Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

— Кто здесь ковбой?

Как бы подчеркивая серьезность своей угрозы, офицер толкнул Майкла назад к стене.

— Оставайтесь на месте, — скомандовал он и покинул комнату. Через тридцать секунд дверь вновь открылась, и в помещение вступил президент США Чарлз Беркуист, держа в руке все тринадцать страниц обвинительного заключения, составленного Хейвелоком. Президент остановился перед Майклом и поднял желтые листки.

— Впечатляющий документ, мистер Хейвелок.

— И главное — правдивый.

— Не сомневаюсь. Часть ваших трудов, бесспорно, заслуживает самого глубокого презрения, но я не устаю повторять себе, что человек с вашими заслугами не станет столь бесцеремонно обрекать на смерть такое количество своих товарищей. И я понял, что это в основном угроза — неотвратимая угроза, которая должна заставить всех выслушать вас.

— В таком случае вы еще раз лжете самому себе, — сказал Майкл, неподвижно стоя у стены. — Я объявлен «не подлежащим исправлению». С какой стати меня должна заботить судьба других?

— Потому что вы разумный человек и понимаете, что всему должно быть свое объяснение.

— Ложное объяснение, вы хотите сказать.

— Частично. И некоторые из них останутся таковыми навсегда ради блага страны.

Хейвелок помолчал, изучая грубоватое скандинавское лицо, твердый взгляд, чем-то напоминающий взгляд охотника, потом произнес:

— Мэттиас?

— Да.

— И как же долго вы сумеете держать его в этой могиле?

— Столько, сколько сможем.

— Но ему требуется помощь.

— Нам тоже. Его следовало остановить.

— Что вы с ним сделали?

— То, что происходит сейчас, только часть истории, мистер Хейвелок. Вы тоже явились одной из ее составных. Все мы оказались в одной лодке. Мы превратили его в императора, хотя знали, что даже божественное право, а тем более человеческое, не позволяет вручать империю в собственность одного человека. Мы провозгласили его богом, не будучи хозяевами небес. Любой ум, даже вознесенный на столь недоступные высоты, имеет в наше сложное время свои ограничения. Мы с вами заставили его пребывать в вечной иллюзии своей уникальности, своего превосходства над остальными людьми. Мы требовали от него слишком многого. Он лишился рассудка. Его мозг — этот исключительно мощный аппарат — не выдержал и сломался. Когда этот человек перестал контролировать себя, он начал стремиться к контролю над всем остальным: Возможно, чтобы компенсировать свою слабость, убедить себя в том, что он является тем, кем мы его провозгласили, хотя, может быть, в глубине души он и подозревал, что это не так. Но теперь все кончилось.

— Что значит «стремиться к контролю над всем остальным»? Как мог он добиваться его?

— Связав страну рядом обязательств, которые, мягко говоря, неприемлемы. Постарайтесь понять. Мы с вами стоим на глиняных ногах; у него же были ноги из ртути. Да, даже я, президент Соединенных Штатов — самый могущественный человек на земле, как утверждают некоторые. Это неправда. Я связан по рукам и ногам. Я обязан учитывать голоса избирателей, руководствоваться так называемыми принципами политической идеологии, надо мной все время висит топор конгресса... Сдержки и противовесы, мистер Хейвелок. Для него же ничего этого не существовало. Мы сами превратили его в суперзвезду. Он не был связан ничем, ни с кем не считался. Его слово было законом. Суждения остальных должны были отступать перед блеском его интеллекта. И если к этому добавить его шарм...

— Все это общие места, — сказал Майкл. — Абстракции.

— Ложь? — спросил Беркуист.

— Не знаю. Мне нужны факты.

— Я намерен вам их продемонстрировать. Если и после этого у вас сохранится желание выполнить угрозу, пусть в будущем это останется на вашей совести, а не на моей.

— У меня нет будущего. Я «не подлежу исправлению».

— Я же сказал, что прочитал ваши записи. Все, до последней строчки. Приказ о вашей казни уже отменен. Даю вам слово президента Соединенных Штатов.

— Почему я должен поверить этому слову?

— На вашем месте я, пожалуй, тоже бы не поверил. Я просто ставлю вас в известность. Лжи было много, и ее остается немало. Но то, что я вам сказал, — правда... Я распоряжусь, чтобы с вас сняли наручники.

Интерьер большой слабо освещенной комнаты без окон напоминал декорацию к научно-фантастическому фильму. Вдоль стены располагалось с десяток телевизионных экранов, каждый из которых передавал всю «картинку» событий. За огромным пультом управления работало четыре оператора. В помещении постоянно появлялись какие-то люди в белых халатах, которые просматривали видеозаписи, делали заметки. Кто-то сразу уходил, кто-то задерживался, чтобы посовещаться с коллегами. Единственная цель всей этой деятельности заключалась в том, чтобы зафиксировать и подвергнуть анализу каждое движение Энтони Мэттиаса, любое произнесенное им слово.

