Сибирская амазонка - Ирина Мельникова

«Мост» скрипел и раскачивался на цепях. Трое солдат с винтовками в руках пытались удержать на скользкой поверхности слегка обтесанных сверху бревен огромного кудлатого мужика в располосованной до пупка грязной рубахе. Был он босиком, его длинные волосы схватывал ремешок, лицо заливала кровь, но он продолжал вырываться даже тогда, когда солдаты заломили ему руки за спину и несколько раз пнули в живот. И лишь после удара прикладом под вздох мужик замотал головой, как одуревший от гнуса сохатый, и обвис у них на руках, почти касаясь лохматой головой настила.

Солдаты, матерясь, волоком протащили его по бревнам, но лишь ноги мужика коснулись земли, он зарычал яростно и вдруг, распрямившись как пружина, разметал служивых в разные стороны. Двое попадали на траву, но третий остался на ногах и вскинул винтовку. Мужик, подхватил с земли камень, расправил плечи… И в этот момент солдат выстрелил в него, один раз, второй, третий… Мужик покачнулся, попытался поднять руку, сделал шаг в направлении стрелявшего и вдруг, словно споткнувшись, повалился лицом в траву. Руки его скребли по земле. Казалось, он все еще ищет точку опоры, чтобы подняться. Стрелявший в него солдат осторожно приблизился к нему, постоял мгновение, поднял винтовку и с размаху вогнал штык ему между лопаток. Тело мужика вздрогнуло и затихло.

Солдат выдернул окровавленный штык, снял его и деловито вытер о траву, а после примкнул к винтовке с выражением полного равнодушия на лице.

— Господи, что они себе позволяют? — вскинулся Алексей.

Но Иван придержал его за руку.

— Погоди, у них есть старший. Не будем лезть не в свое дело!

Алексей выругался, но он понимал, что солдат вряд ли переступил через приказ. Видимо, мужик был слишком опасен, и солдатам велено применять оружие при любой попытке сопротивления.

Тем временем стрелявший остался у неподвижного тела, а два других солдата бросились назад к мосту и, ухватившись за перила, стали заглядывать вниз и что-то кричать при этом.

Только теперь Алексей заметил на противоположном берегу несколько оседланных коней и телегу. Еще три или четыре солдата, хватаясь руками за хилые кустики ольхи, пытались спуститься по крутому противоположному берегу вниз. Но без веревок там делать было нечего. И они наконец оставили свои безуспешные попытки и бегом направились к своим товарищам на мосту.

Река рычала и катала внизу огромные валуны. Водяной бус[14] повис в воздухе. В нем стояли крутые радуги, а бревна и канаты почернели от влаги. Солдаты заметили всадников и бросились им навстречу, размахивая руками, и, видимо, что-то кричали, предупреждая или угрожая, но все звуки заглушал дикий рев реки.

Первым на поляну выскочил рыжий и усатый унтер-офицер с кровившей ссадиной на лбу и оторванным погоном. Выхватив револьвер, он подскочил к Гавриле и принялся рвать у него повод из рук.

— Проваливай, проваливай! — орал он надсаженным голосом, срываясь на хрип. — Не положено!

Гаврила растерянно оглянулся на гостей. Иван спешился и неторопливо подошел к унтеру. Алексей заметил, как напряглась спина приятеля, а походка приняла кошачью грациозность и вкрадчивость. На всякий случай он тоже спешился и нащупал в кармане «смит-вессон». Гаврила последовал его примеру, и они стали плечом к плечу, наблюдая за Вавиловым.

— Чего орешь? — Иван остановился напротив унтер-офицера. — Что тут у вас не положено?

Тот, похоже, опешив на мгновение от такой наглости, вытаращил глаза на Ивана. Он был унтеру по грудь. И офицер тут же разразился такой срамной отповедью, что даже видавший всякое Вавилов поморщился.

— Уймись и объясни, что происходит.

Унтер смолк, окинул Ивана угрюмым взглядом, затем перевел его на Алексея и Гаврилу, но орать перестал, лишь выставил перед собой револьвер и устало приказал:

— Не подходить! Пристрелю на месте!

Тогда Иван вытащил карточку агента и не торопясь сунул ее под нос унтеру.

— Полиция! По важным делам. — И, вернув карточку на место, высокомерно спросил:

— Умылся? А теперь доложи, что здесь произошло? — Кивнул на убитого мужика:

— Беглый, что ли?

