Сибирская амазонка - Ирина Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понимаю, почему Ольховский в него вцепился. Угроза государственным устоям, и прочая, прочая, прочая, — скривился в ухмылке Вавилов. — Теперь купцу уж точно своих книг не видать, да и ему самому как бы в острог не загреметь!
Известно, что даже содержание этих книг преследуется церковью вплоть до отлучения.
— Но я Ольховскому не завидую. Чурбанов очень испугался, и вполне возможно, откажется не только от своих показаний, а и от розыска.
— Теперь не откажется! Бронислав Карлович на горло ему наступит и будет давить, пока тот хрипеть не начнет. Все выдавит из купчишки, даже про то, что тот ни сном ни духом не знал.
— Я у секретаря кое-что еще выведал про это «Житие».
В то время использовали железосинеродистые чернила желтоватого цвета. Текст написан четким полууставным почерком второй половины XVI века. На одном из листов проставлена дата — 1591 год. На других листах она повторяется, но написана разными способами — от сотворения мира и Рождества Христова, по лунному и по солнечному календарю, по годам правления царя и патриарха. Эту дату историки называют «черной», так как она написана на бумаге чернилами. Но есть еще и «белая» — дата водяного знака на бумаге рукописи.
Усвятов объяснил, что «белая» дата менее точно определяет год создания рукописи. Бумага могла просто залежаться, и наверняка прошло несколько лет, прежде чем она попала в руки писца. Кроме того, в рукописи сообщалось имя создателя «Жития Александра Невского». Но по древнерусской традиции имя книжника зашифровано сложной цифровой загадкой.
Усвятов пытался разгадать эту головоломку, но безуспешно.
Похоже, что загадка написана с ошибкой и поэтому вообще не решается.
— Видно, он и вправду хорошо разбирается в рукописях.
— Усвятов? — переспросил Алексей. — Я ведь уже сказал об этом. Десять лет назад он закончил исторический факультет Казанского университета. Тема его диссертации напрямую связана с древними рукописями, которые удалось обнаружить на Урале и в Сибири, и как оказалось, в большей части, именно ему. Причем все экспедиции оплачивал Чурбанов. Прежде считалось, что в наших краях древнерусская книжность представлена очень бедно. Дескать, какие могут быть древние книги в стране, освоение которой началось в XVII веке. Оказывается, русские переселенцы, кроме самого нужного для жизни, везли с собой книги. Среди них творения византийских писателей, рукописные обличения никонианской церкви и первые печатные книги. Большинство из них признаны еретическими. Раскольники тщательно оберегали их. Прятали в тайниках, столь же тайно переписывали, словом, хранили как зеницу ока, потому что несли их на себе тысячи верст с Поморья и из Керженца. Усвятов рассказал, что еще в начале нашего века снаряжались целые воинские команды, которые рыскали по тайге, уничтожали скиты, искали тайники с книгами и сжигали их без разбора. Много людей погибло тогда, защищая старую веру и ее символы. Да и сейчас не лучше. Охранное отделение как раз и занимается подобными вещами, так что Ольховский и вправду не отцепится от купца, пока не выведает все, что ему потребуется. И еще… — Алексей перешел на шепот и оглянулся по сторонам. Но вряд ли кто мог их подслушать, потому что палуба совершенно опустела, и они с Иваном остались одни.
— Ладно, говори, никто нас не слышит, — улыбнулся добродушно Вавилов и озадаченно покачал головой:
— Вот что значит образование! За полдня столько успел узнать, что мне за год не осилить!
— Только не кокетничай, — рассердился Алексей, — ты любому профессору сто очков вперед дашь. И поручи Тартищев тебе это дело, ты б Ольховскому через неделю такой фитиль вставил бы!
— Можно подумать, ты бы от меня отстал! — улыбнулся Иван польщенно. — Только бодливой корове бог рогов не дал. Занимается этим делом Бронислав Карлович, и пусть занимается, а мы с тобой тайменя едем ловить. И это наша первейшая задача на сей момент! — И вдруг с подозрением посмотрел на приятеля:
— Постой, ты чего затеял? Бумажки эти, приметы, «белая» дата, «черная»… Что ты мне мозги пудришь? Говори прямо, что еще узнал, что тебя заусило, как щуку на тройник?
Алексей отвел взгляд и выбил пальцами дробь на столешнице. Потом задумчиво посмотрел на Ивана:
— Не знаю, что меня дернуло рассказать Усвятову о драке, что учинила эта девчонка в черном балахоне. Правда, ни о филерах, ни об офене я не упомянул. Представил себя случайным очевидцем, но ты бы видел: Иван, как он побледнел, когда я упомянул про посох и красную кайму на капюшоне. Перекрестился, а губы трясутся, как от сильного испуга.
