Четвертое крыло - Ребекка Яррос

земле. В третьих рассказывалось об опасностях применения сил на земле, а не в небе, поскольку можно легко начать забирать магию из почвы у себя под ногами и в конце концов сойти с ума.

Одной из целей этих сказок было научить детей тому, что бывает, когда у тебя слишком много власти. Никто не хотел стать вэйнителем – чудовищем, что прячется под кроватью, когда нам снятся кошмары. И уж точно никому не хотелось контролировать магию без дракона. Но и только – ведь это всего лишь детские сказки на ночь. Так зачем папа оставил эту загадочную записку – и спрятал в этой книге?

– Как думаешь, что он пытался сказать? – спросил Ксейден.

– Не знаю. Здесь все сказки о том, что власть развращает, и может, он думал, это касается и кого-то в верхах, – я взглянула на Ксейдена и пошутила: – Я вот точно не удивлюсь, если однажды генерал Мельгрен сорвет маску и окажется страшным вэйнителем. У меня от него мурашки по коже.

Ксейден усмехнулся.

– Ну, будем надеяться, дело не в этом. Мой папа говорил, вэйнители выжидают в Пустошах и однажды придут по нашу душу – если мы не будем кушать овощи. – Он посмотрел в окно, и я поняла, что он вспоминает отца. – А однажды он сказал, что, если мы не будем осторожнее, в королевстве не останется магии.

– Мне жаль… – начала я, но, когда он напрягся, решила, что лучше сразу сменить тему. – Так с какой именно кучи хлама начнем?

– У меня есть план на вечер получше, – сказал он, положив мне на кровать еще одну охапку одежды.

– Да? – я оглянулась и поймала его темный взгляд на моих губах.

Пульс немедленно ускорился, от мысли о его прикосновении по мне пронеслась молния энергии.

«Не влюбляйся в меня…»

Его слова шли вразрез с тем, как он смотрел на меня сейчас.

Я отступила на шаг.

– Ты просил не влюбляться в тебя. Уже передумал?

– Конечно нет, – у него напряглась челюсть.

– Ясно. – Я и не ожидала, как от этих слов будет больно, но в том и проблема. Я уже слишком эмоционально привязалась, чтобы отделять секс, даже такой феноменальный, от чувств. – Есть проблема. Не уверена, что в твоем случае могу отделять секс от эмоций.

Ну все, призналась.

– Мы уже слишком сблизились, и если продолжим, в конце концов я в тебя влюблюсь.

Сердце загрохотало от скомканного признания в ожидании ответа.

– Не влюбишься. – В его глазах вспыхнуло что-то сродни панике, он скрестил руки на груди. Я готова была поклясться, что буквально вижу, как он отгораживается от собственных чувств. – Ты не знаешь меня настоящего. Мою суть.

А кто в этом виноват?

– Я знаю достаточно, – тихо возразила я. – И у нас полно времени все выяснить, если ты прекратишь бегать от чувств и признаешься, что тоже готов в меня влюбиться.

Он бы ни за что не стал придумывать седло и тратить столько времени, чтобы учить меня драться и летать, если бы не чувствовал хоть что-то. Ему тоже придется потрудиться, иначе ничего не выйдет.

– Я ни разу не собираюсь в тебя влюбляться, Сорренгейл, – он прищурился и отчеканил каждое слово, будто я могла понять его превратно.

Ну прям. Он уже подпустил меня близко к себе. Он рассказал о шрамах. Заказал для меня кинжалы. Он заботился обо мне. Он так же погрузился в отношения с головой, как и я, хоть и не торопился этого показывать.

– Ай, как жаль, – я поморщилась. – Что ж, очевидно, ты не готов признать, к чему все идет. Тогда нам лучше согласиться, что одного раза достаточно. – Я заставила себя вроде как безразлично пожать плечами. – Нам обоим надо было выпустить пар – и мы выпустили, так?

– Точно, – согласился он, хотя уже начал хмуриться, опасаясь, до чего я дойду в своих умозаключениях.

