Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По словам Спархема, это как если бы человек, страдающий зубной болью, советовал другу вырвать здоровый зуб просто на всякий случай (вдруг тот когда-нибудь заболит) или как если бы солдат просил товарища пристрелить его, чтобы подготовить к возможной гибели в сражении. Он писал: «Легковерных бедняг, находящихся во вполне здоровом и благополучном состоянии, некоторые корыстные хитрецы искусными уловками убеждают переменить здоровое состояние на болезненное; променять ожидание возможной будущей болезни на неминуемую болезнь уже сегодня, под предлогом безопасности в грядущем».
Спархем вообще предпочитал не обходиться простыми фразами там, где можно было использовать цветистые. Помимо всего прочего он стал одним из первых критиков, описывавших прививку в понятиях «вероятности», «случая», – в более жесткой форме эта идея позже заняла центральное место в продвижении новой методики. С тяжеловесной иронией хирург писал: «Ведь всем известно, что природные склонности человека побуждают его безо всякой необходимости бросать жребий, рискуя собственной жизнью, ибо есть возможность случайно уцелеть. Сие достойно величайшего восхищения». В заключение он отпустил одно из первых в истории медицины язвительных замечаний в адрес врачей-первопроходцев, ответственных за прививки: «Мы пребываем в отчаянном положении, и эти господа, эти новые хирурги, любезно снабжают нас средствами для отправки на тот свет».
Скептически настроенные медики-практики с их трактатами и брошюрами были не единственной группой, противостоявшей новомодной процедуре. Против нее выступали и некоторые представители духовенства, утверждавшие, что она бросает вызов воле Божьей. С амвона церкви Святого Андрея в лондонском Холборне преподобный Эдвард Мэсси клеймил прививки как греховную, дьявольскую практику, заявляя, что сам Сатана был первым прививателем, ибо именно он, как описано в Библии, терзал Иова чумными бубонами[53]. Господь насылает недуг «либо для испытания нашей веры, либо в наказание за наши грехи», утверждал проповедник, а значит, предотвращение заболеваний – вмешательство в божественный замысел. Если человек перестанет бояться небесного отмщения, страшно подумать, каким грехам он может предаться.
Мэсси настаивал: стремясь управлять болезнями, врачи, по сути, пытаются брать на себя роль Бога. Он писал: «Я не усовещусь наречь это деяниями дьявольскими, кои вершат те, кто тщится взять на себя власть, не основанную на законах природы или религии, пытаясь изгнать Провидение из мира и способствуя распространению порока и безнравственности».
Нападки на эффективность и нравственность прививок вызвали немедленную ответную реакцию со стороны тех, кто поддерживал новый метод. Джон Арбутнот, шотландский врач, математик и сатирик, ринулся на защиту прививок, выдав разгромное опровержение (по пунктам) тезисов Вудворда и Мэсси, которое тут же принялись обсуждать в кофейнях и трактирах Лондона[54]. В своем памфлете, опубликованном в сентябре 1722 г., он беспощадно обвинил обоих оппонентов в предубежденности и заявил, что антипрививочники (возможно, это было первым письменным употреблением данного термина, обозначающего предшественников современных антиваксеров) придерживаются «непостоянных и вечно меняющихся» мнений и потому очертя голову дискредитировали новую методику.
Арбутнот противодействовал им с помощью цифр: опираясь на «Лондонские ведомости смертности», он рассчитал, что от натуральной оспы умирает каждый десятый заразившийся, тогда как от прививки (по его оценкам) – лишь каждый сотый из привитых. Этот довод заложил основы важного принципа научного сравнения, однако Арбутнот не привел конкретных данных, которые подтверждали бы справедливость его оценки.
Как утверждал Арбутнот, прививка дает пациентам значительно более высокий шанс пережить оспу, чем если бы они заразились ею естественным путем, ибо, перед тем как подвергнуться прививке, можно выбрать оптимальные для нее обстоятельства: благоприятное время года; период, когда гуморы тела сбалансированны и находятся в «умеренном и прохладном состоянии»; возможность подготовиться к процедуре с помощью скромной диеты, без всяких «пьяных разгулов». Саму процедуру он рассматривал не как средство избежать оспы или отпугнуть ее, а скорее как метод, позволяющий человеку пройти через мягкую форму заболевания как можно более безопасно, с максимальным уровнем подготовки и контроля.