«Что с вами? — спрашиваю. — Может, воды дать?» А он меня не слышит, глаза по полтиннику и шепчет: «А больше вы ничего не заметили?» — «Заметил, — говорю, — кольцо серебряное…» А он перебивает: «На указательном пальце левой руки? А по ободу надпись старинными буквами „Спаси и Сохрани“?» — «Верно, на указательном пальце, — соглашаюсь, — но вот что написано, не разглядел. Я это кольцо пару мгновений всего и видел…» И стоило ему это услышать, как схватился он за голову и запричитал: «Ратники! Господи! Ратники! Говорил же Илье Фомичу…» — а потом, как оглашенный, выскочил из комнаты, где мы беседовали, даже не попросил разрешения уйти. На столе у него бумаги стопкой лежали, вещи какие-то старинной работы, кинжал… Так он на бегу их рукой смахнул, даже не заметил. Пришлось подбирать их с пола… И поговорить с ним мне больше не удалось, потому что через минуту на пороге возник Ольховский, и меня от дела освободили. Я потом хотел Усвятова найти и приватным образом с ним побеседовать, но куда там! Мне даже близко подойти к нему не позволили!
— Что ж, начнем танцевать от печки, — Иван положил ладони на стол и пошевелил пальцами. — Что-то ручонки затекли. Видно, давно донесение. Тартищеву не писали. — И с самым серьезным видом посмотрел на Алексея. — Книги у Чурбанова сперли дорогие, но запрещенные, как еретические.
И если за это дело взялись орлы Ольховского, этих книг купцу не видать как собственных ушей. Кто их украл, он не подозревает, но его секретарь вусмерть напугался, когда ты ему рассказал об этой ведьме с посохом и о двух ее пособниках в бахотне с красной полосой.
— Как ты сказал? — удивился Алексей. — В какой еще бахотне?
— Бахотня, так эти балахоны называются у раскольников, — пояснил Иван.
— Так ты с самого начала понял, что она из староверов? — поразился Алексей. — А почему молчал?
— А что это меняет? — вполне резонно поинтересовался Иван. — Раскольница она не раскольница, пусть этим Бронислав Карлович занимается, а мы с тобой в отпуске или нет?
— В отпуске, — отмахнулся как от назойливой мухи Алексей. — Выходит, в охранном гораздо раньше нас пронюхали об этих ратниках? Вспомни, ты сам сказал, что Тумак и Кощей наверняка важную птичку на поводке держали?
— Ну, сказал и сказал, и что с того? Девку-то все равно проворонили!
— Но по какой причине они за ней гнались? Возможно, она замешана в краже книг? Хотя ее преследовали днем, а книги украли ночью…
— Давай не будем гадать, как девки на Святках! — Иван хлопнул его по плечу. — Пошли лучше спать. Завтра рано вставать. В десять утра прибываем в Мотылево, там нас будут ждать лошади от Никиты.
Через полчаса они уже спали, каждый в своей каюте. И сны их были не столь безмятежны, как это бывает на второй день отпуска… Они спали, не ведая, что их ждет впереди, а ленивые воды реки уносили пароход все дальше и дальше от Североеланска.
Островерхие шапки лесов и черные гряды дальних хребтов посеребрила луна, выглянувшая из-за туч. Разгулявшийся ветер раскачивал и тряс мохнатые лапы кедров. Его порывы разгоняли и с разбегу выбрасывали на берег мутные волны, которые, шипя по-змеиному, уползали обратно, оставляя на мокрой гальке мусор: кору, разлохмаченные ветки, ошметья грязной, быстро тающей пены. А еще он разносил по свету дымы окрестных деревень, стойбищ инородцев и скитов — тайных убежищ старообрядцев. Они затерялись в тайге и в горах, в надежде уберечь себя и свою веру от Антихриста, который воцарился, по их разумению, на земле после Великого раскола, учиненного патриархом Никоном.
Воет ветер… Гонит пенистые волны… Гнет молодой лес, но стоят, не поддаются его напору кряжистые кедры и узловатые лиственницы… Ветер, небо, ночь… А под звездами — огромный мир, в котором есть место каждому…
Глава 4
Только-только засветлело небо. Подступившую к берегу тайгу окутывал серый туман, но уже кричали петухи, а над трубами темных от мороси изб курчавились первые дымки.
Натужно мычали коровы, звенели о дно подойника струйки молока, блеяли в загонах козы и овцы, лениво перебрехивались собаки. А несколько кудлатых, со слипшейся шерстью псов сидели на косогоре, к которому от пристани вела узкая извилистая тропка, и наблюдали, как подходит пароход и бросает якорь в сотне саженей от берега. Тотчас от него отвалила большая лодка с двумя гребцами и устремилась к пароходу за пассажирами.