Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

– Но, брат, – заметил сэр Перегрин, – в семье часто болтают много такого, что не доходит до ушей хозяина.

Д-р Вудфорд стал просить после того, как о личном одолжении, чтобы по этому делу было спрошено порознь мнение членов семьи, а также и прислуги. Хозяину, видимо, не хотелось этого, но его брат поддержал доктора и настоял, чтобы каждый из свидетелей был опрошен отдельно. Первым призвали Оливера, который теперь уже не так был запуган отцом, как в своем раннем детстве. На вопрос, что он думает о своем брате Перегрине, он отвечал уклончиво, что тот казался ему странным парнем, который всегда попадался в беду.

– Не в этом дело, – сказал его отец. – Мне даже стыдно говорить об этом! Что ты… предполагал когда-нибудь, что он… – он не мог произнести слова.

– Оборотень, сэр? – отвечал Оливер. – Я не верю этому теперь, но в детстве думал иначе.

– Кто вбил тебе в голову такую возмутительную ложь?

– Все, сэр. Я настолько был убежден, что Перегрин – эльф, оборотень, как и в том, что Робин мой родной брат. Да и он верит в это.

– Ты никогда не пробовал разубедить его?

– Могу вас уверить, сэр, что он не стал бы и слушать меня; да если сказать правду, то и сам я только за последнее время, когда сделался постарше, заметил всю глупость этого.

Майор Окшот испустил стон и велел ему позвать Роберта, не говоря зачем. Мальчуган явился, несколько испуганный, и на тот же вопрос, который был предложен его старшему брату, воскликнул:

– Разве они принесли его назад?

– Кого?

– Нашего настоящего брата, которого похитили феи.

– От кого ты это слышал. Роберт?

Вопрос, видимо, поставил его в затруднение, и он сказал:

– Сэр, да это все знают. Молли Оуенс сама видела, как фея летела с ним на помеле через трубу.

– Роберт, не лги.

Только из одного страха перед отцом мальчик удержался от слез и проговорил:

– Все они так говорят, да и сам Перри знает.

– Знает! – пробормотал майор в отчаянии.

Но дядя подозвал Роберта к себе и узнал от него, что видели, как Перри вылетал из окна на чердаке, где его заперли. Робин никогда сам не видел, но горничные видели не раз. Кроме того, положительным доказательством был шрам на голове Оливера, которую он расшиб, падая с лестницы, куда увлекли его феи в то время, как они украли ребенка.

Майор не в состоянии был более слушать.

– Такой большой мальчик и повторяет подобный богохульный вздор! воскликнул он.

И едва сдерживавшего рыдания Роберта отпустили, приказав позвать ключника.

Старый кромвелевский солдат, появившийся теперь на сцене, не мог допустить сомнений относительно мастера Перри, как человек, по его словам, прилежно читавший Библию, видевший свет и слушавший благочестивых проповедников; но он не затрудится объявить, что почти вся дворня (положительно все женщины и, вероятно, все мужчины) верила в эти россказни, как в Евангелие; да и нужно сказать, что молодой джентльмен вел себя скорее как домовой, чем как следовало бы ребенку благочестивых родителей. В умах пастора и дипломата при этом мелькало подозрение, что в другом обществе почтенный ключник вряд ли бы высказал с такою решительностью свое отрицание этого суеверия.

– После всего этого, – сказал, глубоко вздыхая, майор Окшот, – кажется бесполезно продолжать наш допрос.

– Что скажет на это моя сестрица? – спросил сэр Перегрин.

– Она! Бедная женщина слишком слаба для такого беспокойства, – сказал ее муж. – Она не может оправиться с самого Лондонского пожара и не к чему томить ее расспросами. Она будет одного мнения при мне, и совсем другого после того, как наслушается болтовни своих баб. Мне думается, что теперь я вижу, почему она всегда отдалялась от этого ребенка и скорее боялась его, чем любила.

– Именно так, сэр, – добавил воспитатель. – Теперь многое объяснилось, чего я прежде не мог понять.