– И в следующий раз, когда мы встретимся, я буду вести себя так же, как ты, и притворюсь, будто не помню, что испытала, когда ты вошел в меня.

Горячий и твердый. У него правда невероятное тело – но это еще не давало ему права диктовать, что мне делать с моим сердцем.

Он подошел с усмешкой, словно подогревая взглядом каждый дюйм моей кожи.

– А я притворюсь, что не помню твои мягкие ноги на моих бедрах или как ты дышишь перед тем, как кончить. – Он прикусил нижнюю губу, и потребовались все мои запасы воли, чтобы не потянуться к нему.

– А я забуду, как твои руки давили, прижимая меня к шкафу, чтобы войти в меня глубже, и твои губы на моей шее. Легко. Легко забуду.

Мои губы разомкнулись, я отступила на шаг, другой, и сердце защемило, когда он последовал за мной и прижал к стене.

Его рука легла рядом с моей головой, он придвинулся, скривив губы в полуулыбке.

– А я, значит, забуду, какой ты была влажной и горячей на моем члене и как просила еще, пока я мог думать только о том, чтобы раздвинуть границы возможного, чтобы дать тебе, что ты просишь.

Проклятье. Он начинал меня переигрывать. Жар опалил мою кожу. Я хотела, чтобы он был ближе. Как прошлой ночью. Но я хотела и большего. Его рваное дыхание касалось моих губ, и я сдерживала себя ненамного лучше.

На хер. Я же могу его получить, правильно? Могу взять, что он предлагает, и наслаждаться каждой минутой. Мы можем разнести в клочья все оставшиеся предметы мебели в этой комнате, а потом перейти в его. Но что с нами будет наутро?

Мы хотели друг друга, но только одному хватало смелости принять правила игры, а я заслуживала большего, чем отношения на его условиях.

– Ты хочешь меня. – Я положила руку ему на грудь и почувствовала, как колотится сердце. – И я знаю, что тебе страшно, хоть я и хочу тебя не меньше.

Он напрягся.

– Но вот в чем дело… – Я выдержала его взгляд, зная, что он готов сорваться и сбежать в любую секунду. – Ты не можешь диктовать, что мне чувствовать. Может, ты и раздаешь приказы в бою, но не здесь. Ты не можешь говорить, будто мы можем трахаться, но влюбляться мне нельзя. Это нечестно. Тебе остается только уважать мой выбор. Поэтому мы не станем трахаться снова до тех пор, пока я не захочу рискнуть своим сердцем. А если я влюблюсь, это будет моей проблемой, а не твоей. За мой выбор отвечаю только я.

Его желваки прокатились под кожей раз. Два. И он оттолкнулся от стены, освобождая меня.

– Это и к лучшему. Скоро я выпускаюсь – и кто знает, куда меня занесет. К тому же мы с тобой никуда друг от друга не денемся из-за Сгаэль и Тэйрна, а это усложняет… все. – Он отступал шаг за шагом, и между нами росло не только физическое расстояние. – А если продолжим притворяться, уверен, мы в конце концов забудем прошлую ночь.

То, как мы смотрели друг на друга, говорило мне, что никто из нас не забудет. И пусть он юлит сколько хочет, но мы раз за разом будем оказываться в подобных ситуациях, пока он не решится признать то, что между нами происходит. Потому что если я в чем-то и была уверена, так это в том, что влюблюсь в него – если уже не влюбилась, – и, понимает он это или нет, он ничем не лучше.

Отвернувшись от него, я подошла к расколотой деревянной мишени, взяла обломки и вернулась назад.

– Никогда не думала, что ты лжец, Ксейден. – Я прижала доски к его груди. – Купишь новую, когда придешь в себя. И мы снова выпустим пар.

И я выставила этого раздражающего придурка вон из комнаты.

* * *

– Слышали, что король Таури будет праздновать День Воссоединения здесь? – Сойер уселся рядом со мной, оседлав скамейку.

– Правда? – Я жадно накинулась на жареную курицу.

Из-за ежедневных тренировок с Карром мой желудок превратился в бездонную яму. И хотя профессор таскал меня на гору всего