Американские боги - Нил Гейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Племя, как они тогда назывались, было маленькое: кочевники Северных Равнин. Был у них бог, что жил в черепе мамонта и грубой накидке, сшитой из мамонтовой шкуры. Звался он Нуниуннини. Когда племя останавливалось на отдых, бог тоже отдыхал на деревянном каркасе высотой в человеческий рост.
Она была законоговорительницей своего племени, хранительницей его тайн, и имя ей была Атсула, что значит лиса. Атсула шла впереди двух воинов, которые несли на длинных шестах бога, закутанного в медвежьи шкуры, дабы не увидели его глаза непосвященных во время, не провозглашенное священным.
Со своими шатрами племя кочевало по тундре. Лучшие шатры были из шкур карибу, и таков был священный шатер, где сейчас сидели четверо: законоговорительница и жрица Атсула, старейшина племени Гугви, военный вождь Яану, и разведчица Калану. Атсула созвала их сюда через день после видения.
Атсула наскребла лишайников в огонь, потом левой, усохшей, рукой подбросила высушенных листьев: от них повалили серый, режущий глаза дым со странным острым запахом. С низенькой скамеечки она взяла деревянную чашку, передала её Гугви. Сосуд до краев был полон темно-желтой жидкости.
Жрица выискала грибы-пунг – каждый с семью пятнышками; только истинная законоговорительница сумеет отыскать гриб с семью белыми точками на шляпке, собрать их в темную ночь перед новолунием и высушить на оленьем хряще.
Вчера перед сном она съела три сморщенные шляпки, и сон ее смущали страшные видения: яркие огни уносились в вышину, и огненные скалы сосульками рушились в пропасти. Среди ночи она проснулась в поту с полным мочевым пузырем и, присев над деревянной чашкой, пустила в нее струю мочи. Потом вынесла чашку из шатра и вернулась на постель из шкур.
Проснувшись, она выбрала из чашки комочки льда, так что на дне осталась лужица более темной, более концентрированной жижи.
Именно ее она теперь передавала по кругу: первому Гугви, второму Яану и последней Калану. Каждый отпивал большой глоток, а остаток допила Атсула и выплеснула последние капли на землю перед богом, возлияние Нуниуннини.
Четверо сидели в задымленном шатре и ждали, когда заговорит их бог, а снаружи дышал и завывал ветер.
Тогда Калану-разведчица, женщина, которая ходила и одевалась как мужчина и даже взяла женой Далани, четырнадцатилетнюю деву, зажмурилась, поморгала, потом встала и подошла к черепу мамонта. Она натянула себе на голову накидку из мамонтовой шкуры и стала так, чтобы ее голова вошла в его череп.
– Зло в этой земле, – сказал Нуниуннини голосом Калану. И таково это зло, что если останетесь в земле ваших матерей и матерей до них, то все вы погибнете.
Трое внимавших забормотали.
– Нас угонят в рабство? Или придут большие волки? – спросил Гугви, чьи волосы были длинные и белые, а лицо сморщилось как серая кожа терновника.
– Нет, это не воины из чужого племени, – пророкотал нуниуннини, старый камень-шкура. – Это не большие волки.
– Это голод? Голод надвигается? – спросил Гугви.
Нуниуннини молчал. Калану вышла из черепа и стала ждать с остальными.
Гугви в свой черед натянул накидку из мамонта и просунул голову в череп.
– Не тот это голод, что всем вам знаком, – прошамкал Нуниуннини устами Гугви, – хотя и он тоже придет следом.
– И что же это? – вопросил Яану. – Я не боюсь. Я выйду против него. У нас есть дротики и пращи. Пусть даже выйдет на нас сотня могучих воинов, и все равно мы посрамим их. Мы заведем их в болота и раздробим им черепа палицами из кремня.
– Это не люди, – ответствовал Нуниуннини стариковским голосом Гугви. – Оно придет с неба, и ни дротики, ни пращи не защитят тогда вас.
– Но как нам уберечь племя? – спросила Атсула. – Я видела костры в небе. Я слышала грохот, в десять крат громче раскатов грома. Я видела, как были стерты с лица земли леса и как закипели реки.
– Аи… – сказал Нуниуннини и умолк. Гугви высвободился из черепа и вернулся на негнущихся ногах на свое место, ибо он был старый человек, и суставы у него распухли.
В шатре царила тишина. Атсула подбросила хлопьев в огонь, и от дыма у всех четверых заслезились глаза.
Тогда Яану подошел к мамонтовой голове и, накинув шкуру, всунул голову в череп. Голос его звучно гудел из кости.
– Вы должны пуститься в дальний путь, – изрек Нуниуннини. – Там, где встает солнце, вы обретете новую землю, безопасную землю. Путь вам предстоит долгий: луна станет наливаться и убывать, умирать и возрождаться, и в дороге вас будут подстерегать работорговцы и дикие звери, но я поведу и охраню вас от зла, если пойдете вы на восход.
Плюнув на земляной пол, Атсула сказала:
– Нет. – Она чувствовала на себе взгляд бога. – Нет, ты дурной бог, раз говоришь нам такое. Мы умрем. Мы все умрем. Кто тогда останется переносить тебя с возвышения на возвышение? Кто станет разбивать твой шатер и натирать тебе бивни жиром?
Бог молчал. Атсула и Яану поменялись местами. Теперь лицо Атсулы смотрело в бреши в желтоватой кости.
– Атсула утратила веру, – сказал Нуниуннини голосом жрицы. – Атсула умрет до того, как все остальные ступят на новую землю, но остальные станут жить. Верьте мне: есть на востоке земля, куда не ступала нога человека. Она вашей землей и землей ваших детей, и их детей в свой черед, семь поколений и еще на семижды семь. Не будь среди вас изверившейся лисы, вы сохранили бы ее навсегда. На рассвете снимите шатры, уложите пожитки и идите туда, где встает солнце.
Тогда Гугви, Яану и Калану склонили головы и восславили силу и мудрость Нуниуннини.
Луна налилась новым светом и начала убывать, народилась, округлилась и поблекла, истончилась снова. А племя шло на восток, преодолевая ледяные ветры, лишавшие чувствительности члены. Нуниуннини сдержал свое слово: никто не погиб в пути, только одна роженица, но роженицы принадлежат луне, а вовсе не Нуниуннини.
Они миновали перешеек.
С первым светом Калану ушла вперед разведывать путь. Вот и небо уже потемнело, а Калану еще не вернулась, но темное небо было словно живым, расцвеченным белыми и зелеными, фиолетовыми и красными огнями, которые кружились, вспыхивали и гасли, пульсировали и танцевали. Атсула и ее люди и прежде видели северное сияние и, как и прежде, страшились его, а такого танца им еще не случалось узреть.
Калану вернулась на стоянку, когда слились и реками потекли огни в небе.
– Иногда, – сказала она Атсуле, – мне чудилось, будто я могу раскинуть руки и упасть в небо.
– Это потому, что ты разведчик, – сказала ей жрица Атсула. – Когда ты умрешь, ты упадешь в небо и станешь звездой, чтобы вести нас, как ведешь нас при жизни.
– К востоку отсюда – скалы изо льда, высокие скалы, – сказала Калану, которая носила волосы, черные как вороново крыло, длинными, будто воин. – Мы можем взобраться на них но нам понадобится много дней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});