Теперь вопрос в том, как поступить с ним при этих новых условиях. С вашего разрешения, уважаемый сэр, я соберу сегодня же вечером весь дом и произнесу толкование, что подобные суеверия прямо противоречат Священному Писанию.

– Большая будет от этого польза, – пробормотал дипломат.

– Я бы, со своей стороны, предложил, – сказал доктор Вудфорд, – поместить несчастного мальчика в такое место, где до него не доходили бы эти глупые сказки и чтобы он мог начать новую жизнь в другом окружении.

– Я не знаю школы, которая бы подходила к моим принципам, – сказал с мрачным видом сквайр. – Богобоязненные люди, которые держатся одинаковых со мной убеждений, не допускаются к школьному преподаванию.

– Неужто, – возразил его брат, – для тебя важнее эти принципы, чем человеческое воспитание собственного сына, который погибает теперь благодаря глупым сплетням о его демоническом происхождении?

– Таков мой долг, – отвечал майор.

– Разве нельзя найти, – сказал доктор Вудфорд, – какого-нибудь ученого одних с вами убеждений, здесь пли в Голландии, который принял бы к себе для воспитания мальчика, не подвергаясь ответственности, связанной с открытием недозволенной законом школы?

– Это предмет для дальнейшего обсуждения и молитвы, – сказал майор. – Между тем, достопочтенный сэр, я приношу вам сердечную благодарность за ваши заботы о моем непокорном сыне и за то, что вы открыли мне причину его неразумия.

Доктор понял, что это был намек на окончание разговора, и спросил свою лошадь, выражая готовность оставить у себя мальчика, пока не будет решен вопрос о его дальнейшем воспитании. После того он поспешил домой, чтобы передать своей невестке, что сделал все, что только мог, и что, на его счастье, при разговоре присутствовал брат хозяина, много путешествовавший в чужих краях.

Глава VI

ВОЗВРАТ БОЛЕЗНИ

Прошло несколько дней, и поведение Перегрина не только по отношению к взрослым, но с маленькой Анной, которая совсем перестала дичиться его и постоянно играла с ним, не возбуждало никаких опасений. Он принимал теперь участие в семейном обеде и сидел вместе со всеми в тенистом саду с его многочисленными яблонями, под стеною старого замка, откуда открывался вид на маленький залив, гладкая, блестящая поверхность которого во время прилива напоминала озеро.

Здесь, в то время, как Анна под руководством своей матери работала на прялке или шила, м-рис Вудфорд рассказывала детям разные истории и читала вслух из «Странствия Пилигрима», которым оба увлекались. Все еще слабый после болезни Перегрин лежал на траве у ее ног в блаженном покое, которого он никогда не знал, и его фантастические сказки понемному начинали улетучиваться из его головы. В один из таких дней внезапно раздался шум колес большой кареты, ехавшей по Фаргамской дороге; по сторонам скакали верхом два мальчика, а внутри сидели леди Арчфильд с мистрис Люси.

Эта дама приехала к м-рис Вудфорд, чтобы познакомиться с ее способом сохранения вишен, а молодежь, Чарльз, Люси и их кузен Седли, отпущенные домой на праздники, чтобы провести день с м-рис Анной.

Леди Арчфильд была удивлена, увидев, что непривлекательный сын майора Окшота все еще находится в Порчестере.

– Если вам и пришлось взять его к себе из милосердия, когда он расшибся, – сказала она, – то я думала, что вы постараетесь избавиться от него, как только он встанет с постели.

– Он не выдержит, с его переломанными ребрами, тряской дороги в Оквуд, – отвечала на это мистрис Вудфорд, – да и бедный мальчик слишком слаб для соблюдения домашней дисциплины.

– Да, я воображаю, какие строгие пуританские порядки заведены в доме майора Окшота; но, кажется, самая большая строгость не будет излишнею для такого мальчика, судя по тому, что я слышала о нем; – да у него и не такой болезненный вид, сколько можно судить по этим странным искривленным чертам.

– Он почти здоров, но еще слаб; и мы оставили его здесь, пока его отец не решит, как дальше поступать с ним.

– Вы даже решаетесь оставлять его одного с вашей маленькой девочкой! Я просто удивляюсь вам.