Его лицо и вся фигура демонстрировались одновременно на нескольких экранах, под каждым из которых мелькали красные цифры, указывающие время записи. Под крайним слева экраном горела надпись: «Текущее». Весь день, начинающийся с утреннего кофе в саду, идентичном с садом в Джорджтауне, был для Мэттиаса иллюзией.

— Ему делают две инъекции еще до того, как он проснется, — произнес президент, расположившийся вместе с Хейвелоком за вторым, меньшим пультом у задней стены комнаты. — Один укол расслабляет мышцы и снимает физическое и умственное напряжение. Второй стимулирует работу сердца, улучшает кровообращение и при этом не влияет на действие первого наркотика. Не спрашивайте у меня медицинских терминов, я их не знаю. Я только знаю, какой эффект дают эти препараты. Мэттиас имеет возможность вступать в симулируемые контакты достаточно уверенным в себе... в некотором роде как муляж самого себя в прошлом.

— Значит, его день начинается? Его... воображаемый день?

— Именно. Просмотрите мониторы справа налево. День начинается с завтрака в саду. Ему приносят доклады разведывательных служб и газеты, относящиеся к тем дням, когда происходили интересующие нас события. Затем на следующем экране вы можете видеть, как он выходит из дома, спускается со своим помощником по ступеням. Помощник обсуждает с ним проблему, взвешивает варианты, прорабатывает схему действий — одним словом, делает то, что нам нужно. Вся тематика, между прочим, почерпнута из его дневников. В течение дня рассматривается всего один вопрос. — Беркуист помолчал и затем указал на третий монитор справа. — Здесь вы его видите в лимузине; помощник все еще продолжает говорить, привлекая его внимание к нужной проблеме. Затем Мэттиаса некоторое время возят, постепенно показывая знакомые ему места: мемориал Джефферсона, памятники, некоторые улицы, провозят мимо южного входа в Белый дом... последовательность демонстрации не имеет никакого значения.

— Но это же всего лишь фрагменты, — сказал Майкл. — Он не видит целого.

— Он вообще ничего не видит, у него всего-навсего создается общее впечатление. Но, как утверждают врачи, даже если Мэттиас увидит фрагменты или миниатюрные модели, его ум отторгнет реальность, и в его восприятии останутся полномасштабные видения. Точно так же, как он ранее отказался согласиться со своей деградацией и продолжал требовать для себя все больших и больших полномочий... В конечном итоге он присваивал их самовольно... Взгляните на четвертый экран. Он вылезает из машины у государственного департамента, входит в здание и при этом что-то объясняет помощнику. Все, что он произнесет, будет тщательно изучено. На пятом вы видите, как он проходит в кабинет — абсолютно точная копия помещения на восьмом этаже — тут же просматривает телеграммы и свою программу на день. Вновь здесь все предметы совершенно идентичны подлинникам. Шестой экран показывает нам, как Мэттиас ведет телефонные переговоры, те же переговоры, которые он проводил раньше. Иногда его ответы пусты; какая-то часть его сознания, видимо, не воспринимает голос или не идентифицирует собеседника... но иногда мы узнаем совершенно чудовищные вещи. Он здесь уже шесть недель, но нам кажется, что мы едва-едва поскребли поверхность. Мы только начинаем понимать то, в какой степени он превышал свои полномочия.

— Вы говорите о тех поступках, которые он совершал? — спросил Хейвелок, пытаясь на секунду отвлечься от пугающего развития событий.

Беркуист взглянул в лицо Майкла, освещенное отблеском огоньков панели управления и мерцанием мониторов на противоположной стене.

— Да, мистер Хейвелок, о тех... «поступках», которые он натворил. Если во всей истории законно избранных правительств на земле кто-то самым чудовищным образом превысил полномочия своего поста, то этот человек — Энтони Мэттиас. Нет пределов тому, что он обещал — что он гарантировал -от имени правительства Соединенных Штатов. Возьмем только один день — сегодня. Политические решения приняты, курс действий установлен, но они, в момент безумия, перестают удовлетворять нашего государственного секретаря, и он все меняет. Следите за седьмым экраном, под ним значится: «ТЕКУЩЕЕ». Послушайте. Мэттиас сидит за своим письменным столом, в его представлении он вернулся на пять месяцев назад в прошлое. В то время было принято двухпартийное решение закрыть наше посольство в одной из новообразованных африканских стран, правительство которой возмутило весь мир массовым убийством своих граждан, расстрелами и виселицами. Помощник объясняет: «Господин государственный секретарь! Президент, Объединенный комитет начальников штабов и сенат совместно выступают в настоящее время против любых дальнейших контактов...» Ответ: «Тогда мы им ничего не скажем, не так ли? Допотопные реакции не могут лежать в основании современной внешней политики. Я свяжусь лично с их правительством и предложу тем людям новый и соблазнительный вариант. Вооружение и лесть — самые лучшие смазочные материалы международной политики. Мы предоставим правительству этой страны и то и другое». Майкл был ошеломлен услышанным.