Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 27
— Это же... безумие! — прошептал Хейвелок, не отрывая глаз от экрана. — И мы — партнеры с каждой из двух стран? Любой из договоров обязует нас нанести ядерный удар — первый удар?
— И второй, и третий, если потребуется, с атомных подводных лодок, дежурящих у берегов Китая и России. Два безумных договора, мистер Хейвелок, и мы, как видите, принимаем непосредственное участие в каждом. И все это зафиксировано в письменном виде.
— Господи!.. — выдохнул Майкл, снова и снова изучая тексты, словно омерзительные останки каких-то чудовищ. — Если об этом узнают — все погибло.
— Теперь вы понимаете, — произнес Беркуист, тоже отрешенно глядя на экран, — насколько серьезна и безвыходна ситуация, в которой мы оказались. Если мы не станем беспрекословно выполнять все указания, которые поступают мне лично, нам грозит глобальная катастрофа в самом прямом смысле этого слова. Стоящая перед нами угроза проста: ядерный пакт с Россией будет показан лидерам Китайской Народной Республики, а соглашение с КНР — руководителям в Кремле. И те, и другие поймут, что оказались преданы самой богатой за всю историю человечества шлюхой. Именно в это они поверят, и мир погибнет в пламени ядерных взрывов. Последние слова, которые мы услышим: «Это — не учебная тревога! Это — война!» И все это, к сожалению, правда, мистер Хейвелок.
Майкл чувствовал, как дрожат руки и кровь стучит в висках. Что-то в словах Беркуиста странно задело его, но пока он не мог уловить причину тревоги и продолжал смотреть на экран.
— Там ничего не сказано о сроках, — машинально заметил он.
— Сроки будут уточнены позже. Это — меморандум о намерениях. В апреле и мае должны быть проведены специальные совещания, на которых и будут определены даты ударов. Встреча с русскими должна состояться в следующем месяце, в апреле, с китайцами — в мае. Удары должны последовать через сорок пять дней после совещаний.
— Это просто не поддается человеческому разуму, — вымолвил Хейвелок, цепенея. — И вы считаете, что я имею к этому отношение?
— Имели. Если не прямо, то косвенно. Во всяком случае, оказались в опасной близости. Мы понимали, каким образом, но не могли понять — зачем. Но и первого было вполне достаточно, чтобы объявить вас «не подлежащим исправлению».
— Тогда, ради всего святого, раскройте мне эту тайну!
— Начнем с того, что дело против вашей подруги Дженны Каррас создал Мэттиас.
— Мэттиас?
— Это он хотел вывести вас из игры. Правда, мы не были уверены: то ли вы вообще уходите со службы, то ли просто меняете работодателя, покидая правительство США ради священной империи Мэттиаса Великого.
— Так вот почему за мной следили. В Лондоне, Амстердаме, Париже и... Бог ведает, где еще.
— Повсюду, куда бы вы ни направлялись. Но нам ничего не удалось выяснить.
— И на этом основании вы объявили меня «не подлежащим исправлению»?
— Я уже сказал вам, что не имел никакого отношения к первоначальному приказу.
— Хорошо, хорошо — это был «Двусмысленность». Но потом, вы подтвердили распоряжение.
— Позже, значительно позже, только после того, как мы поняли, что вам удалось узнать. Оба приказа, санкционированный и нет, были вызваны одной и той же причиной. Вы начали проникать в систему манипуляций, в структуры, стоящие за этими документами, стали догадываться о существовании связи между людьми в Вашингтоне и их неведомыми партнерами в КГБ. Мы же сейчас участвуем в гонках. Один неверный шаг с вашей стороны, который даже минимально засветит эти структуры, мог, по нашему убеждению, привести к тому, что эти документы, это приглашение к Армагеддону станет известно руководителям в Москве и Пекине.
— Минуточку! — изумленно и сердито воскликнул Хейвелок. — Так вот то противоречие, которое я сразу не смог уловить! Разве переговоры по этим соглашениям не велись в Москве и Пекине?!
Президент Соединенных Штатов не ответил. Он подошел к ближайшему стулу и опустился на него. Свет настольной лампы освещал его крупную, слегка лысеющую голову.
— Нет, мистер Хейвелок, — наконец произнес он, глядя на экран. — Переговоров не было. Это не более чем тщательно проработанная фантазия мощного, но больного разума, результат трудов выдающегося мастера составлять подобные документы.
— В таком случае опровергните их! Это же фальшивка! Беркуист отрицательно покачал головой.