В ответ на жалобы Вудворда, что искусственно вызывать болезнь неправильно, Арбутнот замечал, что при многих стандартных медицинских процедурах (введении слабительного или рвотного, кровопускании, ампутации) врачи сами запускают естественный процесс – не только как средство исцеления, но и как средство профилактики. И потом, как можно совершить хоть какое-то медицинское открытие без экспериментирования? «Во всех этих материях человек обыкновенно руководствуется здравым смыслом и силою вероятия; ни в каких делах человеческих невозможна совершеннейшая определенность».
Еще быстрее он разделался с доводами преподобного Мэсси, который, похоже, «отринул божественное» и стал играть в доктора. Церковник не представил никаких доказательств, что порождение болезни ради благих целей не угодно Господу, к тому же (учитывая, что всякий, кто пока не заболел оспой, несет в себе «семена» этого потенциально летального недуга) долг врача – делать все, что с наибольшей вероятностью спасет пациента от опасности. Точно так же и само предпочтение прививки не является признаком недостаточной веры в Бога со стороны пациента. Как писал Арбутнот, если кто-то выпрыгнул из окна, опасаясь пожара, «это, вне всякого сомнения, нельзя счесть проявлением недоверия к Провидению, даже если он совершил сие еще до того, как к нему всерьез подступила опасность»: в конце концов, не исключено, что Господь в будущем все равно спасет его от огня независимо от его действий.
Уже в первые месяцы после монаршей прививки в общественной мысли Британии пролегли четкие рубежи. Началась ожесточенная «война брошюр»: сторонники и противники новой методики находили и громко оглашали аргументы, которые будут еще долго задействоваться – не только в XVIII в., но и позже. Появление прививки от оспы, первой в мире медицинской профилактической процедуры, уже успело пошатнуть устоявшиеся представления и резко разделить мнения.
Пока в обществе бушевали споры, недуг продолжал свирепствовать. Его жертвами стало невиданное множество людей.
Новость о медицинском достижении, ставшем настоящей революцией в науке, просачивалась из британской столицы через газеты и брошюры, однако у нас нет свидетельств того, что это как-либо изменило практику Джона Димсдейла, совершавшего обходы домов в Эссексе (рядом с ним обучался докторскому ремеслу его юный сын Томас). Он продолжал лечить жертв оспы, как и других своих больных, с помощью методик традиционной гуморальной медицины, полагаясь на кровопускание, слабительные и рвотные, дабы восстановить равновесие в организме и изгнать недуг.
В 1730 г. в возрасте 55 лет Джон Димсдейл скончался. Практику унаследовал Роберт, старший из его сыновей, доживших до того времени. Восемнадцатилетнего Томаса отправили в Лондон завершать обучение медицине. В отличие от деда, сидевшего в тюрьме за «врачевание без лицензии», и от отца Томас имел возможность осваивать профессию хирурга в условиях больницы Святого Фомы в Саутуарке. В начале XVIII в. это заведение существенно расширялось, а кроме того, само медицинское обучение в нем подверглось заметной формализации: на смену неорганизованному процессу, когда студенты обучались на хирургов бессистемно, пришли строгие правила, контролировавшие поступление и ограничивавшие число обучающихся у каждого практикующего врача. Кроме того, появилась возможность посещать лекции и занятия по вскрытию, которые проводили видные специалисты, работавшие в больнице.
Как позже писал Томас, он проходил обучение у «м-ра Джошуа Симондса, весьма сведущего анатома, в ту пору подвизавшегося в качестве одного из хирургов в больнице Святого Фомы и читавшего лекции по анатомии в тамошнем анатомическом театре; вскоре после того, как я стал у него обучаться, он избран был анатомическим демонстратором хирургического зала»[55]. Анатомия была наиболее престижным курсом в этой больнице; обучавшиеся ей получали лучшие практические навыки. Студенты набивались в зал, чтобы посмотреть, как светила медицины умело вскрывают трупы. Когда Симондс умер, юный доктор-квакер записался на дальнейшее обучение к его преемнику и к трем врачам «почтенной репутации, чью практику я
