заливая пейзаж…«Прощай, Царевна! Благодетель наш…» —Печально деве говорили людиИ, подходя поочередно к ней,Касались скорбно золота перстнейГубами. Кто-то — дьявольских орудий,Сковавших прочно с юностью цветкаТвердыню камня. «До свиданья, друг…»И их воздетых в миг прощанья рукЕе касалась ласково рука…

Над крышами струился дух жасминаИ сладкий шепот южных городов.В закатный миг обнявши, точно сына,Гевал притихший, в зелени садовСветило спешно промелькнуло. ВскореПрохлады ночь набросила чадруИ звезды по небесному ковруЗасеребрились, оживленно споря.

В ту пору остывания землиВ домишке скромном на краю ГевалаСестра и брат, каких в миру немало,Смеясь, нехитрый ужин свой вели.Лепешки — две, изюму на двоих,Да чуть вина припасено у них —Роскошный пир!.. Бренчал струнамми братец,А девушка, пестря подолом платьиц,Кружилась под мелодию его —Смеющегося друга своего.То, руки поднимая, проплывала,По кругу шла — то на поклон вставала,А юноша все на сестру гляделДа в звуках систра вдохновенно пел.

Лилась потоком музыка живая —Прозрачным, шумным, радостным…               Как вдругЕе почти совсем перекрывая,Ударил в дверь нетерпеливый стук.В недоуменье тотчас смолкли оба:

«Ты ждешь кого-то, милая сестра?» —«А ты мой брат?» —         «Ничуть! Не помню, чтобыЯ звал гостей иль нынче, иль вчера!..»И снова стук.     «Откроем же, сестрица?К чему гостей непрошенных страшиться?..»Засов глухой заскрежетал на миг…«Да кто же там?..» —         «Не бойся! К нам старикЗашел под вечер нынче на пирушку!..Сестра, не мешкай! Доставай же кружку,Пусть выпьет с нами наш почтенный гость!..»

В дверях, сутуло опершись на трость,И впрямь стоял паломник престарелый,К полуночи к ним заглянувший в дом.Светил он бородою поседелойИ улыбался сморщенным лицом.

«Неловко, право, нынче стало мне,Представил лишь недавнее мгновенье:Ломился в дверь, маячил я в окне,Пугая вас, как жуткое виденье.Вы не держите на меня обиды!Я странник. Путник из чужих земель…Чудесные сады СемирамидыЕй-богу, видел! Теплую постельОни не раз в ночи мне заменяли…Купался я в разливах буйных рек,Теперь же путь веду в иные дали.Паломник я!.. Но добреду едва ли,Коль скоро старцу не найти ночлег.Да что постель? Коль впору нынче мне быДобыть хотелось лишь краюшку хлеба,Чтоб с голоду не помереть в путиУставшему, иссохшему от зноя…» —

«Скорее, брат! Накрыла стол давно я,Пора б и вам уж к трапезе идти!..» —Раздался голос девушки призывный.И, приобняв за плечи старика,Веселый брат, неловкого пока,Его повел в свой дом — простой и дивный.И снова льется музыка рекой!И снова пир — хоть скромный, но веселый.Пусть не ломится стол от яств — какой,Какой же прок от сломленного стола?Лепешки две теперь уж на троих.Сестра, свою сломав до серединыНа два куска, тотчас один из нихПаломнику дала: «Я чту седины!..Держи — а мне довольно половины».Девице братец тотчас подал знак:«Да я и сам-то голоден не такУж сильно… Странник! Покорись веселью!Наш ужин беден — но отнюдь не плох.Был долгим путь, что дальше — знает Бог.Поможем нынче хлебом!» —             «И постелью, —Сестра добавила, — ведь место в доме есть…Переночуй — а утром вновь в дорогу!»И встав из-за убогого стола,Она молитву звонко вознеслаВсесильному и истинному Богу.

«Что ваш сегодня знаменует пир?Дорогою я слышал звуки песенИз этих окон… Праздник ваш чудесенПоистине. Но чем столь счастлив мир?» —Спросил старик, макая хлеб в вино.

Хоть было небо южное черноЗа окнами, искриться темень сталаВнезапно синей глубиной опала.

В ответ промолвил, улыбнувшись, брат:«О, милый странник! Этот день — великий.Не удивлюсь, коль и у Райских ВратМерцают счастьем ангельские ликиИ звездные на них играют блики, —Свободным нынче стал наш чудный град!..» —«Ах, слышал я о сонме ваших бед!..Повсюду все кому не лень судачат:Что якобы Гевал от горя плачет,Да не слезами — детской кровью!.. НетЕму спасенья… Разве помоглаЦаревны гибель — мученицы юной?..Ужели кара в пекло снизошла,Предсказанная судьбоносной руной,Что в небесах чертил Верховный Бог?Скажите, где могиле ЕлисавыБлагоговенно, а не для забавыЯ поклониться б со слезами смог?»

Сестра дала паломнику ответ:«Почтенный друг! Ведь нет богов верховных!..Есть Бог — един. А прочих, суесловных,Не знает наш обетованный свет…То истина! А что до Елисавы —К чему к ее гробнице припадать,Коль будет на рассвете собиратьВ саду своем дворцовом нынче травы?..Уж дома дева. Хоть и впрямь близкаБыла к ней гибель. Пасть уже раскрыла!..» —

«Ужель спаслась?..» —          «Спасла святая Сила!..На скакуне взрезая облака,Прекрасный воин, молнии быстрей,Пред чудищем в мгновенье очутился!..Отпрянул Змей. Уж было возвратилсяВ свою пещеру — вход зарос у нейВнезапно глыбой! Обезумел зверь,Ломиться начал в каменную дверь —Не тут-то было. Не сломить ее!А воин статный, вознеся копье,Прочел во всеуслышанье молитвуИ прекратил, не начиная, битву:Трусливый Гад, узрев геройский лик,Был паникой охвачен несносимойИ сдался в полон, ужасом гонимый,Позорно, не задумавшись на миг!..»