— Вчитайтесь в текст, — резко заметил он. — Его практически невозможно опровергнуть. Здесь подробно перечислены самые секретные виды вооружения, имеющиеся в наших арсеналах. Дислокация, коды, спецификации, тактические характеристики. Тот, кто осмелился бы обнародовать такую информацию, закончил бы свои дни в тюрьме. Суд объявил бы этого человека изменником и приговорил бы как минимум к тридцати годам. А в Москве и Пекине без лишних слов просто расстреляли бы всех, кто мог быть заподозрен в разглашении их военных секретов.
Президент слегка повернул голову, по-прежнему не сводя глаз с экрана.
— Вы должны понять, что ни Москва, ни Пекин, увидев текст этих договоров, ни на минуту не усомнятся в их подлинности. Указаны позиции каждой стратегической ракеты, координаты каждой цели, на которые они направлены... Это не оспорить. Разработано все, вплоть до времени введения управляемых роботов на зараженную территорию противника. Это мастерски отточенные документы.
— Отточенные? — переспросил Майкл, удивившись нехарактерному для президента словечку.
Беркуист повернулся к нему. Вновь появившийся охотничий блеск в глазах контрастировал с усталым выражением лица.
— Да, мистер Хейвелок, именно отточенные. Теперь вы наконец добрались до самой сути Парсифаля. Эти документы — результат работы двух блестящих и при этом чрезвычайно информированных умов. Два человека проработали каждую деталь, каждый шаг, каждое положение так тщательно, словно от этого зависит дальнейший ход истории. Ядерная шахматная партия; победитель получает вселенную... то, что от нее останется.
— Как вы это узнали?
— Вновь язык документов. Это продукт двух умов. Не обязательно быть психологом, чтобы заметить вклад каждого из них. А если по существу, то Мэттиас просто не мог создать это в одиночку, так как не располагал всей, столь щедро заложенной в договоры, информацией. Но в сотрудничестве с другим, с русским, не хуже нас осведомленным к тому же о ядерном потенциале Китая, документ разработать вполне возможно. И они сделали это. Вдвоем.
Вперив взгляд в президента, Хейвелок произнес ровным голосом:
— Следовательно, второй и есть Парсифаль? Тот, кто способен нанести смертельный удар по всему живому?
— Да. В его руках оригиналы обоих договоров, в одном экземпляре, как он уверяет. Мы обязаны верить ему. Он приставил атомный пистолет к нашему виску... К моему виску.
— Следовательно, Парсифаль входит с вами в контакт, — произнес Майкл, переводя взор на экран. — Вы получили это от него, а не от Антона?
— Да. Вначале он выступал с финансовыми требованиями, которые с каждым разом возрастали, достигнув астрономических величин. Миллионы, миллиарды, сотни миллиардов... Мы решили, что он руководствуется политическими мотивами, что ему нужны средства для подкупа правительств, организации революций в Третьем мире, проведения террористических актов. Мы установили тщательное наблюдение за десятками стран с неустойчивыми режимами. Лучшие агенты нашей разведки внедрились в самые чувствительные точки этих стран. Эти люди получили задание следить за малейшими подвижками и изменениями. Мы надеялись таким образом выявить Парсифаля. Но затем мы узнали, что он и не прикасался к деньгам. Для него это был просто способ проверить, насколько мы готовы поступать согласно его приказам. Его не интересуют и никогда не интересовали деньги. Ему нужна власть. Он желает диктовать свои условия самой могучей стране на земном шаре.
— И он уже диктует. Подчинившись ему, вы совершили первую ошибку.
— Мы выигрывали время. И пока нам это удается.
— Рискуя подвергнуться полному уничтожению?
— Не оставляя надежду предотвратить его. Вы до сих пор не до конца понимаете ситуацию, мистер Хейвелок. Мы можем, и, возможно, предъявим миру Энтони Мэттиаса как он есть, и тем самым подорвем доверие ко всем нашим договорам и соглашениям последних десяти лет, но все равно не получим ответа на главный вопрос — каким образом в этих договорах могла появиться столь подробная информация? Неужели она предоставлялась человеку, официально объявленному выжившим из ума? Если так, то с кем он успел ею поделиться? Готовы ли мы показать потенциальному противнику наши наступательные и оборонительные возможности? Или дать им понять, насколько глубоко нам удалось проникнуть в их военные секреты?.. Мы не имеем монополии на ядерных маньяков. В Москве и в Пекине тоже найдутся люди, которые при первой угрозе утратить секреты потянутся к ядерной кнопке. И вы знаете почему?