Театр китового уса - Джоанна Куинн

Орг называет своих радистов «пианистами», и это определение подходит им: деликатная, уязвимая, внимательная работа. Те, кто в ней умел, так ценятся, что обычно перевозятся с места на место для безопасности и путешествуют по отдельности от не менее ценных радиоприборов, которые для них перевозят курьеры, чтобы они могли воссоединиться в анонимных укрытиях запретными любовниками. Но Софи и ее радио построили себе дом здесь. Кристабель замечает коробку спичек на полке, черный бумажный пепел в камине. Она пинает решетку, чтобы рассеять его.

Софи снимает наушники и передает Кристабель расшифрованное сообщение, записанное с аккуратностью домашней работы.

– Тебе бы поторопиться, дорогуша, – говорит она. – Сегодня сброс. Один человек, пять контейнеров. – Затем она начинает собирать свое оборудование.

– Девчонки ЖВС на приемной радиоточке соревнуются за твои сообщения, – говорит ей Кристабель, помогая спрятать чемодан обратно в трубу.

– Правда? Как мило, – с довольным лицом говорит Софи. – Я забываю, что там девушки. Думаю о них как о «Лондоне» – один человек, говорит немного, скорее всего парень.

– Они говорят, у тебя волшебные пальцы, – говорит Кристабель, возвращая пистолет. – Ты никогда не делаешь ошибок.

– Приятно знать, что на что-то гожусь, – говорит Софи, пряча пистолет, а затем еще раз крепко обнимая Кристабель. – Далеко я забралась от Хакни, а?

– Далеко, – говорит Кристабель, кивая. – Ты молодец.

Софи целует подругу в обе щеки.

– Как здорово, что ты тут, – говорит она. – А теперь в путь, не то Антуана удар хватит. À bientôt![58]

Отъезжая, Кристабель оглядывается на коттедж, стоящий в милях от чего бы то ни было, окруженный организованными рядами яблонь, обрастающих тенью в сумраке. Она думает о том, как Софи аккуратно сжигает бумагу, на которой записывает сообщения, как держит в пальцах маленький огонек.

Глубокой ночью Кристабель едет к месту посадки, летит по залитым лунным светом дорожкам, как ведущий гонщик на Тур-де-Франс; стоит на педалях, взбираясь на холмы, нависая над рулем на спуске. Антуан отправился вперед в грузовике пекаря, и она находит его на месте, на краю поля среди группы буков. Он сверяется с часами, уже злясь, – самолет опаздывает, а встретить его пришло слишком много народа. Кристабель замечает группу молодых французов за деревьями. Они курят и болтают, засунув пистолеты за пояса брюк.

– Почему их так много? – шипит она.

– Кто-то в деревне не может держать свой поганый рот на замке, – говорит он.

К тому моменту, когда они слышат приближение «Галифакса» – растущий низкий гул – небо уже светлеет на востоке. Выбегать на поле в сером полусвете, чтобы подать сигнал пилоту, кажется ужасно рискованным. Белые парашюты, лениво покачивающиеся на пути к земле, кажутся огромными колышущимися целями. Новоприбывший – француз средних лет, с энтузиазмом встреченный соотечественниками – таким же медленным. Он не может быть агентом, думает она, ему будто вполне довольно того, что стоит на открытом поле с парашютом за спиной. Он даже останавливается, чтобы поднять горсть земли.

– On y va, – говорит Антуан. – Vite![59]

Они прячут контейнеры в лесу, потому что слишком светло и рискованно их перевозить, затем засовывают мужчину и его парашют в кузов пекарского грузовика, чтобы Антуан отвез его на ближайшую станцию, а остальные следуют на разномастных велосипедах. Только Кристабель едет другой дорогой, а прибыв, она шокирована, увидев их всех по-прежнему вместе, единой группой на платформе. Она пробегает взглядом по другим пассажирам. Этот ранний поезд ждет много пассажиров, и у некоторых будто бы нет багажа.

– Это смешно, – говорит она Антуану, открывая зеркало компактной пудры, будто бы проверить лицо.

Он отвечает тихим голосом:

– Они говорят, что должны быть рядом для его защиты.

– Кто он?

– Один из лакеев де Голля, – говорит Антуан. – Возвращается в Париж.

– Они не хотят надеть на него табличку, чтобы все были в курсе? – говорит она, захлопывая пудру и убирая ее в рюкзак.

– Давай доставим его в убежище, Жильберта, а потом оставим их.

Дымящий поезд подъезжает к станции, и группа садится в него, направляясь к вагону первого класса. Антуан идет следом, но садится отдельно и разворачивает газету. Кристабель стоит в проходе следующего вагона, откуда ей через дверь видно Антуана. В голове у нее бьют колокола тревоги. Она слышит собственное дыхание сквозь шум движущегося поезда.

Нужно всего три вещи: движение газеты Антуана, когда он опускает ее с намеренной медлительностью; мельком увиденную фигуру в черном плаще, идущую через вагон первого класса, и раздраженный голос француза.

Кристабель опускает ближайшее окно вагона так низко, насколько возможно. Поезд несется сквозь туманную сельскую местность, рассвет на горизонте пылает оранжевым. В первом классе крик, лай приказов на немецком. Hände hoch! Она видит несущиеся навстречу деревья и цепляется обеими руками за верхний край окна, чтобы поставить на нижний одну ногу. Оглянувшись, она видит другую группу мужчин, пробирающуюся к ней по проходу. Она поднимает другую ногу, мгновение сидит на корточках, замерев длинноногой птицей. Затем раздается выстрел, и она взлетает.

Ей не нужно было приземляться так неуклюже, на одну ногу, вывернув лодыжку так, что из горла вырвался вопль боли. Ей не нужно было идти на этой поврежденной лодыжке. Ей не нужно было возвращаться в место, которое они только что покинули.

Она должна была исчезнуть. Она должна была сбежать.

Она хотя бы избегала открытых мест, ковыляя и продвигаясь на корточках по вспаханным полям, кусая губу, чтобы заглушить невольные крики боли, прижимаясь к земле за розовой изгородью, когда мимо проезжала немецкая патрульная машина, и оставаясь на земле, цепляясь за землю руками. Когда они отъехали, она наконец поползла по земле на животе, помогая себе коленями и локтями, пока не смогла разглядеть вдали одинокий коттедж Софи. И когда была достаточно близко, чтобы увидеть входную дверь, свисающую с петель, остановилась. Она позволила себе посмотреть на нее – выбитый зуб в разбитом рту – и позволила посмотреть снова, а затем заставила себя развернуться и поползла прочь сквозь яблони.

Les Enfants Perdus

Март 1944

У Кристабель есть адрес, вызубренный в продуваемом насквозь кабинете на Бейкер-стрит. Возможное убежище. Придорожное бистро на окраине Руана, часть пути отхода, по которому людей вывозят из Франции. Она не может дойти до него на поврежденной лодыжке, от боли кружится голова, поэтому она рискует и останавливает мальчишку на запряженной лошадью телеге, рассказывает невероятную историю о падении на прогулке и предлагает деньги за проезд. Он окидывает взглядом ее покрытую грязью юбку и блузку, но ничего не говорит, только кивком головы показывает, что она может забраться