Старик внезапно вдаль взглянул спокойноИ медленно промолвил: «Молодец!И впрямь наш воин поступил достойно… —Затем, ответным улыбаясь взглядам,Добавил громко: — Не были ль вы рядом?Кто он, надевший мужества венец?..»

Ответил брат: «Позор на город ляжет,Но имени тебе никто не скажет!..Исчез, едва узрел его народ,Царевну лишь, спасенную от смерти, —Хотите — верьте, коли нет — не верьте —Он проводил до городских ворот.Да демона привел на поводу —Опутанного лентой Елисавы.Тот шел покорно, будто бы в родуЕго имелись псы. И точно, правыКто говорит: зло с трусостью — от корня,Детей-то жрал, а с воином — покорный…Костер уж тлеет к западу, вдали —Там тело Змия лютого сожгли».

Тут дева брату молвила в ответ:«Сказал ты правду, злых противник оргий!Ты, как и я, победою согрет!Тем, что жрецовой власти боле нет,Что наша вера вырвалась на свет!Так знай же ты! Теперь уж не секрет,Что город спас Святой! Святой Георгий!..»

Молчание повисло. В тишинеПромолвил только юноша: «Бессмертен!..»Да странник, дряхлый гость, хотите — верьте,Зажег звезду в распахнутом окне.

«Спасибо вам, родные, за приют…Вы, вижу я, добры, великодушны,Позорной тирании непослушны:Умов свободных ваших не берутКогтистой лапой гнет и суеверье…Я понял все — и рад. Пойду теперь я:Дела иные путника зовут.Спасибо вам, любезные мои:Лепешки и последней не жалели,Всем угощали, что в дому имели,Так вы и дальше поступать должны:Земное — бренно. Нет добру цены!..Скажу, прощаясь: за грудною дверцейПусть бьется ваше ласковое сердце!Молитесь, веру духом сохраня!И вспоминайте изредка меня…»

Поистине — ночь южная безбрежна,В непостижимой черноте своей.Таинственно, подобно кошке — нежно,Над крышами дворцов и утлых хижинСкользит она, сокрыв шипы когтей.И спящий город ею обездвижен.

Ворота городские за плечами.Гевал, уж нашумевшийся сполна,Остался позади. И пеленаЕго роскошный силуэт ручьямиНебесными, ночными залила.О чудный сон!.. Хвала тебе, хвала!..

По освещенной звездами дороге,В веках хранящей счастье и печаль,Два путника брели в ночную даль,Легко, босые не стирая ноги.Один вел стройно под уздцы коня;Его же спутник, старец седовласый,Порой касаясь ласково саврасой,С ним рядом шел, как и в зените дня.

«Мой сын, Мой друг — и воин, Мной любимый!Ответствуй Мне: каким тебе ГевалПредставился? Быть может, чище сталНарод, жестоким некогда клеймимый?Ты говорил Мне в прошлые года,Что мук сродни твоим не будут болеПереносить звериного судаПростые жертвы по царёвой воле.Но видишь, сын, — минули сотни лет,По-прежнему в крови звереет свет…» —

«К чему мне ныне говоришь все это?К чему, Отец?..» —         «Чтоб знал! Чтоб видел вновь:Во все века невинно льется кровь.Костры пылают и кресты возводятНичтожные приспешники „царей“.Гляди на руки! С них следы гвоздейНе у Меня — у всей Земли не сходят!..Всегда калечат Правых те, кто Правят:Кромсают тело — или душу травят…» —«И разве нет спасенья от страданий?Скажи: к чему? К чему нам жизнь дана,Коль скоро восхищенье созиданийКровавая скрывает пелена!Гевал и вправду был грехом объят.Как я, замучен. Точно Ты — распят!..Лишь после подвига в Твое святое ИмяПризнал Тебя!.. О, грешен ты, Гевал!..» —

«Неправ ты, сын. Ведь все же он признал!Признали люди — хоть и грех за ними…А ты, скажи, при жизни сам-то был лиБезгрешен, чист? Ведь часто воевал,А где война — убийство и насилье…Оспорь: напрасно разве разрешил яТебе свой грех молитвой искупить?..Но я позволил. Ты пошел за МноюИ стал таким, каким рожден был быть —Святым — своей геройскою душоюОчистившись, Мне преданность храня…

Все люди грешны. Но пойми Меня:Ужель я стал бы им давать надежду,Им жизнь дарить, коль не было б у нихМалейшего хоть шанса к возрожденью?Не легче ль было отобрать одеждуИ разум, и язык — чтоб гол и тихСтал грешный люд земной без промедленья?..Иль кару хуже — гибель ниспослатьНавеки?.. Знай! Коль Я даю страдать,Я душу стойкую и наградить сумеюИ с Врат Эдема снизойду за неюКак за тобой.Поверь мне, мальчик мой».

…А южной ночи нет конца, безбрежной —Двух зорек верной дочери гнедых.Дорогой, в лунном свете белоснежной,Как будто сотворенной лишь для них,Идут куда-то двое молодыхНавеки.

КАЧЕЛИ