Княжья воля - Константин Кудряшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Криво висит сорваный дверной полог, рядом валяется перевернутое ведро, у входа ногами намешана грязь. У всегда аккуратного Жоха такого безобразия в хозяйстве я никогда прежде не замечал.
Не доезжая до поляны я соскочил с подводы и, опережая унылую поступь Лошарика побежал к избе.
С десяток шагов не добежал. Из дверного проема высунулся Жох. В одной исподней рубахе, в мокрых портах и тяжелых, пропитанных водой зимних меховых сапогах.
— Беда… беда, Стяр! Младина… — нащупав меня блуждающим взглядом, выдавил Жох.
— Что — Младина? — внезапно охрипнув, прокаркал я и тут же схватил молчащего вировца за плечи. Он закатил глаза, в моих руках пчеловода начало трясти, точно весь его организм разом пошел вразнос.
— Да говори ты толком, не заходись! — прокричал я прямо в его лицо. — Жох, твою мать! Жох!
— Утопла! — еле слышно выдохнул Жох, ноги его подкосились и он обмяк в моих объятиях.
Глава тридцать вторая
Она лежала за печью на широком топчане задернутым занавеской, отделяющей чуть меньше половины единственного в доме помещения.
Жох притащил на руках и уложил на ложе, которое я делил с ней не так давно.
Бледная и холодная.
Верхнюю одежку Жох распоясал, раскинул полы и зачем-то стянул с ног обувку.
Ушла за водой. Не послушалась, ведь он не разрешал, всегда сам приносил. Сегодня замешкался, старое дупло вычищал. Вернулся — одно неполное ведро стоит, другого нету. Пошел к реке, а из воды ноги торчат. Оскользнулась на мокрой глине. Мостков сроду не было. Еле вытащил. Намокла, тяжелая стала. В дом понес, думал — может отойдет, отогреется…
Где ему убогому про первую помощь утонувшему знать… Хотя, судя по начальному окостенению конечностей, смерть наступила прилично давно.
— Уйди, — сквозь зубы прошу я Жоха. Он когда очухался начал бормотать одно и тоже без остановки, все повторял как нашел Младу да как ее нес. Как заевший патефон, ей Богу! Не вытерпел бы я это слушать еще хотя бы минуту, чуть до греха не довел.
Я стоял рядом на коленях и гладил неподатливую, ледяную, синеватую руку, белые щеки и лоб, смотрел на полупрозрачные закрытые веки, на бескровные резные губы. Девчонка совсем. Смерть ничуть не испортила ее красоты, сделала только строже.
Вот она судьба. Случай нелепый, а две жизни зараз унес. Глина скользкая…
Не при чем здесь глина. Тварь я последняя… не уберег ее.
Я вжал лицо в ладони. Мысли из отупевшей головы вылетели как из простреленной, из чувств как у моллюска осталось только осязание, даже жалость куда-то исчезла.
Подушки пальцев снова скользнули по узкой музыкальной кисти, протянулись вдоль хрупких фаланг до ногтей. Надо же, у Дрозда почти такая же тонкая рука, а как с мечом управляется…
Стоп! Что это? Ну-ка, ну-ка…
— Яромир! Тащи лучину, — заорал я на весь дом. — Быстро!
При желтом свете поднесенной вплотную лучины я еще раз исследовал настороживший меня участок Младиной руки. Средний палец с подаренным когда-то вировской боярыней колечком на ощупь показался мне чуть толще других. Я покрутил тонкое колечко в попытке сдвинуть золотое украшение с привычного места. Так и есть — крутится туго. Я хорошо помнилкогда Млада изредка его снимала, оно соскакивало с пальца без особого усилия. Я потянул кольцо к ногтю распухшего пальца и заметил как легко двигается вторая фаланга, а сбоку на этом суставе стал заметен небольшое пятнышко. Повинуясь внезапной догадке, вытаскиваю ее руку из теплого зипуна, заворачиваю рукав влажной рубахи к плечу. Выше локтя на мякоти тоже синяки, словно с двух сторон тисками сжали. Осторожно приподняв голову покойницы, под густым корнем толстой косы ровно посередине затылка нащупываю выпуклую гематому.
Ах ты ж…
В груди становится горячо-горячо, сразу захотелось выхлестать ковш ледяной водицы и выблевать его обратно.
— Чего там нашел? — интересуется низко склонившийся над ложем Яромир.
Вопрос лютича я проигнорировал. Не глядя цапнул рядом стоящего Жоха за ворот, притянул к себе, спросил жарким полушепотом:
— Кто к вам приходил?
— Никого не было, — пискнул сгорбленный, опешивший от натиска Жох.
— Она ничего не рассказывала, напугана не была?
— Нет, как будто… почему ты спрашиваешь?
Я отпихнул от себя хозяина жилища, чувствуя прилив тихого, ледяного бешенства.
— Потому что убили Младу, Жох! Палец сломан, и на плечах синяки. Хватали ее, она сопротивлялась. Оглушили и в реку сунули.
— Да за что ж? — оторопело ахнул бортник. — Девка ведь!!! Дите сама еще!!
Разум отказывался принимать случившееся. Не нужно быть Шерлоком или комиссаром Мегрэ, чтобы отыскать улики и по ним разглядеть грубо состряпанное убийство. Иметь в голове примерную картину случившегося мало для определения исполнителей. Ударили, заломали, утопили… это все понятно, непонятно — кто и зачем. Случайно получилось? Вряд ли. Большинство случайностей влекут за собой покаяние или тщательное сокрытие содеянного, а тут даже тело не удосужились спрятать. Версия в залетных разбойников тоже отпадала, эти перед убийством девку обязательно бы попользовали или вовсе с собой утащили да и Жоху вместе с нажитым добром тоже бы не поздоровилось. Затуманенным, пустым взором я обвел стены жалкой бортниковой лачужки, словно пытаясь высмотреть в полумраке злодея и покарать на месте со всей возможной жестокостью.
— Погоди-ка! — воскликнул вдруг Жох. — Были тут двое. Меду прошлогоднего спрашивали.
— Кто? — рявкнул я, мгновенно вернувшись в реальность.
— Откуда-ж мне ведать — кто?! По виду — люди севера, один был рыжий, это я точно помню. Взгляд у него еще такой как у хищника, недобрый.
Я вскочил на ноги и вплотную приступил к пчеловоду у которого так своевременно проснулась память.
— Когда они приходили?
— Два дня назад пополудни.
— С Младой говорили о чем-то?
— Воды попросили. Она ковш и поднесла. Больше ничего.
С полминуты я стоял и сопел, не сводя глаз с лесовика. Сказал он мало, но эти несколько его фраз с кристальной ясностью помогли мне понять от чьей задницы потерянный хвост. Еще минута мне понадобилась, чтобы определиться с будущими действиями.
Я вернулся к ложу с покойницей.
— Яромир, глянь-ка еще вот здесь, на шею.
Когда Яромир, повинуясь указанию, с любопытством наклонился над Младой, я довольно сильно хрястнул ребром ладони в основание крепкого лютичского черепа. Поддержал обмякшее тело, уложил бережно на пол. Наблюдавший это злодеяние Жох ойкнул и предусмотрительно отступил на полшага. Я повернулся к вировцу.
— Не бойся. Оденься и сиди здесь. Никуда ходить не надо. Понял меня? Звать кого-то тоже не надо. Он