— Кабы беглый. — Унтер удрученно почесал в затылке, сдвинув фуражку без козырька на лоб. — Хотя и такое можно сказать. Направили нас неделю назад по скитам рекрутов набирать. А они ни в какую. Закрылись в избах и пожгли самих себя. Даже детей малых не пощадили. А этого с парнишкой, сыном значит, на подходе к скитам зацапали, когда те уже огнем полыхнули. Оне, видно, на рыбалке были, потому что торбу с рыбой несли и сети. — Он вновь оглянулся на товарищей, которые пытались спуститься вниз. — Только до моста их и довезли. Повели на другой берег, а парнишка нашего одного толкнул, да и сам следом за ним с моста, щучкой. Наш-то на отмель упал, а парнишка в порог ушел. Оттуда ему в жисть не выплыть. А батяня его, вишь, взъярился, пришлось утихомирить. — Он кивнул на неподвижное тело. — По мне, лучше его здесь оставить. Тащить труп резону нет, одна морока… Но если не приволоку, то и вовсе не оправдаться. — Он махнул рукой. — Ладно, проезжайте, а мы все ж попытаемся Васькино тело поднять. Негоже его на потраву зверью оставлять.

— Может, помочь? — спросил Иван.

— Благодарствую, но мы сами управимся. Сейчас веревки навесим. Нам это не впервой. На днях лошадь из болота вытаскивали, а позавчера одного на переправе водой сбило, чуть по камням не размазало вместе с конем… — Он обернулся и закричал уже своим товарищам, тыча рукой в сторону Ивана:

— Эй, погодь, братцы! Погодь пока! — И когда те замерли на мосту, махнул в сторону противоположного берега:

— Вертайтесь назад!

Солдаты, то и дело оглядываясь, поплелись гуськом в обратном направлении. А казаки принялись готовить лошадей к переправе. Тройку распрягли. Остальных коней расседлали и всем закрыли глаза шорами. Переводили каждую лошадь отдельно. Осторожно ступая по бревнам, один казак вел лошадь в поводу, другой держал ее за хвост. Животные шли спокойно, было видно, что этот мост они переходили не первый раз.

Затем настала очередь коляски. Два казака ухватили ее за оглобли, два подталкивали сзади, и она тоже благополучно перебралась на противоположную сторону.

Со стороны это казалось вполне простым делом, пока Алексей сам не ступил на шаткий настил, который дрожал и сотрясался от каждого мало-мальского движения. Конечно, он делал все, чтобы не осрамиться перед казаками, и изо всех сил сдерживал себя, стараясь не зажмуриться от страха. Но, делая очередной шаг, всякий раз прощался с жизнью. Два дюжих казака ухватили его под руки и стиснули с двух сторон. Умом он понимал, что подобная опека не совсем к лицу агенту сыскной полиции. Но его совесть при этом дремала, а душу грела мысль, что Ивана окружили не меньшей заботой, и он, кажется, вполне ею доволен. Правда, Алексей сделал слабую попытку освободиться от железной казачьей хватки, но Гаврила крикнул ему, чтобы он вел себя осторожнее, потому что с непривычки на такой высоте может закружиться голова…

И Поляков понял, насколько казачок прав, когда они достигли середины переправы. С берега казалось, что бревна едва заметно покачиваются, на самом деле мост мотало из стороны в сторону, как лодку в жесточайший шторм. Порой Алексей чувствовал себя канатоходцем, порой моряком, застигнутым ураганом на палубе утлого суденышка. Перила только мешали сохранять равновесие, а далеко-далеко внизу бесновалась река, безжалостно крутила водный поток и с размаху била его о гранитные утесы берегов и об огромные глыбы, торчащие со дна и отполированные ею до зеркального блеска. На одном из этих камней виднелось светлое пятно — тело погибшего солдата.

Алексей на мгновение бросил взгляд вниз и почувствовал, как тошнота подступила к горлу. Но этого взгляда ему хватило, чтобы понять, какой опасности подвергают себя солдаты, пытаясь достать погибшего товарища. В нем даже проснулось уважение к ним, хотя еще четверть часа назад он едва сдержался, чтобы не ввязаться в драку на стороне мужика.

Иван был прав. Солдаты выполняли приказ, и он не должен вмешиваться в их дела.

Мост вдруг по-особому сильно качнуло, а вместе с ним качнулось и ушло в пятки сердце Алексея. Холодная испарина выступила на лбу, а к горлу подкатил комок и стал настойчиво проситься наружу. Но сзади Полякова опять подхватили под локти чьи-то сильные, надежные руки, и голос Гаврилы мягко произнес за спиной:

— Закройте глаза, Лексей Дмитрич, а то по первости и вниз загреметь немудрено.

Наконец они миновали мост. Казаки принялись запрягать тройку, а Иван и Алексей в сопровождении Гаврилы отправились дальше верхом. Солдаты проводили их мрачными взглядами и взяли в повод лошадей, чтобы пройти по мосту тот же самый маршрут, но в обратную сторону.

Всадники ехали некоторое время молча. Первым не вытерпел Иван.

— Слухай, Гаврюха, — обратился он к казаку, — и часто у вас подобные безобразия творятся? — кивнул он в сторону моста.